Где проходит граница между чувством собственного достоинства и гордыней? Мне кажется, один из рубежей - способность принимать помощь и обращаться за поддержкой в трудных ситуациях, не чувствуя при этом униженным себя и не пытаясь унизить других.
Статья об умении принимать помощь была одной из первых на моем, тогда еще не ставшем литературным канале. Теперь предлагаю поговорить об этом, взяв в качестве иллюстрации сюжетную линию из романа Д.Лондона "Мартин Иден" (прошлые статьи об этом романе здесь и здесь)
Краткое содержание:
Мартин Иден, выходец из бедной семьи, матрос. Знакомство с семейством юриста Морза пробуждает в нем желание тоже жить красивой, культурной, обеспеченной жизнью. А любовь к Руфи Морз превращает это желание в благородную цель стать достойным возлюбленной. И ради этого малограмотный Мартин решает ни много, ни мало… стать знаменитым писателем!
Однако быстро выясняется, что 14-часовой рабочий день не оставляет сил и времени на труд интеллектуальный. Поэтому Мартин бросает любые оплачиваемые занятия и полностью посвящает себя образованию и творчеству. Вскоре деньги заканчиваются, приходит крайняя нужда, реальный голод. Пока у Мартина есть парадный костюм, он изредка заходит на обед к Морзам. Но как только костюм отправляется в заклад, путь в приличный дом ему заказан. В этих случаях его понемногу подкармливают такие же бедняки: квартирная хозяйка, сестры, соседи.
И вот, через два года, упорный литературный труд принес и деньги, и признание. Теперь у Мартина нет отбоя от приглашений на обед в самые фешенебельные дома. Но его бесит мысль: почему эти люди кормят его теперь, когда он сыт, и никто не предложил обеда в голодные времена?
Казалось бы, это и есть обличение бездушности сытого общества, реагирующего только на яркие внешние маркеры - славу, моду и лишенного простого сострадания. Но все не так просто.
Что сытый голодного не разумеет - это бесспорно. Достаточно почитать комментарии под любой статьей о возможности жизни на МРОТ. Даже люди, которым приходилось какое-то время жить в режиме жесткой экономии, не понимают разницы между временными ограничениями при некотором запасе ресурсов и длительной нищетой.
Вряд ли могла понять реальное положение дел Мартина и его невеста, девушка из обеспеченной семьи конца XIX века. Да, она навещала жениха в бедняцком квартале, видела убожество его жилья и запавшие щеки. Но Руфи даже в голову не могло прийти, что речь идет не о выборе между дорогим и дешевым рестораном, а об отсутствии еды вообще! Такие реалии были за горизонтом ее восприятия.
Однако и ее родители, и большинство знакомых Мартина ситуацию понимали правильно. Но вот вопрос: а как они могли помочь? Ведь от большинства предложений от отказывался сам, причем его мотивация была, мягко говоря, не слишком приятна дающей стороне.
Единственным проявлением бездушных общественных установлений можно счесть лишь ситуацию с костюмом. Мартин на правах жениха может приходить в Морзам обедать - но только в соответствующей одежде. Посадить за парадный стол оборванца в старой спецовке никак невозможно!
Как же тогда ему помочь? Желание помочь вполне искреннее, ведь Морзы относились к Идену очень неплохо: ценили несомненное дарование, довольно высокие моральные принципы, согласились на дружбу, а затем и помолвку неотесанного простолюдина со своей дочерью... Ему даже прощаются грубые выпады в адрес гостей (снисходительность к неофиту, нахватавшегося книжной мудрости по верхам).
Отправить голодающего на кухню, где служанка поставит под нос миску с кормом? Главе семейства взять жениха на негласное содержание? Самой Руфи иногда подкидывать несколько долларов из денег, даваемых родителями "на булавки"? Морзы понимают, что все это будет воспринято Мартином как тяжелейшее оскорбление.
Точнее, он принял бы материальную помощь, но только при одном условии: прилюдном объявлении себя не дилетантом, проект которого не дает отдачи, а непризнанным пока гением, знакомство с которым Морзы почитают за великую честь. Ведь его рассказы уже написаны и предъявлены узкому кругу! Вот этот круг и должен уже сейчас высказывать все подобающее восхищение, не дожидаясь реакции издателей и широкой публики.
Кстати, помните "Сагу о Форсайтах"? Меценатку Джун и ее "несчастненьких"? Разные непризнанные художники и косящие под них тунеядцы охотно снисходили до денег взбалмошной дамочки, и при этом выставляли ее же виноватой при малейших побуждениях к действию. Мисс Форсайт имела право только восхищаться, получая в награду право выполнять любые материальные прихоти гениев.
Именно из-за гордыни Мартин Иден с негодованием отвергает и все предложенные варианты "чистой" работы: и репортерство, и службу в конторе Морза. Хотя обе эти работы как минимум дали бы связи и много сведений о работе издательств, взаимодействии сторон, составлении договоров и т.п. В конечном счете это значительно ускорило бы продвижение рукописей, позволило не делать самых банальных ошибок.
Против журналистики Иден хотя бы выдвигает аргумент - боязнь испортить свой уникальный стиль (ха-ха, а штампованные любовные рассказики этот стиль не портили?). Зато вариант сидения в конторе и копания в бумагах солидной фирмы для него столь же оскорбителен, как предложение зятя стать возчиком при магазине. Он же гений, он выше всей этой низменности!
Кажется странным, почему гордыня не мешала Мартину принимать помощь "снизу", от людей, еще более стесненных в средствах? Здесь психологический выверт: помощь от слабых женщин (сестер, многодетной квартирной хозяйки) воспринимается отчасти как материнское утешение и не унижает. Да и можно ли требовать от простых женщин, чтобы они оценили его, Мартина, талант и высоту полета?! Они просто по своей бабьей глупости не могут понять, как он велик, поэтому их жалость простительна. Зато от мужей сестер он не намерен ни выслушивать укоры, ни получать помощь. Еще не хватало!
Именно гордыня в конечном счете приводит к разрыву Мартина и с родными, и с Морзами. Безусловный титанический труд на не приносящей плодов литературной ниве все-таки вызывал сострадательное, но уважение. Но когда оказывается, что Мартин вместо работы с тем же видом непризнанного пророка шляется по митингам и сомнительным притонам - это уже слишком!
Со времени написания романа прошло более ста лет. Но разве мало сейчас людей, упорно готовых вышагивать по граблям в направлении непробиваемой стены, но считающих ниже своего достоинства спросить, где здесь дверь и нормальная дорога? Или мало "творческих личностей", не снисходящих до работы, якобы оскорбляющей их неоцененный талант? Можно ли им помочь, не получив ответного презрительного плевка? И можно ли предоставить идти своей дорогой, не получив обвинений в бездушии? Кажется, это очередной вопрос из числа вечных и неразрешимых.
Чтобы не пропустить интересные статьи, жмите на название канала или пользуйтесь Каталогом заседаний клуба