Новость стала испытанием. Дама уволилась на пенсию, потому что фирма начала загибаться. Платить стали меньше. Появились подковерные игры. В воздухе как бы носился запах деградации.
Нервы у многих не выдерживали. Ссоры вспыхивали, как сухой хворост. В такой обстановке работать было нельзя. И она уволилась. Пожалела здоровье.
Прошло полгода. И новость стала испытанием: фирма не сдохла. Все как работали, так и продолжают работать.
А на даму напала депрессия. Видимо, сыграли роль обида на себя и скрытая зависть к своим более терпеливым коллегам.
В результате – слабость. Видимо, от огорчения. Недовольство собой – саморазрушение. И все это знают.
Она долго и муторно рассказывала подруге, как обманулась. Что из ума выжила. Надо было немного потерпеть. Там и зарплата хорошая, и работа не слишком тяжелая. Можно было немного потерпеть.
Подруга слушала и из вежливости вздыхала – в трубку. Вздыхала так, чтобы ее можно было услышать. Но не выдержала и заметила: «Ты же от голода не помрешь? У тебя же есть сбережения».
Дама осеклась. Она почувствовала, что подруга ее не понимает – глубинных движений ее души – не понимает. Не деньги, а утрата сообразительности – вот что терзает. Ей казалось, что так к человеку приходит старость. Если уж не понимаешь, что у тебя под носом делается – то это все.
Ходила и переживала.
А затем неприятности нарочно собрались, чтобы ее терзать. Даже по мелочам. Утром только намылила голову – бац, воду горячую вырубили. Это опрессовка, про которую она забыла. Если бы тридцатью минутами раньше вошла в ванную – помыла бы без проблем.
Затем заварила кофе. Плеснула молоко, а оно свернулось, потому что было старым. И все это в одно утро.
Раздражение горло перехватило. Дышать тяжело. Приняла препарат, который облегчает. Полежала.
Позвонила подруге. Рассказала и про воду, и про кофе. Та понимающе вздыхала – в телефон, чтобы слышно было.
Вроде успокоилась.
Гуляла по улице, и свежий воздух сделал свое дело. Успокоилась. Забыла и про работу, и про горячую воду.
Позвонила дочь. Попросила посидеть с ребенком. Быстро пришла домой. Стала ждать. Дочь приехала. Привезла в банке готовый овощной супчик, еще что-то для ребенка.
Всё вроде пошло хорошо. Она покормила внучку и уложила ее спать.
И снова тягостные думы про потерянную работу. Про надвигающуюся старость. Это в молодости кажется, что жизнь бесконечна. А в зрелом возрасте ясно понимаешь, что осталось немного. Ну, лет пятнадцать. Или двадцать.
Девочка проснулась. Налила ей чай и положила коржик. Звонок – подруга звонит. Начали разговаривать. Подруга поведала о своих печалях. Решила поддержать. Но вспомнила, что про работу, опрессовку и про старое молоко уже рассказывала. И начала говорить, что у нее в комнате старые батареи. Одна посередине забинтована и в этом самом месте сильно покрашена. Чтобы утечки не было. И это все нужно менять. А еще балконная дверь подгнила. И ее тоже нужно менять.
Обменялись печалями.
Положила трубку. Заметила, что четырехлетняя девочка смотрит на нее пристальным взглядом. Как взрослая. «Чего тебе? – спросила.
И услышала: «Очень ты меня удивляешь». И это говорит ребенок, от которого она привыкла слышать муси-пуси, детский милый лепет. И ей сделалось не по себе.
- Почему я тебя удивляю? – осторожно задала вопрос.
- Странная ты.
Явно где-то слышала. Может, родители так разговаривали. Надо же!
Посмеялась. А потом поняла: услышал ребенок или не услышал – не важно.
Странная! Не слишком ли много ты стонать начала? - Спросила себя. А внучке сказала: «Хорошо, милая моя. Не буду я больше странной». Стонать хватит. Хватит стонать. Ребенок прав.
