В начале мая я опубликовал статью под названием «Неповторимый подвиг советского шахматиста-фронтовика. История, которая вас потрясёт». В ней рассказывается о Борисе ПУГАЧЁВЕ, который в войну потерял обе руки и обе ноги, но не пал духом и стал шахматным мастером (ссылка приведена в конце публикации). Сегодня я предлагаю своим читателям ещё одну подобную историю. Она о шахматисте Григории Руденко – участнике и инвалиде Великой Отечественной войны, изобретателе активных кистей и локтевых шарниров для протезов верхних конечностей…
Удивительны как всегда
Отрывок из книги спортивного журналиста и писателя Александра КИКНАДЗЕ «Удивительны как всегда», 1988 г.
Ранней весной начинают обживать крохотный пятачок Измайловского парка в Москве любители шахмат. Они не покинут его до снежных заносов. Все хорошо знакомы друг с другом, знают, кто в какую силу играет, кто кому какую фору может давать. Фора выражается не пешками или фигурами, а минутами. Это братство предпочитает блиц... Тугодумы обходят пятачок стороной, садятся в отдалении и, случается, за пол световых воскресных дня успевают сыграть две-три партии, не более.
У приверженцев блица дымятся доски.
Здесь свой чемпион – инженер Григорий Трофимович Руденко, кандидат в мастера, верный, многолетний и немногословный приверженец Карпова. Вообще-то автографов Руденко не собирает, но открытку с добрыми словами Анатолия Евгеньевича, полученную из Мерано, хранит бережно.
Что, у Карпова, отстаивавшего в Мерано звание чемпиона мира, не было других забот? Почему именно Григорию Трофимовичу ответил на доброе его послание? Ведь сколько писем и телеграмм с пожеланием удач получил в те дни Анатолий Евгеньевич, если бы отвечал на каждое, ни дней не хватило бы, ни ночей. Почему же именно Григорию Трофимовичу написал?
И еще... почему, играя против Руденко, каждый партнёр даёт ему в виде форы минуту? Всё дело в том, чтобы сделать ход и перевести часы, Григорию Трофимовичу нужно чуть больше времени, чем его партнёрам.
Году в семьдесят шестом мы с младшим сыном поехали на велосипедах в Измайловский парк и в одной из его аллей встретили довольно большую группу шахматных зевак, не скрывавших радости по поводу того, что их домашнего чемпиона-задаваку общёлкивает незнакомец с сединой в волосах. Взглянув из-за голов на партию, я увидел, как тот без раздумий пожертвовал слова и через семь или восемь ходов заматовал партнёра. Играл красиво, человеком же показался нервным, при каждом ходе как-то неестественно поводил плечами.
Сын тихо сказал:
– Папа, а ты посмотри... на руки его посмотри.
Не сразу можно было догадаться, что эти руки искусственные. На груди незнакомца был знак фронтовика, и тогда стало всё понятно. Захотелось ближе познакомиться с ним.
Вот что я узнал о Григории Трофимовиче. Родился в Славгороде, на Алтае. Рос, учился и работал на селекционной станции, играл в шахматы, любил книги. А ещё мечтал о дальних путешествиях... Ему действительно выпало много пошагать и поездить по миру, только не дай бог никому такого знакомства с миром.
В армию ушёл в первую же неделю войны. Его наскоро обучили строевому шагу, обращению с винтовкой, штыковому бою и метанию гранаты. В те тяжкие летние дни сорок первого всё делали быстрее, чем обычно, время сжалось, спружинилось. Сибирь готовила к отправке на фронт, приближавшийся к Москве, свои дивизии…
Пролёг путь солдата от Города Славы до Погорелого Городища; будто из былинного повествования пришли эти два названия, нарочно не придумаешь их. Можайское направление... Этим сказало многое. На верстах до того Городища многих боевых товарищей потерял Руденко. Когда от взвода отделение оставалось, говорили: повезло взводу. В феврале сорок второго в бою за Городище помощника командира пулемётного взвода ударило осколком в щёку, выбило зубы, контузило. Полгода пролежал в Ульяновске в госпитале, а когда поправился, снова двинулся на запад. Только теперь десантником – его взвод был придан танковому полку прорыва.
Иной оборот принимает война, катит на запад. Трещат оборонительные линии врага. Клином идёт полк, рассекая их, а рядом с танкистами, защищёнными броней, десантники, защищённые одними только пуленепробиваемыми шлемами. Руденко был быстр умом и решителен в действиях – свидетельством тому ордена за освобождение Литвы, за прорывы в Пруссии. Он хорошо разбирался в технике и вскоре стал командиром танкового взвода. Когда казалось – всё, дело сделано, враг законопатил себя в своей берлоге, когда уже мечталось о близком мире, о жизни без разрывов и без потерь, в одном из последних боёв ударил в танк Руденко снаряд чудовищной силы. ИС горел, это он помнит. И ещё помнит боль, судорогой сведшую тело. Кто спас его, не знает, что стало с тремя другими товарищами, не знает тоже. Знает одно – когда пришёл в себя и сделал попытку пошевелить пальцами рук, подивился, как легко послушались они приказа, да только совсем не там, где он предполагал, чуть приподнялась простыня. Руки ему ампутировали – одну выше локтя, другую чуть ниже. Потом он потерял жену. Остались маленькие дети...
Была сибирская закалка, умноженная фронтовым терпением. Сколько людей на месте Руденко пало бы духом.
Он задался мыслью – сконструировать протезы, которые были бы послушны малейшему движению плеч. «Я создал эти протезы не только для того, чтобы держать ложку и нож, но чтобы играть в шахматы. Они уносят все горести этого мира и несут все его радости». Не знаю, сказал ли кто-нибудь о шахматах лучше. Он, фронтовик, думал не только о себе, о многих тысячах таких, как он. Стал инженером на протезном заводе. Поставил перед собой далёкую цель.
И шёл к ней через немалые преграды: происки завистников и равнодушных чинуш. И всё же дошёл.
Об удивительном этом человеке рассказали и «Правда», и «Комсомольская правда». Долгожданное авторское свидетельство на изобретение «протез плеча» было наградой за стойкость и... преданность шахматам.
P.S. Герой этого рассказа Григорий Трофимович РУДЕНКО скончался в апреле 2016 года, не дожив несколько дней до своего 96-летия.
Также читайте «Неповторимый подвиг советского шахматиста-фронтовика. История, которая вас потрясёт»
