- Что говорила Даниэль? - спросила я на пути к машине.
- О, ничего особенного!
- Жан, - я заглянула ему в глаза, - она говорила обо мне.
- Нет, обо мне.
- Да? Что же она говорила о тебе?
- Она спросила, почему Жюли сидит с таким напряженным видом. Я ответил, что ты привыкла просыпаться поздно, а сегодня пришлось встать в семь, поэтому ты не выспалась. Она сказала, что люди, которые не выспались, выглядят по-другому.
- А знаешь, я действительно не выспалась. Заснула только на рассвете.
- Вуаля! Об этом я ей и говорил.
- Но как ты мог знать?
- Жюли... ты думаешь, я еще недостаточно изучил твое лицо?
- А она что?
- Она думает, что перед нашим приездом я рассказывал тебе о ней всякие гадости. Будто она негостеприимная, склочная, злая. Поэтому у тебя такой испуганный вид.
- Какие глупости! Кому придет в голову говорить такое о своей жене? Даже если это правда.
- А я ведь говорил о ней только хорошее.
- Да, ты всегда хорошо о ней отзывался.
- Но она не верит и обвиняет меня.
По пути в Орлеан остановились в придорожном кафе. Оно было устроено по типу столовых: берешь себе поднос, выбираешь блюда и идешь на кассу рассчитываться. После чая без ничего и утренних переживаний я так проголодалась, что начала набирать все подряд: суп-пюре с грибами, сосиски, к ним гарнир в виде чего-то зеленого с майонезом; молодой сыр, который видела на базаре в Кагоре и не решилась купить, сыр с голубой плесенью, пирожное и чай. Жан взял себе тушеной говядины и картошку.
- Как-то твой брат нас встретит? - сказала я. - Как его жена отнесется к нашему визиту?
- Франсуа так любит хорошеньких женщин, он глаз с тебя не будет сводить, вот увидишь! А сколько он тебе комплиментов наговорит! Заранее предвижу его восторг. Бьюсь об заклад, он назовет тебя бон-бончиком и красоткой.
- Лучше не надо, а то жена заревнует.
- О, ты не знаешь Николь! Она без предрассудков и очень мила.
Что ж, посмотрим. В милых француженок мне верится теперь меньше всего.
