Каким молочком поят будущих революционеров?
Гриша Зиновьев (точнее, Овсей-Герш Аронович Апфельбаум) родился в 1883 году в Российской Империи, в небольшом уютном городке Елисаветграде, что был заложен как южный форпост империи в середине 18-го века.
Отец Овсея-Герша был владельцем молочной фермы и имел немало коровок. Точнее, Арон Апфельбаум имел молочко от этих коровок, которое успешно продавал, да еще на питание сынуле оставалось. Чтобы рос он крепким и сильным, и заработал много денежек, поддерживая папашу в старости.
В школу Овсей-Герш (а, по-нашему, Гриша) не ходил, да и что там-таки нового скажут? К нему на дом приходили педагоги, к тому же и папа с мамой были людьми культурными, образованными, поэтому задачки про коров в головах скота и надой в декалитрах кучерявый пацанчик научился решать быстро. Он вообще старался все делать быстро. Быстро вляпался в марксисткую ячейку, быстро окунулся в агитаторство и еще быстрее «смотал удочки» от вальяжной царской полиции.
Молочных папиных деньжат вполне хватало на длительные еврокруизы. Берлин, Париж, Лондон и, конечно, швейцарский Берн, где Гриша не только поступает на химический факультет местного университета, но и создает свою межличностную «химию» с самим Ильичем-Лениным, который был старше его на 13 лет, но в питии пива, поедании круассанов и прочих шалостях давал молодым приличную фору.
Химфак – юрфак - ревфак
По совету ли Ильича, или по собственному нежеланию усердствовать в учебе, Григорий Евсеевич Зиновьев (так он решил себя именовать в околопартийных кругах, хотя был у него еще литературный псевдоним Радомысльский), бросает химфак, поступает на юрфак, успешно бросает и его, затем снова наведывается в Россию, где чудом избегает серьезной отсидки за очередные провокации, и вместе с Лениным драпает в Австрию, а затем в любимую обоими Швейцарию. Шел 1908-й год, и для двух друзей открывалась прекрасная картина многолетнего пребывания на пятизвездочном горном курорте с чистейшим воздухом и вкусным пивом.
Когда же в 1917-ом году, сказочно-идиотическим образом, либералы-февралисты своей бездарностью в управлении страной открыли окно для сидящих заграницей курортников-мечтателей, те, заполучив на раскрутку бонусные миллионы от фронтовых врагов России, покатили в пломбированных вагончиках делать революцию и палить страну, которую не жалко.
А чего ее жалеть-то? Страна же называлась Российская империя, а не Израиль, не Иудино Царство и не как-то еще. Поэтому, будьте-нате, встречайте «евро»бригаду ждунов-обормотов, разместившихся в целых трех поездах. Списки прибывших не раз публиковались, но для интересующихся темой и фамилиями пассажирчиков, приведу их в первом комментарии, дабы не перегружать всю статью.
Партиец №2 или любовник №1
Среди пассажиров главного «пломбированного» вагона катил в Россию и Григорий Зиновьев с двумя женами (бывшей Саррой и настоящей Златой) и сыном Стефаном. Близость к Ленину плюс ораторское искусство, которым за годы промывания мозгов рабочим и солдатикам, весьма недурно овладел наш Евсеич, позволила ему не только занять видное место в ЦК партии, но и быть номинированным под номером 2 (первый - понятно кто!) в большевистские списки по выборам в Учредительное собрание.
Но даже верные ленинские псы революции иногда показывают зубки. Будучи аккуратными до трусости или трусливыми до стерильности, Зиновьев вместе с дружком Каменевым выступают против вооруженного выступления в октябре 1917 года (мол, рановато еще!), тем самым решая пойти против самого Ильича и фактически слив планы о намечающемся перевороте в газеты. Осерчавший вождь пролетариата поставил вопрос об исключении штрейкбрехеров из партии, но быстро отошел, тем более у него в памяти была еще свежа их экологически чистая идиллия, когда они после провала июльского выступления скрывались от злюки Керенского в уютном шалаше, расположенном в живописных лесах петроградских предместий.
Злые языки поговаривают, что два первых сокола революции в своем гнездышке-шалашике ворковали нежными голубками, о чем свидетельствуют письма, якобы обнаруженные историком-архивистом И.Соколовым в девяностых годах в спецархивах. Фривольные тексты этих посланий не вызывают сомнений в ориентации данных ревперсонажей, вопрос только в существовании и подлинности этих документов. В любом случае, фразочки из писем типа «целую тебя в твою марксистскую попочку» от Гриши, и «твоЯ Вова» от Вовы, недвусмысленно обозначают занятые позиции голубков в этом алькове революции.
Гришка Третий правит Петроградом
От информации непроверенной возвращаемся к фактам. А факты говорят о том, что Ильич прощал Грише его некоторые панические закидоны, продвигая Зиновьева вверх по карьерной лестнице через две ступеньки.
С декабря 1917 года Григорий Евсеевич трудится Председателем Петросовета, с 1919-го параллельно тянет ношу Председателя Исполкома Коммунистического Интернационала, беспрестанно пишет статьи и говорит умные речи, которые уже складываются в мощное Собрание Сочинений.
О качестве работы сейчас нам судить трудно, но то, что среди питерской интеллигенции за свою свирепость и приверженность террору Зиновьев получил презрительную кличку «Гришка Третий» (после Отрепьева и Распутина) – это факт. Как факт и то, что поначалу отнекивающийся от «красного террора» Григорий Евсеевич вошел «во вкус» работы «петроградским диктатором», подписывая расстрельные списки в сотни человек (!) за день.
Как «вождь Коминтерна» Зиновьев тоже оказался слабоват, упустив шансы «запожарить» Европу, прежде всего Германию, провал с которой он успешно списал на Радека. Даже его сподвижники вспоминали, что при первых неудачах Зиновьев скисал, ложился на диван и грустно вздыхал, что «все пропало». Так было, например, когда Юденич подходил к Петрограду, а руководитель обороны города впал в депрессию и паниковал, так было и после смерти его покровителя и главного протекциониста Ильича.
Покатилось под откос жизни колесо
Пару лет для Зиновьева колесо удачи катилось по инерции, но в 1926-ом ось лопнула, и понеслось десятилетие крушения всего и вся. Мудрый Сталин постепенно отстранял ленинского любимчика от рычагов власти, а тот все подставлялся и подставлялся – с различными выступлениями невпопад, с объединением с Троцким, с неискренними признаниями и прозрениями.
Жизнь – удивительная штука. В 1936-ом Зиновьеву пришлось пройти путем смертников, которых он еще 15 лет назад тысячами отправлял на плаху. Только по надуманному делу о «Таганцевском заговоре» в 1921-ом было расстреляно 96 человек, в том числе замечательный поэт и бесстрашный воин Николай Гумилев.
О том, как Николай Степанович стоически вел себя перед смертью, с уважением рассказывали даже бойцы из расстрельной команды ВЧК.
Зиновьев же выл и скулил, целовал сапоги своим палачам, умолял предоставить «звонок другу-Иосифу», вызывая презрение даже у таких же, как он, приговоренных.
Секретарь Сталина Борис Бажанов, вблизи видя Зиновьева в работе, дал ему такую характеристику:
"Зиновьев был человек умный и культурный; ловкий интриган, он прошёл длинную ленинскую дореволюционную большевистскую школу. Порядочный трус, он никогда не склонен был подвергаться рискам подполья и до революции почти вся его деятельность протекала за границей.
Трудно сказать почему, но Зиновьева в партии не любят. У него есть свои недостатки, он любит пользоваться благами жизни, при нём всегда клан своих людей; он трус; он интриган; политически он небольшой человек...»
Тем не менее, в Советском Союзе Зиновьев-Апфельбаум был, безусловно, значительной фигурой. Расстрельные пули, завершившие земной путь Григория Евсеевича, хранились, как реликвия, у руководителей НКВД - Ягоды, а затем и Ежова.
Хотя зачем они были им нужны, не совсем понятно. Быть может, аукционов ждали громких. На недавнем подобном аукционе кружка с портретом Зиновьева ушла за четыре с половиной миллиона рублей.
А тут, представляете, пули бы эксклюзивные на продажу выставили!..
