Уехать из Болдина Пушкину удалось с третьей попытки. Сначала он попросил свидетельства на проезд в Москву, но вместо этого получил предписание министра внутренних дел А.А.Закревского принять должность по наблюдению за карантинами и был вынужден согласиться.
Затем была первая попытка уехать. О ней он рассказал в заметке «О холере»: «Вдруг 2 октября получаю известие, что холера в Москве. Страх меня пронял — в Москве... но об этом когда-нибудь после. Я тотчас собрался в дорогу и поскакал. Проехав 20 верст, ямщик мой останавливается: застава! Несколько мужиков с дубинами охраняли переправу через какую-то речку. Я стал расспрашивать их. Ни они, ни я хорошенько не понимали, зачем они стояли тут с дубинами и с повелением никого не пускать. Я доказывал им, что, вероятно, где-нибудь да учреждён карантин, что я не сегодня, так завтра на него наеду и в доказательство предложил им серебряный рубль. Мужики со мной согласились, перевезли меня и пожелали многие лета». Однако вернуться пришлось. П.А.Плетнёву он сообщит: «Я сунулся было в Москву, да узнав, что туда никого не пускают, воротился в Болдино да жду погоды. Ну уж погода! Знаю, что не так страшен чёрт, як его малюют; знаю, что холера не опасней турецкой перестрелки — да отдалённость, да неизвестность — вот что мучительно… Душа моя Плетнёв, хоть я и не из иных прочих, так сказать — но до того доходит, что хоть в петлю. Мне и стихи в голову не лезут, хоть осень чудная, и дождь, и снег, и по колено грязь».
Вторая попытка выехать была примерно 9 ноября.
На сей раз ему удалось пересечь всю Нижегородскую губернию с востока на запад, но при въезде во Владимирскую (неподалёку от Мурома) его останавливают в первом же карантине и отправляют назад. Он расскажет о неудавшейся поездке в письме к Натали, горестно воскликнув в конце: «Вот каким образом проездил я 400 вёрст, не двинувшись из своей берлоги».
Ко всему этому прибавляется нерегулярное получение писем - видимо, их задерживают в карантинах (Пушкин напишет: «Рад письму проколотому», - прокалывали в карантине, для дезинфекции).
И великолепны письма к невесте, полные тревог, надежд, нежности: «Милостивая государыня Наталья Николаевна, я по-французски браниться не умею, так позвольте мне говорить Вам по-русски, а Вы, мой ангел, отвечайте мне хоть по-чухонски, да только отвечайте», «Мой Ангел, только одна Ваша любовь препятствует мне повеситься на воротах моего печального замка... Сохраните мне эту любовь, и верьте, что в этом всё моё счастье. Позвольте мне Вас обнять? — это нисколько не зазорно на расстоянии 500 вёрст и сквозь пять карантинов», «Целую кончики Ваших крыльев, как говорил Вольтер людям, которые не стоили Вас». Спасибо ей, что сохранила их все!
Наконец удаётся выехать… Известно, что 29 ноября Пушкин был в Арзамасе проездом в Москву, а 1 декабря его задержали в карантине в Платаве, откуда он напишет невесте: «Я задержан в карантине в Платаве: меня не пропускают, потому что я еду на перекладной; ибо карета моя сломалась. Умоляю Вас сообщить о моем печальном положении князю Дмитрию Голицыну — и просить его употребить всё своё влияние для разрешения мне въезда в Москву… Я в 75 верстах от Вас, и Бог знает, увижу ли я Вас через 75 дней». На следующий день поэт сообщит: «Я в карантине с перспективой оставаться в плену две недели — после чего надеюсь быть у Ваших ног», - однако выедет значительно раньше.
«Я в Москве с 5 декабря», - сообщит он Плетнёву. Поэт останавливается в гостинице «Англия» (и немедленно – полицейское донесение, что «прибыл из города Лукоянова отставной чиновник 10-го класса Александр Сергеев Пушкин... за коим надлежащий надзор учреждён»).
Декабрь посвящён и литературным заботам: вышел, наконец в свет «Борис Годунов», много нового привезено из деревни… И, конечно, вновь затруднения со свадьбой.
Сейчас она быть не может (идёт Рождественский пост), но отношения с тёщей… Пушкин побывал у Гончаровых практически сразу по приезде, и в том же письме Плетнёву сообщил: «Нашёл тёщу озлобленную на меня, и насилу с нею сладил, — но слава Богу — сладил».
Что ещё можно сказать о настроении Пушкина, его времяпрепровождении в те дни?
15 мая 1875 года в № 131 «С. -Петербургских Ведомостей» была напечатана запись (сделал её писатель Б.М.Маркович), начинающаяся словами «В Москве, в одном из переулков Бронной, в углу убогого деревянного флигеля доживает свои дни 65-летняя, невысокая и глухая старушка, с ещё не совсем седыми волосами и большими чёрными, сохранившими ещё необыкновенный блеск, глазами». «Песни этой старушки доводили когда-то Пушкина до истерических рыданий... Зовут её и поныне прежним, когда-то знаменитым по всей Москве именем Таня». Эта «баба Таня» рассказала о своих встречах с Пушкиным.
Самая первая встреча – когда Пушкин с П.В.Нащокиным и ещё двумя знакомыми приехали к цыганам очень поздно – состоялась, видимо, в начале 1830 года (старушка вспомнит: «Тут ещё вскоре холера первая сделалась», но поминает холод и масленицу), и была, судя по всему, достаточно комичной: Пушкин обозвал Татьяну поварёнком («Я только косу расплела и повязала голову белым платком. Такой и выскочила»), а она тоже в долгу не осталась: «А с ним [Нащокиным] ещё один, небольшой ростом, губы толстые и кудлатый такой… Он мне очень некрасив показался. И сказала я своим подругам по-нашему, по-цыгански: “Дыка, дыка, на не лачо, тако вашескери!” Гляди, значит, гляди, как не хорош, точно обезьяна! Они так и залились. А он приставать: “Что ты сказала, что ты сказала?” — “Ничего, — говорю, — сказала, что вы надо мною смеётесь, поварёнком зовёте”». Однако послушав её пение, Пушкин был поражён: «Радость ты моя, радость моя, извини, что я тебя поварёнком назвал, ты бесценная прелесть, не поварёнок!»
Интересно ещё одно её воспоминание: «А мы всё читали, как он в стихах цыган кочевых описал. И я много помнила наизусть и раз прочла ему оттуда и говорю: “Как это вы хорошо про нашу сестру, цыганку, написали!” А он опять в смех: “Я, — говорит, — на тебя новую поэму сочиню!”»
Вспомнит она и об интересующем нас времени: «К зиме всё прошло, опять стали мы петь, и опять Пушкин в Москву приехал, — только реже стал езжать к нам в хор... Стал он будто скучноватый, а всё же по-прежнему вдруг оскалит свои большие белые зубы да как примется вдруг хохотать. Иной раз даже испугает просто, право!»
У цыган Пушкин встретит новый 1831 год. 2 января он напишет Вяземскому: «Новый год встретил я с цыганами и с Танюшей, настоящей Татьяной-пьяной. Она пела песню, в таборе сложенную, на голос приехали сани:
Давыдов с ноздрями,
Вяземский с очками,
Гагарин с усами,
Д — Митюша,
В — Петруша,
Г — Федюша
Девок испугали
И всех разогнали и проч.»
И хорошо известен рассказ Татьяны о встрече с Пушкиным перед его женитьбой: «Тут узнала я, что он жениться собирается на красавице, сказывали, на Гончаровой. Ну, и хорошо, подумала, господин он добрый, ласковый, дай ему Бог совет да любовь! И не чаяла я его до свадьбы видеть, потому, говорили, всё он у невесты сидит, очень в неё влюблён.
Только раз, вечерком, — аккурат два дня до его свадьбы осталось, — зашла я к Нащокину с Ольгой. Не успели мы и поздороваться, как под крыльцо сани подкатили, и в сени вошел Пушкин. Увидал меня из саней и кричит: “Ах, радость моя, как я рад тебе, здорово, моя бесценная!” — поцеловал он меня в щёку и уселся на софу. Сел и задумался, да так, будто тяжко, голову на руку опёр, глядит на меня: “Спой мне, — говорит, — Таня, что-нибудь на счастье; слышала, может быть, я женюсь?” — “Как не слыхать, — говорю, — дай вам Бог, Александр Сергеевич!” — “Ну, спой мне, спой!” — “Давай, — говорю, — Оля, гитару, споём барину!..” Она принесла гитару, стала я подбирать, да и думаю, что мне спеть... Только на сердце у меня у самой невесело было в ту пору; потому у меня был свой предмет, — женатый был он человек, и жена увезла его от меня, в деревне заставила на всю зиму с собой жить, — и очень тосковала я от него. И, думаючи об этом, запела я Пушкину песню, — она хоть и подблюдною считается, а только не годится было мне её теперича петь, потому она будто, сказывают, не к добру:
Ах, матушка, что так в поле пыльно?
Государыня, что так пыльно?
Кони разыгралися...
A чьи-то кони, чьи-то кони?
Кони Александра Сергеевича...
Пою я эту песню, а самой-то грустнёхонько, чувствую и голосом то же передаю, и уж как быть, не знаю, глаз от струн не подыму... Как вдруг слышу, громко зарыдал Пушкин. Подняла я глаза, а он рукой за голову схватился, как ребёнок плачет... Кинулся к нему Павел Войнович: “Что с тобой, что с тобой, Пушкин?” — “Ах, — говорит, — эта её песня всю мне внутрь перевернула, она мне не радость, а большую потерю предвещает!..” И не долго он после того оставался тут, уехал, ни с кем не простился».
Расскажет она и о последней встрече с поэтом: «Раз всего потом довелось мне его видеть. Месяц, а может и больше, после его свадьбы, пошла я как-то утром к Иверской, а оттуда в город, по площади пробираюсь. Гляжу, богатейшая карета, новенькая, четвернёю едет мне навстречу. Я было свернула в сторону, только слышу громко кто-то мне из кареты кричит: “Радость моя, Таня, здорово!” Обернулась я, а это Пушкин, окно спустил, высунулся в него сам и оттуда мне ручкой поцелуй посылает... А подле него красавица писаная — жена сидит, голубая на ней шуба бархатная, — глядит на меня, улыбается. Уж и не знаю, право, что она об этом подумала, только очень конфузно показалось мне это в ту пору...» «Старушка рассмеялась, будто просияв вся от того воспоминания…», - пишет автор статьи.
И – рассказ цыганки об известии о гибели поэта: «А уж как мы все плакали по нём, по Александре Сергеевиче, когда узнали, что убили его сердечного...»
…Занесло Кота, конечно, опять очень далеко, но надеюсь, как писали испанские драматурги Золотого века, на снисходительность читателей.
**************
Уважаемые комментаторы! В последнее время всё чаще и чаще стали появляться сообщения о том, что я чего-то не указала, о чём-то не написала… Так, пишут: «Можно было вспомнить», - или же начинают приводить цитаты.
Причём приводятся либо материалы, о которых я писала ранее (я стараюсь дать ссылку, но не могу же ими испещрить все статьи), либо те, до которых ещё не дошла. Очень прошу дождаться окончания цикла и не бежать впереди паровоза (а то придётся, не спорю, умные и правильные слова попросту удалять, так как они уводят в сторону). Потерпите, господа! Или вы не понимаете, что подобные замечания мешают? Я же всё-таки не печатная машинка и не цех писателей, а одна немолодая женщина.
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
Навигатор по всему каналу здесь
