Из жизни братьев
Восковая моль — вредитель любой пасеки, но в нашем монастыре из нее делают уникальный продукт, который используют в медицине, например в терапии при туберкулезе. Кто и как несет необычное послушание, читайте в нашем материале.
«Собирать личинки — как вязать»
— Вы не боитесь моли? — спрашивает меня матушка Иоанна (Орлова) — старшая на пасеке. — Нет? Отлично, прекрасно! Я тоже люблю их всех! А то многие брезгуют…
На монастырской пасеке удалось «приручить» опасного вредителя. В молярии — инкубаторе с определенной температурой — личинки восковой моли выращивает брат Валерий с подворья Лысая Гора.
Брат Валерий, седой мужчина в кепке и джинсах, открывает инкубатор. В маленьком помещении — полки до потолка, на них стоят контейнеры с личинками. Повсюду летает моль. Брат Валерий называет контейнеры семьей. Он снимает один с полки и поднимает изъеденную молью тряпку — ей в семье поддерживается необходимая температура и влажность.
— Вот личиночки, которые ползают, — показывает он на своих питомцев и перебирает землю в контейнере пальцами. — Их море! Десятки тысяч личинок. Каждая моль откладывает 50 яиц. Недавно их собрал, поэтому тут только маленькие, больших нет.
Брату Валерию 71. На подворье он 16 лет. На пасеке — два года.
— У меня были разные послушания: и библиотека, и теплица, и свечная мастерская. Здесь плюс — природа. По-другому воспринимаешь послушание. Всё красиво. Ощущение внутреннего спокойствия, гармонии. Как у любого человека, который приходит в лес, поле. Но не многие согласились бы здесь работать. Сама моль, личинки нагревают воздух. В молярии всегда температура выше, чем на улице. Когда начинается сбор моли, температура достигает 30–32 градусов.
— Когда вам сказали, что вы идете заниматься восковой молью, как вы отреагировали?
— Положительно.
— Почему? Какая-то странная, не очень приятная личинка, с которой нужно возиться…
— Я смотрел на конечную цель. Знал, что из этой личинки делают лекарство. Восковая моль является очень мощным природным иммуномодулятором, используется при лечении всех болезней, связанных с органами дыхания, особенно полезна при туберкулезе. И вообще очень эффективное лекарство.
Я сдаю в монастырь личинки, залитые спиртом или водкой, а из них делают мази, бальзамы и эликсиры. Работы много, но, если всё грамотно распланировать, даже один человек справляется. Активный рабочий день начинается примерно с 6 утра. И до 4–5 вечера. Больше просто не выдерживаю. У меня уже работа как конвейер. Сам для себя выстраиваю цепочку работ, стараюсь войти в недельный цикл. Мне так удобнее. Три-четыря дня — сбор личинок, дальше кормление. Кормлю отработанными сотами, пергой.
Собирать нужно самые крупные личинки, маленькие оставлять — через неделю эти личинки дойдут до кондиции. Каждую банку надо перебирать 20–30 минут. Банок летом было 90, сейчас — 60. Перебираю без перчаток, на ощупь, чтобы лучше чувствовать личинки. Нужна скорость пальцев, чтобы ловить их — они же тоже «бегают» быстро. Это вопрос опыта и тренировки. Нужна концентрация, сосредоточенность, в процессе уже ничего не замечаешь. Нет лишних мыслей.
Все личинки никогда не соберешь. Они вокруг себя склеивают комочки, и, чтобы к ним добраться, надо всё мелко перетереть, но тогда повреждаются маленькие личинки. Оставшиеся личинки превращаются в куколки, а из них рождается новая моль. Это уже упущенная личинка.
— Для вас это успокаивающее занятие?
— Примерно как вязание, я так думаю (смеется).
«Раньше занимался роботами, а теперь — личинками»
— Тебе два-два? — спрашивает матушка Иоанна у брата Валерия.
Он кивает, и она насыпает в его чашку две чайные ложки чая и две сахара.
В небольшом домике, где мы пьем чай, есть кровати, стол, чайник, печь-буржуйка. Все, кто трудятся на пасеке, здесь обедают. В будке у входа в домик живет пес Барбос. Большой, с черной нависающей на глаза челкой, он громко лает и прыгает на хозяина. Брат Валерий говорит, что пес добрый, общительный и любопытный.
На улице дождь. Время от времени скрипит входная дверь. «Певучая», — замечает матушка. Брат Валерий делает глоток крепкого чая. Говорит неспешно, с паузами, как будто каждое слово взвешивает на весах. Ничего лишнего.
— Я приехал в Минск из маленького городка Кореличи — учиться. Окончил радиотехнический институт. Работал «на роботах» — разработчиком систем управления в лаборатории при заводе. Потом был ведущим конструктором, в перестроечное время — зам. главного конструктора, зам. главного инженера, титулов хватало.
— Значит, раньше у вас в подчинении были люди, а сейчас… личинки? Вы не сожалеете?
— Сейчас кажется, что это было не со мной. Или что вообще этого не было. Совсем другая жизнь. Сожаления нет абсолютно. У меня была очень ответственная работа, но в той жизни не было спокойствия. В какой-то момент мне стало неинтересно жить. Смысла не чувствовал. Было ощущение неправильности, пустоты, хотелось чего-то другого. Все эти высокотехнологичные производства в 90-е годы стали разрушаться, люди шли на улицу, кто занимался бизнесом, кто торговал. А мне это было неинтересно. С женой мы развелись. Дочки уехали жить в Прагу — они обе программистки. У одной своя компьютерная фирма, а младшая — заместитель отдела тестирования в Google. То есть проблем у них нет. Я бываю у них в гостях. Моя младшая дочь сама ходит в храм, поэтому поддержала меня в моем решении.
«Здесь есть ощущение внутренней свободы»
— О подворье я знал еще в 2000-х годах, — продолжает брат Валерий. — Один знакомый рассказал, что здесь хорошо. Я уже тогда ходил в церковь. И практически каждое воскресенье был в храме.
Собирался года два, а потом взял и поехал. Другого выхода не видел. Ехал конкретно на подворье. Мне было интересно. Я сказал, что побуду месяц, если понравится, то останусь.
Первое, что делал — работал в трапезной: занимался заготовкой продуктов, коптил рыбу, творог делал. После тех лет, что бегал как белка в колесе, почувствовал себя свободным человеком. Здесь есть ощущение внутренней свободы.
— Трудно понять, если сам не испытал. Для других — это закрытое место, где, наоборот, свободы нет.
— Это кажется. Внутренняя свобода не связана с местом. Если человек, попадает на подворье как в часть монастыря, то полностью отвязывается от быта. Это немаловажно. И ты сосредотачиваешься на работе.
Человек перед Богом
Пасека и домик окружены лесом, как забором. Вокруг луг. Брат Валерий выходит из домика. Все его движения неспешные, без суеты. Ощущение, что он хозяин и этого луга, и леса — настолько он гармоничен в этом месте…
— Здесь, на природе, радость и полнота жизни другая. Вы это чувствуете?
— Конечно. Тут всё по-другому. Тут природа, Господь. На душе спокойно. Пришел, поработал. Даже работается тут легче, чем в городе. Намного. Тут как такового понятия работы нет. Есть послушание.
— Как служение?
— Конечно.
— Чем для вас отличается служение от работы?
— Разное внутреннее отношение. На работе человек старается хорошо выполнить свое дело для начальства, ну или для совести. А тут есть ощущение, что ты перед Богом. Даже если никто не заметит твоего труда, ты стараешься его сделать хорошо. Очень сложно сохранить это чувство каждый день. Наверное, у отшельников есть такой опыт. Не всегда, конечно, но у меня бывает.
— Подворье тоже ведь на природе…
— Это другое. Там много людей, объекты. Похоже на агропоселок. А тут пасека — самое благодатное место: тихо, спокойно, пчелки жужжат, птички поют.
— Вы стали счастливее здесь?
— Спокойнее. Раз ближе к природе — значит, ближе к Богу. Минимум людей, меньше суеты. Раньше выезжал в город каждый месяц — пенсию получить, что-то купить. А сейчас не хочется.
Брат Валерий замолкает. В это время на пасеке слышен только шум леса и дождя.
— Чувствую, что это очередной этап в жизни. Так просто, случайно, на подворье не попадают, — говорит брат Валерий.
Пес Барбос мирно садится у его ног.
Беседовала Ольга Демидюк
Фотографии Ольги Сеньковой и Евгения Прокофьева
