Сергей Павлович проснулся совсем рано, только начинало рассветать. Ему приснился страшный сон, кошмар, в котором он был свидетелем убийства Насти, четырнадцатилетней девочки тело которой нашли на чердаке заброшенного дома. Сон был очень реалистичен. Он проснулся в поту, сердце выпрыгивало из груди, его бил озноб. Такие сны ему никогда не снились, в которых стёрта черта между сном и реальностью. Это было страшно, очень страшно.Сергей Павлович проснулся совсем рано, только начинало рассветать. Ему приснился страшный сон, кошмар, в котором он был свидетелем убийства Насти, четырнадцатилетней девочки тело которой нашли на чердаке заброшенного дома. Сон был очень реалистичен. Он проснулся в поту, сердце выпрыгивало из груди, его бил озноб. Такие сны ему никогда не снились, в которых стёрта черта между сном и реальностью. Это было страшно, очень страшно.
Он хотел было выпить грамм сто коньяка, но вспомнил, что вчера вечером собрал весь алкоголь, который был в квартире, и отнёс на мусорку. Он твёрдо решил начать жить, начать жить заново и места алкоголю в его жизни больше не будет. Всё решено! Хватит!
Сергей Павлович сварил ароматный кофе, подошёл к студийному мольберту, занимавшему немало места в тесной комнате, и стянул с него простыню. Пустой холст. Он поставил чашку с кофе на тумбочку, одел фартук, достал краски, кисти, палитру и понял, что хочет нарисовать свой сон, нарисовать убийство девочки, нарисовать так, как ему приснилось. И он чувствовал, что это будет его главное творение в жизни, после которого всё изменится, изменится навсегда!
Он сделал карандашом эскиз. Внимательно посмотрел не упустил ли важных деталей из своего сна. Потом он присел на стул, выпил остывший, но ещё теплый кофе, не отрывая глаз от холста. У него была отличная зрительная память, а цветопередача поражала многих ценителей живописи. Творить. Он был готов творить. Ему это было нужно сейчас, но почему он объяснить не мог. Пришло вдохновение от его страшного сна, ночного кошмара, и теперь ему хотелось перенести это на полотно. И он начал творить. После эскиза он нарисовал мрачный, убогий фон чердака. Потом занялся прорисовкой своих персонажей - лежащей на полу задушенной девочки и монстра в образе человека, поспешно покидающего место своего чудовищного преступления. С каждым мазком кисти картина приобретала зловещий, мрачный вид. Она как-будто оживала под кистью своего создателя, приобретая законченный устрашающий вид. Персонаж убийцы, его лицо, взгляд, поза были настолько реалистичны, что Сергей Павлович ужаснулся своему творению.
Был полдень, когда он закончил своё творение и совершенно без сил упал на диван и уснул. Его творение совершенно его измотало, отняло все физические силы. Ему нужно было отдохнуть и не было даже сил помыть руки. Он так и уснул весь вымазанный краской, но хоть снял фартук.
Проснулся, когда за окном стемнело. Ничего себе поспал. Но зато проснулся полным сил, ужасно голодным и счастливым. Счастливым. Одного взгляда на картину было достаточно, чтобы от её реалистичности стало страшно, чтобы волосы зашевелились на затылке, чтобы участился пульс. Сергей Павлович понимал, что это шедевр, что это лучшее творение за прошедшие три года, что это полотно оценят критики и благодаря ему он может триумфально заявить о своём возвращении. Но стоит ли оно этого! Смерть девочки, запечатленная здесь, для него триумф, а для её родителей трагедия жизни! И какой сделать выбор - вернуться в профессию с триумфом или никому её не показывать, спрятать как можно дальше, забыть о ней! Уничтожать свои полотна, свои творения он не мог, рука не поднималась, никогда, ни разу в жизни. А вот спрятать, убрать с глаз долой, забыть - это он мог и иногда так делал. Таких полотен у него было двенадцать! А это полотно ...! Не может быть! Тринадцатое!
Прошёл месяц. Месяц новой жизни. Месяц плодотворной работы, до изнеможения, за который ему удалось написать шестнадцать полотен, отличных полотен. Встречи с друзьями, интервью местному телеканалу, контракт на выставку с хозяином частной галереи - за месяц он сделал больше, чем за последнии три года. Он вновь вернулся к жизни, у него появился смысл в ней, после написания той картины, шедевра, спрятанного подальше от глаз. Сергей Павлович написал прекрасный портрет Насти, который он подарил её родителям. Там девочка была нарисована такой, какой она была - живой, доброй, застенчивой. Такой она останется не только в сердцам близких, но и на картине, которая будем им постоянно напоминать о дочери.
-Сергей Павлович! - Семён Валерьевич, хозяин картинной галереи и знаток живописи, стоял на пороге его квартиры, - Рад вас видеть в добром здравии!
-Спасибо! Проходите! - они обменялись рукопожатиями, - Мне немного неловко! Беспорядок!
-Это творческий беспорядок! У меня ещё хуже и не только в галереи, но и дома! - Семён Валерьевич, полный мужчина, средних лет, усмехнулся, - Ну, давайте посмотрим, что вы приготовили для выставки!
-Полотен не много! Но, надеюсь, они понравятся вам и вы, как настоящий ценитель и эксперт, дадите оценку моим творениям! Самую первую оценку, так как увидите их первым! - Сергей Павлович провёл гостя в комнату, где картины стояли вдоль стен, на диване, на столе, - Места у меня маловато! Расставил, как мог!
-Очень неплохо! - Семён Валерьевич одел очки и бегло осмотрел полотна, потом долго рассматривал полотно "Утренний свет", потом минут пять стоял возле "Мусорщик", - Вы талант! У вас редкий дар! Цветовая гамма просто поражает! Я хотел бы хорошо изучить полотна! У вас будет часок для меня?!
-Конечно! Вы изучайте, а я пока сварю кофе!
-Спасибо! Без сахара! С молоком! Если можно! - уточнил хозяин галереи, не отрывая взгляд от другого полотна.
Где час, там и два! Семён Валерьевич долго изучал полотна, задавал вопросы, восхищался передачей цвета, реалистичностью. Но ему не нравилось только одно - полотен было мало. Двадцать одна картина. Хотелось больше, хотелось намного больше. И когда, он кивнул на полотна накрытые простыней, Сергей Павлович ответил, что это не для выставки.
-Право! Это вы так думаете! Я должен на них взглянуть! - Семён Валерьевич не собирался спорить, уговаривать, он настойчиво посмотрел на художника, - И даже, если полотна плохо получились или не нравятся вам, это не значит, что они не понравятся ценителям. Показывайте! Я не уйду, пока не посмотрю на них!
-Я вам покажу, но на выставку...! На выставке их не будет! - он отрицательно покачал головой, - Я не хочу их показывать, выставлять на всеобщее обозрение!
-Когда мне такое говорит художник - я понимаю, что он прячет произведение искусства, настоящий шедевр, бестселлер! У меня интуиция хорошо развита! Показывайте! А там решим! Посмотрим с вами и поспорим! - Семён Валерьевич улыбнулся, весь в предвкушении.
Сергей Павлович достал одно полотно. Потом второе. Третье. Семён Валерьевич потратил на их изучение пять минут. На четвертом и пятном полотне он подзавис, похвалил за цветопередачу. И сказал, что эти два полотна обязаны быть на выставке. Шестое и седьмое произведение не вызвало должного восхищения. Восьмое, на котором была изображена луна с крыши дома, его заинтересовало и впечатлило. Хорошее полотно, интересное решение, чёткая цветопередача ночного неба, звёзд, Луны. Девятое полотно, с играющими котятами на клумбе, и десятое, с одиноким стариком на скамейке в парке, Семёна Валерьевича не сильно впечатлили. Следующее задержало его внимание на минуту, не более. А вот "Дождливый день" не отпускал от себя минут десять. Ничего интересного, скучный пейзаж, но что-то в нём было, что-то притягивало взгляд, гипнотизировало. "Смерть Насти" заставило Семёна Валерьевича пошатнуться, испугаться. В его в глазах был страх, ужас от реальности картины, который через десять минут перешёл в неописуемый восторг.
-Это! Это! Просто шедевр! Очень страшный! Очень реалистичный! Я никогда не видел такого! Вы написали настоящий шедевр, Сергей Павлович! Эта картина должна замыкать выставку! - он был в неописуемом восторге, глаза горели, нервно сглатывал слюну.
-Нет! Нельзя показывать это полотно! Оно страшное, сплошной негатив! Нет! - Сергей Павлович отрицательно покачал головой и снова стал убирать полотна, прятать в угол, где им было самое место.
-Сергей Павлович! Вы знаете меня давно! Вы знаете, что я никогда не ошибаюсь! Если я говорю, что это шедевр, то так оно и есть! Эта картина, это произведение, это шедевр то, что не хватает для выставки. И я настоятельно рекомендую выставить все эти тринадцать произведений! Без них выставка будет не полной. Без них будет сложней понять вас, понять, как художника, как творца! Поэтому эти картины должны быть на выставке! - он пытался его переубедить, настоятельно переубедить.
-Нет! Эти картины, я не хочу их показывать людям! В них есть то, что люди не должны видеть, чувствовать! Они написаны в период лютой депрессии, страха, одиночества! Я не хочу выставлять это на всеобщее обозрение! Не хочу, Семён Валерьевич! Пока не хочу!
-Давайте так! Картины мы покажем, выставим! Снимем обзор по выставке! Я приглашу журналистов, своих друзей, вернём вас к творческой жизни! Но, эти картины, можете не оценивать, не продавать! Оставить себе! Но показать людям просто обязаны! Или делаем так или...я могу отказать вам в выставке! - он внимательно смотрел на художника, - Вам нужна эта выставка! Вам нужно возвращаться к творчеству, к жизни, к обществу! И я хочу вам помочь в этом! Машина придёт с грузчиками и охраной в пятницу утром! В субботу откроется ваша выставка! Эти картины должны быть на ней! Сергей Павлович! Вы гениальный художник! Люди должны вас знать, должны о вас говорить, должны любить ваши шедевры!
-Хорошо! - согласился он.
-Увидимся в субботу, на выставке! Спасибо вам за кофе! Спасибо, за показ! Провожать меня не стоит! До встречи!
-Увидимся в субботу, на выставке! Спасибо вам за кофе! Спасибо, за показ! Провожать меня не стоит! До встречи!
Сергей Павлович присел на стул, услышав звук закрывшейся двери, и посмотрел на картину "Смерть Насти". Какой же она получилась реалистичной!