Да, как правило именно Фалес считается родоначальником античной философии. Но вполне возможно что такой славой он обязан Аристотелю. Но с большим правом первым подлинным философом можно было бы назвать ученика Фалеса – Анаксимандра.
Анаксимандр родился приблизительно в 610 г. до н.э. Он является автором первого философского труда, к тому же написанного в прозе – под заголовком «О природе». Впрочем, такое название скорее всего является данностью более позднего времени, когда всем ранним философам приписывали труд под подобным названием. О жизни Анаксимандра можно узнать некоторые сведения из труда Диогена Лаэртского:
«Анаксимандр Милетский, сын Праксиада. Он учил, что первоначалом и основой является беспредельное (apeiron), и не определял его ни как воздух, ни как воду, ни как что-либо иное. Он учил, что части изменяются, целое же остается неизменным. Земля покоится посередине, занимая место средоточия, и она шарообразна. Луна светит не своим светом, а заимствует его от солнца. Солнце величиною не менее Земли и представляет собою чистейший огонь.
Он же первый изобрел гномон, указывающий солнцестояния и равноденствия, и поставил его в Лакедемоне на таком месте, где хорошо ложилась тень (так пишет Фаворин в «Разнообразном повествовании»), а также соорудил солнечные часы. Он первый нарисовал очертания земли и моря и, кроме того, соорудил небесный глобус.
Суждения свои он изложил по пунктам в сочинении, которое было еще в руках Аполлодора Афинского. Этот последний сообщает в своей «Хронологии», что на втором году 58-й олимпиады Анаксимандру было 64 года, и вскоре после этого он умер; (расцвет же его в основном приходится на время тирании Поликрата Самосского).
Говорят, что однажды, когда он пел, дети стали над ним смеяться. Узнав об этом, он сказал: «Что ж, ради детей придется мне научиться петь получше».
Был и другой Анаксимандр – историк, тоже из Милета, писавший на ионийском наречии».
Анаксимандр, как и Фалес знаменит и своими политическими деяниями. В частности считается, что он был основателем милетской колонии на Черном море. Граждане Милета после его смерти поставили ему памятник (умер он приблизительно в 546 году до н.э.).
Анаксимандр является одним из изначальных философов Греции, в том смысле какой привносит в это понятие великий философ двадцатого века Мартин Хайдеггер.
Соорудив глобус, Анаксимандр составил первую карту звездного неба. Конечно, в глобальном плане Анаксимандр не был изобретателем ни солнечных часов, ни карты. Солнечные часы имели место уже у древних египтян и вавилонян. Но в рамках античного мира он действительно был первым. Возможно Анаксимандр усовершенствовал вавилонские часы, перенеся их на греческую землю и благодаря этому и снискал славу первооткрывателя.
Свою карту Анаксимандр нарисовал на обрубки колоны, нанеся на нее известные участки трех континентов – Европы, Азии и Африки.
В отличии от Фалеса, который считал что Земля плоская и плавает на воде, Анаксимандр считал что земля цилиндрообразна, и ее диаметр в три раза превосходит ее «высоту». В связи со взглядами Анаксимандра на Землю интересен один момент. Что держит Землю? Фалес считал, что вода. Но в таком случае возникал вопрос – а на чем покоится вода? Анаксимандр высказал более совершенную точку зрения. Согласно нему, Земля находится в центре мира, равноудаленно ото всех его краев, что и удерживает землю на одном месте: «Некоторые же говорят, что Земля покоится вследствие равноудаленности. Так из древних говорил Анаксимандр. А именно, тому, что находится посредине и равноудалено от всех концов, ничуть не более надлежит двигаться вверх, нежели вниз, в одну сторону, нежели в другую. Двигаться же одновременно в противоположных направлениях невозможно, откуда вытекает необходимость оставаться в неподвижном состоянии». (Аристотель. «О небе»)
Следуя за Фалесом по пути исследования жизни, как принципиального аспекта мира, Анаксимандр первым начал толковать о происхождении животных и людей. Вот что пишет об этом Плутарх: «Анаксимандр: первые животные были рождены во влаге, заключенные внутрь иглистой скорлупы; с возрастом они стали выходить на сушу, и, после того как скорлупа лопнула и облупилась, они прожили еще недолгое время"; "По учению Анаксимандра, первые животные возникли во влажном <месте> и были покрыты иглистой кожей; сделавшись же старше, они стали уходить на более сухое <место>, и после того, как их кожа начала трескаться, они прожили еще короткое время"); "...Первоначально человек произошел от животных другого вида, так как прочие животные скоро начинают самостоятельно добывать себе пищу, человек же один только нуждается в продолжительном кормлении грудью. Вследствие этого первый человек, будучи таковым, {каков он ныне,} никак не мог бы выжить»
Начало, а Аристотель считает именно Анаксимандра автором данного термина (архэ) – это не вода, и вообще ни какое-либо известное нам вещество. Анаксимандр взошел на новый уровень абстрактности мышления, заявив, что в основе всего лежит некое первовещество, которое является беспредельным, из которого все возникает, но определить его в привычных нам терминах мы не можем. Мы можем лишь сказать, что у этого первовещества нет границ, а возникает все через выделение из него противоположностей, то есть образование границ. Вещество это он назвал «апейроном», то есть собственно беспредельным. Вот что пишет об этом Симпликий: «Из утверждавших, что начало - единое, движущееся и бесконечное, Анаксимандр Милетский, сын Праксиада, преемник и ученик Фалеса, полагал началом и элементом сущих бесконечное (apeiron/ἄπειρον), первым употребив слово "начало". Он говорит, что начало не вода и не какой-то другой из так называемых элементов, а некая иная бесконечная природа, из которой возникают все небеса и все находящиеся в них миры. А из чего вещам рожденье, в то же они и разрешаются по необходимости, ибо они воздают друг другу справедливость и возмещают содеянную ими неправду в назначенный срок, - как он сам говорит в чересчур поэтических выражениях. Ясно, что, подметив взаимное превращение четырех элементов, он не счел ни один из них достойным того, чтобы принять его за субстрат, но {признал субстратом} нечто иное, отличное от них. Возникновение он объясняет не {качественным} изменением элемента, а выделением противоположностей вследствие вечного движения»; «Очевидно, что, наблюдая, как четыре элемента превращаются один в другой, он <Анаксимандр> не счел возможным признать какой-либо из них субстратом, а принял в качестве субстрата нечто от них отличное; по его же учению, становление вещей объясняется не изменением одного из элементов, но обособлением противоположностей по причине вечного движения».
От Анаксимандра сохранился собственно один оригинальный фрагмент, который пожалуй является одним из самых сложных для интерпретации во всей греческой философии: «А из коих возникают сущие (вещи?), в них же они и переходят, погибая по необходимости, ибо несут наказание и получают друг от друга возмездие за несправедливость, согласно порядку времен».
Вот как комментирует эту фразу Дж. Барнс из «Греческой философии» под редакцией М. Канто-Спербер:
«Поэтичная фраза, видимо, относится к происходящему в нашем мире: «в назначенный срок», т. е. регулярно, вещи сводят счеты друг с другом; они совершают несправедливости, но за каждой несправедливостью следует акт возмездия. О каких вещах идет речь? О каких несправедливостях? Вещи тождественны тому, из чего порождаются сущие. Эти сущие — возможно, естественные предметы и явления: деревья, лошади, дождь, снег... Дерево, вырастая из земли, извлекает из нее соки; потом, высохнув, оно сгнивает, и его вещество возвращается земле. Дождь забирает влагу из воздуха, а потом, испаряясь на солнце, влага возвращается воздуху. Стало быть, вещи, которые порождают естественные предметы и явления и уничтожают их, — это элементы в довольно расплывчатом смысле: это виды материи — они-то и суть «вещи», как, например, земля и древесина, воздух и вода, влажное и сухое, теплое и холодное. Когда дерево растет, древесная плоть совершает несправедливость по отношению к земле: дерево похищает у земли часть ее субстанции. Сгнившее дерево возмещает земле потерю. Всякое порождение, всякое уничтожение осуществляется подобным образом, согласно законам, определяемым временем»
В связи с этим знаменитым изречением Анаксимандра мне сразу на ум приходит Мартин Хайдеггер. Немецкий философ посвятил изречению Анаксимандра крайне необычную статью, которая так и называлась – «Изречение Анаксимандра». В этой статье Хайдеггер в своем стиле пытается вслушаться в бытийственный дух, который подобно ветру сквозит сквозь слова великого грека: «Может ли еще это изречение Анаксимандра сказать нам что-либо из своего хронологически-исторического далека в два с половиной тысячелетия? Что наделяет полномочиями его речь? Только то, что оно самое древнее? Античная древность и антикварная старина сами по себе не имеют никакого веса. Кроме того, хотя это изречение и наиболее древнее из дошедших до нас, мы все же не знаем, точно ли оно есть наиболее древнее в своем роде изречение западного мышления. Мы можем, пожалуй, чувствовать, что существо Запада мы мыслим в первую очередь как раз из того, что говорится в этом раннем изречении. Но какое призвание имеет эта рань, чтобы призывать нас, видимо, самых поздних последышей философии? Не последыши ли мы некоторого исторического свершения, которое теперь быстро подходит к своему концу, где все будет завершено в некий все более и более нудный порядок единообразного? Или в хронологически-историческом далеке этого изречения скрывается полученная от свершения близость его несказанного, сказующего грядущему? Не стоим ли мы в предвечерье наиболее чудовищной перемены всей земли и того времени исторического пространства, в котором держится эта земля? Не стоим ли мы в вечернем кануне некоторой ночи перед какой-то иной утренней ранью? Не для того ли мы вышли в путь, чтобы иммигрировать в историческую страну этого вечернего заката Земли? Не восходит ли еще только эта страна закатного Запада? Не становится ли только еще этот Запад от Окцидента до Ориента, включая всю так называемую Европу, местностью грядущего изначально вершимого свершения? Не принадлежим ли мы Западу в некотором смысле, который только еще восходит в нашем переходе к ночи мира? Как все эти, одной только исторической науке известные философии исторического свершения, лишь ослепляющие обозримостью историко-научно преподнесенного материала, могут объяснить нам историю свершение, если они не будут мыслить фундаменты своих объяснительных оснований из существа свершения, а последнее — из самого бытия? Точно ли мы последыши, как это есть? А не равно ли мы предтечи утренней рани совершенно иного мирового века, который оставил за собой наши сегодняшние историко-научные представления об историческом свершении?»
Как мы видим эти вопросы Хайдеггера принципиальным образом стараются подчеркнуть некую надвременность самого процесса философствования. Что в прошлом сказанном, сказанном Анаксимандром может отозваться в нашем настоящем и нашем грядущем, что может дать нам внимательный разбор слов, которые как казалось должны уже давно уйти в прошлое и стать реликтом далеких времен?
«В распространенном понимании это предложение говорит о происхождении и гибели вещей. Оно характеризует род этого процесса. Происхождение и гибель возвращаются туда, откуда они пришли. Вещи развиваются и разрушаются вновь. Поэтому они являют некий род плодосеменного хозяйства в равнопребывающем домострое природы. Взаимопроникновение процессов сооружения и разрушения устанавливается, конечно, лишь приблизительно как всеобщая черта естественно совершающегося. Поэтому изменчивость всех вещей представляется еще не строго в способе их движения и в точных их меросоотношениях. По-настоящему, здесь еще отсутствует соответствующая формула закона движения. Суждение позднейшего прогресса достаточно снисходительно, чтобы не придраться к такому начальному исследованию природы. Считается даже в порядке вещей, что начинающие естествоиспытатели описывают процессы в вещах соответственно их обыденным происшествиям в человеческой жизни. Поэтому фраза Анаксимандра говорит о праве и несправедливости в вещах, о взыскании и пенях, об искуплении и расплате. В картину природы примешиваются моральные и юридические понятия»;
«Из эпохи бытия происходит эпохальное существо его судьбы, в которой существует собственно свершение мира. Всякий раз, когда бытие в своей судьбе в-себе-удерживается, внезапно и неожиданно развертывается мир. Каждая эпоха свершения мира есть эпоха заблуждения. Эпохальное существо бытия принадлежит к сокровенному временному характеру бытия и обозначает мыслимое в бытии существо бытия. А то, что представляется за этим именем обычно,— есть лишь пустота взятой на предметно-мыслимом сущем видимости времени. Экстатический характер здесь-бытия есть, однако, для нас прежде всего опытно постижимое соответствие эпохальному характеру бытия. Эпохальное существо бытия наступает к экстатическому существу здесь-бытия. Эк-зистенция человека стоит вне экстатического и хранит таким образом эпохальность бытия, к существу которого принадлежит это «здесь», а тем самым и «здесь-бытие»
Идти за Хайдеггером как всегда трудно, и по сути дела я хотел лишь показать, как всего лишь один-единственный отрывок, изреченный многие столетия и даже тысячелетия назад может пробуждать дух философии.
А теперь постараемся сами. Перед нами есть все – краткий экскурс в жизнь Анаксимандра, основа его учения, его взывающий фрагмент и не менее взывающая попытка толкования.
Способны ли мы вообще увидеть бытие? То сущее, которое есть где-то вне нас? Мир есть, никаких иллюзий крайнего субъективизма и солипсизма мы не допускаем. Но что такое этот мир, как он являет нам себя?
Мир - это то, в чем нет границ. Анаксимандр совершенно верно уловил самую суть философствования, как сказывания о безграничном мире. И для этого достаточно одного фрагмента. Мир это некий «икс», то перед чем мы все замираем, то что мы интуитивно схватываем, как существующее, как непременное условие нашего собственного бытия. Но может ли этот мир быть дан нам? Да, но в какой форме. Его форма это отсутствие форм, он безграничен, абсолютен. Мир – это то самое абсолютное иное, которое на протяжении тысячелетий люди пытались зафиксировать под именем Бога. Но Богу, в том смысле, что его нет и есть лишь мир не нужно имя. Всякое имя, всякое называние, это попытка этот мир схватить, тематизировать. Но когда мы называем, когда мы говорим: «Вот дерево, вот листочек, вот озеро», мы словно плугом проводим борозду по цельной земле бытия. Оно едино, а наш способ существовать – это привнесение границ, разделительных линий, в попытке идентифицировать тот или иной феномен. Но на самом деле феномены сливаются в своем прабытие. Они образуют единое, то самое единое, о котором спустя век после Анаксимандра (чуть меньше) будет говорить Парменид.
Я показал всего лишь некий маленький этюд, способ философствовать над тем, что может вызвать подобное желание. Возможно такая статья это единственный способ на краткое мгновение поставить себя рядом с Анаксимандром и Хайдеггером. Когда-нибудь я выскажусь об Анаксимандре более развернуто и не столь обрывисто, а пока что…
Спасибо за внимание!
