Меня тут как-то упрекали в комментариях, что вот, дескать, цитировать Гоголя с Булгаковым любой дурак может, а ты покажи нам что-нибудь эдакое, чего мы ещё сами не видели. Ну вот вам. Григорий Квитка-Основьяненко, украинский писатель, который вряд ли стоит у каждого из вас на книжной полке. Писал он как на украинском, так и на русском языке, жил сильно до Октябрьской революции и был продуктом своей эпохи. У него обычно бытовые и исторические описания, актуальные тем временам, которые мы слабо себе представляем. И вот одно из них - про еду, как мы любим. Здесь опять много всего, с перебором. И мало у кого так было. Ну вот у будущего писателя было так, интересно ознакомиться, познавательно.
Интересна, например, традиция подавать к борщу куски пшенной каши, облитой сливочным маслом. Видимо, людям тех времен сам по себе борщ не казался в достаточной степени калорийным блюдом.
Или вот квасок. Есть в сети несколько рецептов этого блюдо, которые мало друг на друга похожи. И в основном это супы. Здесь же, судя по описанию, имеется в виду что-то другое. Оно и во времена писателя уже особо популярным не было. Интересно будет поковыряться в этой теме и найти оригинальный рецепт. Запомню себе.
Словом, в небольшом отрывке можно найти много интересного.
Нас воспитывали со всем старанием и заботливостью и, правду сказать, не щадили ничего. Утром всегда уже была для нас молочная каша, или лапша в молоке, или яичница. Мяса по утрам не давали для здоровья, и хотя мы с жадностью кидались к оловянному блюду, в коем была наша пища, и скоро уписывали все, но няньки подливали нам снова и заставляли, часто с толчками, чтобы мы еще ели, потому, говорили они, что маменька с них будут взыскивать, когда дети мало покушали из приготовленного. И мы, натужась и собравшись с силами, еще ели до самого нельзя.
После завтрака нас вели к батеньке челом отдать, а потом за тем же к маменьке. Как же маменька любили плотно позавтракать и всегда в одиночку, без батеньки, то мы и находили у нее либо блины, либо пироги, а в постные дни пампушки или горофяники. Маменька и уделяли нам порядочные порции и приказывали, чтобы тут же при них съедать все, а не носиться с пищею, как собака-де.
Отпустивши прочих детей, маменька удерживали меня при себе и тут доставали из шкафика особую, приготовленную отлично, порцию блинов или пирогов с изобилием масла, сметаны и тому подобных славностей. “Покушай, душко-Трушко (Трофимушка), – приговаривали маменька, гладя меня по голове:– старшие больше едят, и тебе мало достается”. Управившись с этим, я получал от маменьки либо яблочко, либо какую-нибудь сладость на закуску и всегда с приказанием: “Съешь тут, не показывай братьям; те, головорезы, отнимут все у тебя”.
Среди таких невинных игр и забав нас позовут обедать. Это всегда бывало к полудню. Борщ с кормленою птицею, чудеснейший, салом свиным заправленный и сметаною забеленный,– прелесть! Таких борщей я уже не нахожу нигде. Я, по счастью моему, был в Петербурге – не из тщеславия хвалюсь этим, а к речи пришлось – обедал у порядочных людей и даже обедывал в “Лондоне”, да не в том Лондоне, что есть в самой Англии город, а просто большой дом, не знаю почему “Лондоном” называемый, так я, и там обедывая, – духа такого борща не видал. Где ты, святая старина!
К борщу подавали нам по большому куску пшенной каши, облитой коровьим маслом. Потом мясо из борща разрежет тебе нянька кусочками на деревянной тарелке и сверху еще присолит крупною невымытою солью – тогда еще была натура: так и уписывай. Потом дадут ногу большого жирнейшего гуся или индюка; грызи зубами, обгрызывай кость до последнего, а жир – верите ли? – так и течет по рукам; когда не успеешь обсосать тут же рук, то и на платье потечет, особливо если нянька, обязанная утирать нам рот,
