В мире Аркона было всего два правила: говорить и молчать. Казалось, что проще суметь уложиться в это прокрустово ложе, но секрет заключался в том, что между двумя нехитрыми правилами скрывалось множество нюансов. Никем не писанных и никем не озвученных, но имеющих неумолимую силу закона, определяющего кому быть, а кому не быть.
Аркон и не помнил, сколько промелькнуло сорвавшихся в бездну, и скольким они обязаны тем, что их подтолкнули в спину. Имя было им – легион. Легион скрытых во тьме и канувших во мрак…
Объясняя суть происходящего самому себе, Аркон вывел правило, что исчерпывающе объясняло, почему для гибнущего большинства нет даже шанса на спасение. Он назвал это правилом трёх сил, непреодолимо влекущих к самоуничтожению, самим зовом первозданного Хаоса. Самодовольная гордыня и беспечная глупость, соединённые с притуплённой памятью, открывали внутри обречённого портал в Ничто. В безвременное, вечное исчезновение…
Гремучей смеси оказывалось достаточно, чтобы с одинаковой лёгкостью погубить умного и глупого, хитрого и простодушного, сильного и безвольного. Погибающего иногда спасала Фортуна, но в том случае, если он не выносил должного урока, участь его была предрешена.
"Мир держится на трёх китах, – говорил Аркон при каждом падении новой жертвы, напоминая себе о нелицеприятном законе бытия. – Блажен, кто знает их имена!"
Сам Аркон их знал и помнил, но собственным пониманием никогда и ни при каких обстоятельствах не делился. Напротив, если кто-то начинал догадываться, подбираясь близко к сокровенной тайне, он старательно подбирал ключи к чувствам и мыслям непрошеного гостя, чтобы отклонить его от спасительного знания.
Неведомым чутьём Аркон понимал, что число гибнущих имеет свой логический предел, который отодвигает его роковой час, благодаря чему может перемениться Судьба. Он был не намерен рисковать малейшим шансом, иллюзией собственного выживания…
"Падайте, падайте, падайте… бездна не знает дна, и хаос не ведает насыщения…" – шептал Аркон вслед каждой тающей во тьме тени.
И тени выстраивались в его голове мрачным храмом, капищем обречённого времени. Но пока он будет – будет помнить столько, сколько сможет быть…
Время вышло погулять,
оглашенных постращать:
волк и семеро козлят
заказали чартер в ад.
На горе мелькнул Гермес,
как басмаческий обрез,
дав Юпитеру на дым
по сусалам золотым.
Чудо-юдо рыба-кит
отрастил себе бронхит, –
и смущённый Громобой
поперхнулся на прибой.
С высоты предвечных глыб
всех живых послал "на Вы", –
но Амурова стрела,
в алгоритмы не легла.
Совесть, старый демагог,
трансформировалась в слог,
завещая, как рубеж,
выбирать себе падеж:
"Афродита, мать богам,
кукиш с маслом дарит вам!
И за фобию вины
приглашает на блины!"
Злой Меркурий, всем назло,
отстрелялся в молоко,
удирая навсегда
в заповедные года…