Глава 8
Время действия - 1859 год.
- Дошли! – ликовали путешественницы.
- А что же, куда мы теперь? – спросила Груня у Сашки.
- В Севастополь! – с улыбкой отвечал тот. – Бывал я здесь ещё до войны. Красавец город-то! На Северной стороне велено остановиться на постоялом дворе.
- А как это – на Северной? – любопытствовала задорная Настенька.
- А видишь ты, берег здесь вроде морды рыбьей, и пасть у её раскрыта. Пасть эта называется Большая гавань. Туда корабли заходют. Там от бурь укрываются. И вот одна её челюсть с северу лежит, а вторая – к югу. И перебраться с одной на другую можно на лодке.
- А мы тоже поплывём на лодке?
- Ну, ежели только поразвлечься захочете. А так – надобности никакой не будет. Как раз на Северную сторону и придем. Версты четыре осталось. Чуете, девки, как море пахнет? – Сашка с удовольствием прищурился, втянул носом солоноватый свежий запах.
Марья маленькая толкнула в бок Дарью, показала глазами: возница в этот момент был похож на барскую гончую собаку, вынюхивающую добычу и готовую сию же секунду рвануть вперёд. Дарёнка весело прыснула, зажала рот ладошкой.
- Ну вот, голубушки, скоро и решатся судьбы ваши, - умильно улыбалась Марфа.
Старухе было радостно – подходил к концу трудный путь, а возвращаться они с Алёной рассчитывали налегке, почтовыми, так что обратная дорога обещала быть более быстрой и приятной. Предвкушение предстоящей оплаты от генерала тоже грело душу. Но это было впереди. Оставалось совсем малое – сопровождать девиц до самого венчания, а потом сдать новоиспеченным мужьям всё имущество невест по описи.
Возницы тоже оживились. После недолгого отдыха предстоял им обратный путь, и выгодный подряд уже был в кармане.
- Сейчас вот за эту гору повернём, увидите, каков он, Севастополь, - благодушествовал Сашка, оглаживая свою густую черную бороду. – Я ведь возил сюда зерно до войны. Дома из белого камня сложены. Известняк называется. Кораблей на рейде – тьма. А которые в море – у тех паруса распущены, красота!
И вот дорога плавно повернула влево, и перед изумленными путниками открылась горестная картина разрушенного до основания города.
Обоз остановился, и путники замерли в растерянности.
- Что же это? – наконец смог сказать Сашка. – Город-то... Нет ведь города. Севастополя нет. А корабли где?
- Так война же была... – неуверенно отозвался один из его товарищей.
- Война... Какой город был... – простонал бородач.
- А куда же нам теперь? – испуганно спросила Дарья.
- Чай, генерал Протасьев знал, куда направлял, - жестко сказала Алёна. – Ну, нечего стоять. Едем. Найдем постоялый двор, а потом уж генеральского поверенного разыщем.
И обоз тронулся вперед. Однако радость сменилась унынием и даже страхом. Какова же была та война, что спустя три года город всё ещё лежал в руинах, и некому было отстраивать его!
Постоялый двор нашли на удивление быстро. Да и как не найти, если целых домов почти не было, и редкие восстановленные здания бросались в глаза. Разместили девушек в маленькой комнате с двухуровневыми настилами для лежания и крошечным столом у окна.
- Ох, ты! На полати похоже! – удивлялись девицы, рассматривая нары.
Аннушку положили на нижний ярус, и она светло улыбалась, глядя на виднеющееся в открытом окне небо. Солёный ветер врывался в комнату, будоражил и лишал покоя нетерпеливых девиц.
- Марфинька, а посмотреть бы море поближе! – попросила вдруг Груня.
- А что же, и посмотрим! – согласилась Марфа. – Вот завтра и пойдём. Сегодня-то отдыхать надобно. Ноженьки гудят, почитай всё время пешком шли.
На следующее утро, выпив в трактире чаю, Алёна отправилась искать генеральского поверенного Гаевского. Улица, на которой жил Гаевский, располагалась на Южной стороне, в одном из немногих заново отстроенных после войны особняков. Переправляться предстояло на лодке через Большую гавань к Графской пристани. В душе Алёна опасалась и моря, и не внушавшего ей доверия одноглазого перевозчика, и снующих над самой головой чаек, однако терять лица перед увязавшимися следом за ней девицами не собиралась. Под их восторженно-испуганные возгласы она решительно шагнула в ялик и села на маленькую скамеечку, именуемую банкой. Одноглазый взмахнул вёслами, и лодка отчалила.
Девицы с любопытством оглядывали желтый слоистый выступ берега, прикрывающий от их взоров открытое море, ослепительно сверкающую на солнце воду, пугающую громаду Константиновской батареи.
- А что же это такое там, из воды торчит?– вдруг сказала Настя.
- Ага, ровно палки какие! Эй, дяденька, что это там в воде? – окликнула Дарёнка скучавшего возле своей лодчонки мужичка.
- Не здешние? – усмехнулся тот. – Корабли это затопленные, девонька.
- Кораблиии? А чего это они затоплены-то?
Мужичок с улыбкой оглядел любопытные мордашки девушек.
- Война здесь была, касатушки. Заявились сюда гости непрошенные, англичане с французами. Кораблей пришло – туча. Раза в три поболе, чем у нас. И никак нельзя было допустить их в бухту. Пришлось затопить старые корабли вот там, на входе в залив. Попытались было иноземцы пробиться через них, ан не вышло. Сослужили последнюю службу наши красавцы корабли – не пропустили супостата в город. А над водой верхушки мачт виднеются.
- Верхушки чего?
- Мачт. Это куда паруса крепят, - засмеялся мужичок.
- Ой, как занятно... Дяденька, а ты кто?
- Матрос я отставной, Матвей Седых.
- Матрос?! – девушки стали жадно вглядываться в лицо и облик Матвея. – Вона какие они, матросы!
- Ага...
Василиса прогулкой на берег не соблазнилась, а осталась сидеть возле подруги.
- Шла бы ты, голубонька, посмотрела на море! – тихо сказала Аннушка.
- Успею ещё! – усмехнулась Василиса. – Каждый день видеть будем.
- Не тоскуешь по дому-то?
- Как не тосковать... – помолчав, ответила Васёнка. – Федюньку мне больше всех жаль. Съест его Матрёна. Пока мал, ещё ничего. Одет, накормлен, и слава Богу. А подрастать станет – нужно будет отцу помогать, свой кусок хлеба добывать. А какой из него работник, коль силёнок нет. Не сгубили бы мальчонку. И бабушку тоже жаль. А отец... Изработался он. И годов вроде не много, а душой уже старик.
- А меньший брат?
- Которого Матрёна родила? Да я к нему и привыкнуть не успела. Когда мамка померла, Федюнька совсем малым был. У меня на руках рос. Вроде сыночка родного мне. Оттого и жалею его больше всех.
- Как же решилась оставить его?
- Ох, Аннушка... Да ведь всё одно наложила бы я на себя руки. Не стала бы терпеть старого барина. Как вспомню, что мне бабы рассказывали про его утехи, так тошно становится. Не смогу ведь я так. Ты знаешь, - Василиса прижалась лбом к плечу подруги, зашептала горячо, - думка есть у меня. А вдруг муж мне добрый достанется, да выкупит Федю у барина, а? Как думаешь?
Аннушка улыбнулась, промолчала.
- Да знаю, знаю, что это всё так... выдумки одни, - Васёнка подняла голову, посмотрела на подругу. – Что теперь-то, а?
- Приедет поверенный, посмотрит на вас. Потом вызовет женихов. Вас обвенчают, и вы отправитесь в свои новые дома.
- Вы? А ты? Аннушка, я мужа своего просить буду, чтобы он взял тебя тоже. Со мной жить станешь. А как, Бог даст, выздоровеешь, так и тебе муж подыщется.
- Не поднимусь я уже, родная. Тянет земля меня к себе. Скоро уж...
Василиса прижалась к плечу Аннушки и разрыдалась.
Гаевский прибыл ближе к полудню. Осмотрел сундуки с приданым, пересчитал девиц, поинтересовался – не больны ли.
- Да есть одна хворая, - доложилась Алёна. – Она и сразу нездорова была, а в пути совсем ослабела. Что уж с ней делать, не знаю.
- Писал мне генерал про неё, - поморщился Гаевский. – Что совсем плоха?
- Должно, недолго осталось ей...
- Ладно, решим потом. И вот что. Время терять нечего. Отправлю сегодня в Андреевку нарочного, а завтра обвенчаем молодых. На том и делу конец.
- Что же за Андреевка такая? – полюбопытствовала Марфа.
- Матросы эти, которым девицы предназначены, основали сельцо своё. А назвали в честь Андрея Первозванного.
Девушки взволнованно шептались, не смея спрашивать у Гаевского ни о чём.
- Как же венчаться-то? Как же выбирать они станут, кому на ком жениться? – наконец насмелилась Дарья.
- Разберутся, - усмехнулся Гаевский.
На следующее утро девицы, одетые в самые лучшие свои наряды, в сопровождении Марфы и Алёны отправились в церковь Вознесения Господня. Отстояли службу в толпе прихожан, вместе со всеми исповедались у старого священника, причастились.
- А что, суженые-то наши когда прибудут? – осмелилась спросить Марья большая у Алёны.
- Суженые ваши всю службу здесь были, - усмехнулась та.
- Как здесь?! А что же ты нам не сказала?
- Зачем? Чтобы вы вместо того, чтобы Богу молиться, глазами по сторонам зыркали?
Постепенно разошлись прихожане, и остались в храме только несколько усачей с обветренными тёмными лицами, несмело стоявших группкой у стены.
- Неужто они? – перешёптывались девушки. – Ой, не молоды.
- Да вы не на лица смотрите, не на лица. На выправку смотрите! Бравые матросы.
- Ага, бравые... А вон тот седой и вовсе старик!
- Руки-ноги вродя на месте...
- Погоди, у рыжего вместо ноги деревяшка!
- И впрямь! А у одного лицо завязано...
- Гдеее?
- Да вон, сзади. За спинами других прячется.
- Чего это он?
- Ой, девоньки... Страх-то какой...
Вошёл генеральский поверенный Гаевский, подозвал к себе Алёну. От группы усачей к нему подошёл старик.
- Что, Тимофей, и ты приехал? – засмеялся Гаевский.
- А как же они без меня?! – сдержанно улыбнулся усач. – Я им, почитай, вместо отца.
- Может, и тебя окрутим? – подмигнул поверенный.
- Да где уж мне! Я своё отжил. Ребят вот женю, рядом с ними и буду жить да их ребятишкам радоваться.
- Ну что же, как девиц делить будете? По росту может поставить?
- Нет. Положимся на волю Божью. Пусть жребий определит, кому какую девицу в супруги брать.
- Что же, воля ваша. Начинайте, - и Гаевский отошёл в сторону.
Тимофей вытащил откуда-то довольно объёмную торбу и встал посреди церкви. Подходили матросы, доставали из-за пазухи фуражки, клали их, перекрестясь, в мешок.
- Ну что же, красавицы! – старик повернулся к девицам. – Теперь ваша очередь. Доставайте бескозырки. Чью достанете, тот вашим мужем и станет.
Заробели девушки, не смеют шага сделать.
- Ну, чего стоять? Для того ли тыщу вёрст шли? – прикрикнула Алёна.
- Эх, была не была! – махнула рукой Дарёнка и решительно зашагала к усачу.
Перекрестилась, вынула фуражку, подала старику.
- Пётр Морозов! – выкрикнул он, осмотрев головной убор.
От толпы отделился один из молодцев, подошёл, поклонился Дарье и, взяв её за руку, отвёл в сторону.
Следом пошла Груня, а потом Марья маленькая. Марье большой досталась бескозырка рыжего матроса на деревянной ноге.
Как в тумане шла Василиса к мешку, вытаскивала фуражку.
- Семён Астахов!
От поредевшей толпы отделился тот самый, с завязанным лицом. Подошёл, взял Васёнку за руку бережно, но властно, отвёл в сторону. Почему у него на лице платок? Только глаза видны чёрные, жгучие.
Разобрали девицы все бескозырки, и поп венчание начал.
- Венчается раб Божий... как зовут?.. Семён... рабе Божьей... как зовут?.. Василисе... во имя Отца и Сына и Святаго духа, аминь. Целуй! – батюшка тычет венец к губам жениха, водружает ему на голову. – Венчается раба Божья Василиса...
Ну, вот и всё. Теперь она жена этого человека с чёрными глазами. Перед Богом и перед людьми. Знать бы только, почему у него повязка на лице...
Как в тумане приняла она от молодого мужа свадебный подарок, вынутый из-за пазухи цветастый платок. Как в тумане шла с ним рядом к постоялому двору, где рабочие уже перегружали девичьи сундуки на матросские подводы.
- Да, Тимофей, тут ещё одна девица есть, - услышала она голос Гаевского. – Больная она очень. Отойдёт скоро. Упросила генерала взять её, да не выдержала дороги. Вы бы определили её куда-нибудь, пока не померла. Да и похоронить потом надо будет по-христиански.
Тимофей задумался, пригладил свои седые усы:
- Оно, конечно, дело такое... Все под Богом ходим. Взять можно. Был бы парнишечка, я бы себе забрал. За ранеными приглядывать умею, научился в госпитале. Только смогу ли я за девицей ухаживать, не ведаю. А поручать кому-то из ребят – несправедливо. Молодые должны хоть первое время без обузы пожить. Ну да ладно, где ваша девица?
По знаку Гаевского работники вынесли на носилках Аннушку, положили в матросскую повозку.
- Эх, а глаза-то! – всплеснул руками Тимофей, взглянув на неё. – Ровно море в хорошую погоду. Пойдёшь ли, девонька, у меня жить? Один я, вдовец. Не застыдишься ли заботу мужскую принять?
- Пойду, дедушка! – слабым голоском ответила Анюта.
Гоготнул кто-то из матросов: «Вот тебе, дедушка, и внучка нашлась!»
- Цыц! – с укором сказал Тимофей насмешнику. – Ну, вот и договорились! – улыбнулся он Аннушке.
После недолгих прощаний с возницами и старухами матросский обоз двинулся в Андреевку. Василиса сидела в повозке и украдкой поглядывала на идущего рядом мужа. Что скрывает его повязка?
Но вот налетел порыв ветра, рванул тряпицу, открыл молодой жене облик суженого... Безобразный, уродливый шрам стягивал половину лица, а вместо носа чернели страшные дыры...
Вот и муж молодой... Радуйся, Васенька, семейной жизни...
Главы выходят раз в неделю. Иллюстрация: Матрос Петр Кошка среди других солдат и матросов — героев обороны Севастополя
(слева направо: Афанасий Елисеев, Аксений Рыбаков, Петр Кошка, Иван Димченко, Федор Заика). Рисунок Василия Тимма, 1855 год.
Предыдущие главы: 1) Барские причуды 7) "Дошли!"
Если вам понравилась история, ставьте лайк, подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые публикации! Больше рассказов можно прочитать на канале Чаинки
