Давайте на минуту забудем про математику, выйдем на улицу и посмотрим на небо. Что мы увидим? Правильно. Земля стоит на месте, а вокруг Земли крутится Солнце.
Нет, скажут математики. Математики давно определили, что это Земля вертится вокруг Солнца. Так верить мне своим глазам или нет?
Чтобы решить эту загадку (впрочем, в психологии таких загадок - много) психологи в конце XIX века решили превратить свою науку в раздел естествознания. Предмет психологии стал исследоваться при помощи эксперимента, и начались, казалось бы, необратимые изменения. Лучшие силы психологии были использованы с целью создания естественнонаучных основ психологической науки.
Такие попытки – стать естественной наукой - в середине XIX века выглядели вполне логично и закономерно. Ассоцианизм (одна из первых психологических школ) выразил главную идею психологического логицизма: в психике человека ассоциативная цепочка идей происходит по правилам логической формулы: «Если появилась идея А, то за ней обязательно последует идея В».
Но к середине XX века психологи накопили достаточное количество фактов, вполне определенно говорящих об отсутствие в поведении человека логической основы. Многие психологи стали формулировать альтернативные точки зрения: в жизни «А» следует за «В» не по логическому «потому что». Здесь причина – не логика, а мотив, эмоция, то есть что-то неуловимое, неосознанное. И такая причина вовсе не обязательно прячется в прошлом: например, студент приходит в аудиторию и потому что его «заставили», и потому что хочет чему-нибудь научиться, но и потому что в «светлом будущем» ему выдадут свеженькую картоночку, подтверждающую наличие у него высшего образования. Иными словами, «А» может быть вызвано совсем не только «В», а «С», «Д», «К» или любым другим событием.
И все же многие психологи до сих пор считают, что закономерности, которым подчиняется поведение человека, следует искать не в эмоционально-мотивационной сфере, а в сфере рациональной – там, где «располагаются» строго упорядоченные знания человека. Именно здесь, полагают многие, находятся звенья, позволяющие связать психологию с формально-логическими основами деятельности человека – звенья, просчитав которые, можно высчитать и вероятность наступления того или иного поведенческого акта. Не сумев обнаружить в человеке должной строгости, психология постепенно убедила себя, что каждое действие человека происходит с определенной объективной вероятностью, которую можно вычислить, используя математические формулы. При этом психологи, оперируя понятием «вероятность», основанным на представлении о случайном протекании событий, уверены в том, что определение вероятности известно математикам, которые, собственно, и ввели его в научный обиход. Но оказалось, что математики сами не очень хорошо знают, что такое вероятность. По словам математика Ю.В.Чайковского, математики используют не менее семи типов случайности. И каждый математик выбирает (субъективно) именно тот тип, который его устраивает, а потом уже создает свою математическую теорию. Один из наиболее уважаемых советских математиков А.Н.Колмогоров говорил, что хотя теория вероятностей и является чисто математической теорией, но она представляла бы мало интереса, если бы ей не соответствовало природное явление – устойчивость частот массовых событий. С этим никто не спорит, - говорил Колмогоров, - но спрашивать математиков, каковы свойства и где границы данного явления, бесполезно: они неизменно ссылаются на математический характер теории вероятности и уходят от обсуждения. Советский математик с занятной фамилией Д.Д.Мордухай-Болтовский даже считал, что теория вероятностей не может опираться на одну лишь «объективную» составляющую, но должна включать в свое строение субъективную компоненту. Следовательно, утверждал математик, теория вероятности представляется главой психологии.
Получается какой-то замкнутый круг: психологи ссылаются на математиков, а математики говорят, пусть психологи сначала разберутся.
В связи со сказанным, волей-неволей психологам пришлось заняться обсуждением этого странного явления. И психологи придумали своеобразную «отмазку», которая объясняла бы такую субъективность теории вероятности. Они, словно интуитивно чувствуя неуверенность математиков, наряду с объективной вероятностью, все чаще используют понятие «субъективная вероятность», подразумевающее наличие у человека обычая оценивать вероятность наступления события без применения математического аппарата. Например, если прямая линия достаточно длинна, мы сделаем вывод, что следующая точка этой прямой будет располагаться в том же самом направлении. Если мы каждый день воспринимаем восход Солнца, то наша субъективная вероятность подсказывает нам, что и завтра Солнце взойдет и зайдет за горизонт как обычно. Причем, если математик скажет нам, что вероятность указанных событий меньше единицы, то житейский опыт подскажет человеку, не обремененному математическими познаниями: можно быть уверенным на сто процентов, что Солнце завтра покажется над горизонтом.
Так мы и живем. С одной стороны, все мы учились и знаем, что есть такая вещь, как объективная теория вероятности. Но действуем обычно так, как нам подсказывает наш внутренний голос, который в психологии принято называть вероятностью субъективной.
