Пожалуй, ничто не помогает прочувствовать события лучше, чем мемуары, написанные по горячим следам. Если речь заходит о немецкой авиации первой мировой войны, то в первую очередь приходит на ум «Красный истребитель» Манфреда фон Рихтгофена – однако есть ещё один замечательный образец... и на этой гладкой, стандартной формулировке перо моё притупляется. «Жизнь лётчика» Эрнста Удета не назовёшь мемуарами в полном смысле слова.
И причина не только в малом объёме, но ещё и в том, что это произведение так и хочется причислить к беллетристике. Недаром после выхода в свет эти записки пользовались большой популярностью, и многие сравнивали их с романом «На Западном фронте без перемен». Дело в том, что это книга одновременно достоверная и психологически очень яркая, пронзительная.
Мне бы не хотелось противопоставлять воспоминания двух лучших немецких истребителей Великой войны, однако сравнение так и напрашивается.
Разница, безусловно, в манере и стиле изложения. Записки Красного Барона кажутся ровными по своему тону, несмотря на упоминания типичных военных реалий, включая гибель товарищей. Но если они оставляют после себя привкус светлой грусти, то «Жизнь лётчика» Эрнста Удета однозначно рекомендуется к прочтению всем, кто не чуждается чисто ремарковской острой тоски.
Стоит сразу отметить: в этих записках нет сгущения красок, ложного драматизма и надрыва. Но причина, возможно, ещё и в личности автора – и в его судьбе. А без посвящения в биографию здесь обойтись не может.
Чисто формально, хотя бы потому, что Удет по сравнению с Рихтгофеном – менее известная фигура второго плана. Опять же, и с чисто формальной точки зрения: если Красный Барон с его 80-ю победами – ас номер один, то Эрнст Удет с 62-мя – ас номер два.
А теперь нам следует перенестись на годы вперёд.
После войны Удет проживал и выступал со своим авиашоу в США и получил известность благодаря непревзойдённому мастерству пикирования, снимался в Голливуде, выполняя воздушные трюки. Увидев его выступления, не кто иной, как Герман Геринг, фронтовой сослуживец и командир Удета, уговорил его вернуться в Германию и работать в Люфтваффе. После нескольких отказов Удет согласился и с 10 февраля 1936 года получил должность инспектора истребительной и бомбардировочной авиации, а 9 июня того же года был назначен в техническое управление Министерства авиации, возглавляемое Мильхом. В 1939 году стал генерал-инспектором люфтваффе, отвечавшим за проектирование и производство всей техники Люфтваффе, переняв эти функции у Мильха.
Ни к чему хорошему это не привело ни его лично, ни германские ВВС. Удет был блестящим пилотом, но никудышным организатором. Его место было, скорей, на съёмочной площадке Лени Рифеншталь, а не в сложной управленческой структуре. По его вине были допущены критические ошибки в руководстве техническим вооружением военной авиации Германии, что в числе прочих причин привело Люфтваффе к поражению, а самого Удета – к самоубийству. Не выдержав груза возложенной ответственности, постоянных интриг, которые насквозь отравляли существование не только чисто партийной, но и военной верхушки Рейха, страдая от последствий полученных ранений, а также от тяжёлого алкоголизма и наркомании, дойдя до крайней точки саморазрушения, 17 ноября 1941 года бывший лётчик-ас застрелился у себя в кабинете.
Манфред фон Рихтгофен погиб и остался вечно молодым. Его трагедия светла. Не то в случае Эрнста Удета – он оказался запятнан, как ни посмотри: тем ли, что вообще согласился работать на Третий Рейх, тем ли, что не справился с поставленными задачами.
Историк Норман Олер использовал хлёсткую формулировку: «он не годился на роль героя». Подобная же деградация постигла ещё одного славного немецкого аса, который стал впоследствии главнокомандующим Люфтваффе и чья биография авторства разных исследователей уже неоднократно обозревалась на этом канале...
Судьбы таких людей могут вызывать праведное негодование, а могут – горечь из-за разницы между «было» и «стало». И оттого порой тем сильнее хочется погрузиться в ранний период их жизни, в ту пору, когда они пока ещё, всё ещё являлись героями.
Так давайте же это сделаем.
Записки Удета пленяют с первой страницы. Живое, стремительное повествование начинается в приподнятом тоне – в части «Полёт над вражеской территорией» юный авиатор рассказывает нам о знакомстве со своим непосредственным командиром, Юстиниусом, под началом которого он отправляется на первое задание в качестве пилота, тогда как Юстиниус – наблюдатель.
Автор искусными мазками и штрихами всего за несколько абзацев обрисовывает и быт недавно сформированных авиационных частей, и отношения с офицерами, и царящие настроения, и курьёзы («Что могло понадобиться от меня Юстиниусу? Может быть он выяснил наконец, кто облил бензином хвост собаки, принадлежащей нашему капитану?»).
Тут стоит вспомнить и то, что Эрнст Удет обладал не только лётным талантом, он был ещё и замечательным художником-карикатуристом. Впоследствии, уже в зрелые годы, он стал известен тем, что на совещаниях Люфтваффе рисовал шаржи на своих коллег, а в том числе и на себя самого.
В его заметках о войне тоже там и тут проскакивает живой и непосредственный юмор, хотя к концу повествования его становится всё меньше – но смелость, лаконичная выразительность рисовки сохраняется, и всё, что изображает автор, предстаёт перед читателем очень зримо. И тем поразительнее, насколько разные картины и настроения переданы единым почерком.
Так, делясь своими первыми опытами, Удет не утаивает от читателя своих промахов и неудач, показывая, как часто в жизни лётчика того времени решающую роль играла случайность или стечение обстоятельств – эта честность и самоирония по духу повествования сближают его с Рихтгофеном.
Некоторые случаи вновь напоминают нам, какими порой несерьёзными кажутся многие авиаторы той поры – в силу своей юности и крайней непосредственности. В одном из самых первых описаний Удет как раз и приводит случай проявленной им и его товарищем «святой простоты». Во время выполнения задания по бомбардировке вражеских объектов при возвращении к своим происходит ЧП: «Юстиниус указывает на правое верхнее крыло. Я вижу, что растяжка, на которой крепится трос, вырвана с мясом. Трос болтается в воздухе и давление воздуха выворачивает крыло вверх. Мы планируем на восток, по направлению к Швейцарии...»
Наконец, пилотам удаётся сесть, их встречают жители деревни – и тут их поведение из героического переходит в комическое по принципу «хотели как лучше»: Удет и Юстиниус решают починить самолёт прямо на месте и просят деревенского кузнеца изготовить им новую растяжку. Но их рвение не разделяется начальством:
Тут даже без комментариев, для современности ситуация совершенно немыслимая! Вот уж действительно, инициатива наказуема. Хотя это ещё не самый вопиющий случай. К описанию других Удет переходит буквально сразу же – и в следующий раз отделывается уже не так легко. Из-за слишком глубокого виража он едва не разбивает самолёт с полной бомбовой нагрузкой и посадку выполняет лишь чудом – как и чудом не гибнет сам и не губит машину. И за это немедленно отправляется на гауптваху. Описание его отбытии наказания сразу же воскрешает в памяти бессмертную классику – роман «Похождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека: красочные и остроумные описания злоключений ничуть не уступают чешскому классику.
Повествование увлекает нас дальше: мы видим, как Удет возвращается в часть, и оказывается, что лётчики нарасхват, так что его немедленно отправляют на задание. Однако тут ждёт новая неприятность: во время бомбометания одна из бомб застревает в конструкции шасси - а чтобы она безопасно соскользнула и упала в поле, приходится проделывать аккурат те резкие манёвры, за которые неопытный лётчик совсем недавно был наказан.
И когда Удета переводят в истребительную часть, опять всё не слава Богу: в первый же день при разгоне для взлёта заклинивает управление, и врезается в ангар. Хотя уж на этот раз взятки с него гладки, авария произошла не по его вине.
Немногим лучше проходит боевое крещение:
В конце концов, Удет рассказывает о следующем бое, во время которого ему удалось справиться со страхом, но так и не вышло поразить противника из-за заклинившего пулемёта – тем не менее, это победа над собой. Но не только безрезультатность вылета омрачает настроение молодого истребителя: по возвращении на базу он узнаёт о гибели нескольких сослуживцев.
И здесь происходит переход к следующей части записок, которая красноречиво озаглавлена: «Смерть летит быстрее».
Начиная с этого момента, тон повествования резко меняется. Художественная выразительность описаний, их точность и меткость сохраняется, но ирония и юмор практически испаряются со страниц.
Когда читаешь эту часть книги, такое ощущение, что пьёшь крупными глотками обжигающий коктейль, двумя ингредиентами которого являются победа и погибель, и расположены они равномерными тонкими слоями.
Автор описывает в чёткой и графичной манере свои боевые вылеты, ход схваток с противником и то, как ему удаётся одержать верх – но эти описания постоянно перемежаются упоминаниями о смертях товарищей, которые чисто эмоционально более насыщенны, так что в итоге после прочтения остаётся стойкий привкус горечи. Хотя казалось бы: Удет наконец-то в полной мере овладевает мастерством истребителя, у него есть и опыт, и чутьё, и везение, и тут бы сполна вкусить сладость триумфа и испытать довольство собой – но нет, частенько им владеют совсем другие чувства... Которые, впрочем, не убивают в нём любовь к полёту, преданность Родине и готовность сражаться до самого конца.
Так же, как и в ещё одном замечательном человеке, которому Удет посвящает отдельную часть своих записок...
Впрочем, прежде чем перейти к ней, стоит сделать одно важное наблюдение. Люди, их образы, характеры, эмоции, судьбы, манера поведения, мотивы – это то, что автору однозначно удаётся, он проявляет себя как замечательный и очень чуткий, сочувствующий художник. Поэтому интересными и живыми выходят из-под его пера и портреты ныне безвестных его товарищей, и персонажей, оставивших след в истории.
Так, например, не уверена, что многие могли бы с ходу описать характер одного из выдающихся немецких асов, Генриха Гонтерманна – который прославился достаточно специфическим, непростым мастерством сбивать неприятельские аэростаты.
Но и здесь Удет приходит нам на помощь, рассказывая о человеке, под началом которого служил. Он описывает «лицо круглое, как у фермера», «не выражающее никаких эмоций», некоторую замкнутость и отстранённость – но потом оказывается, что Гонтерманн способен на нешуточную бурю: так, он заступается за дочь французского дворянина, у которого квартируют немецкие лётчики, когда к ней пристаёт комендант города. Мало того, Гонтерманн добивается того, чтобы обидчик был сурово наказан. Ему свойственна щепетильность не только в моральных, но и в профессиональных вопросах: он экономно расходует боеприпасы и добивается того, чтобы сохранить самолёт как можно более невредимым во время боя – и в этом отличается от Рихтгофена, который к повреждениям своей машины относится с «беспечной улыбкой».
Вот здесь мы и переходим к следующей части книги, которая так и озаглавлена: «Рихтгофен». И это можно считать знаковым, что Красному Барону посвящена целая отдельная глава, с другой стороны, это донельзя логично: слишком глубокий след он оставил в истории германской авиации и в жизни тех, кому приходилось с ним иметь дело, а уж тем более, служить под его началом, как это произошло и с Эрнстом Удетом.
Любопытно, что в своих собственных записках Рихтгофен подчас выглядит просто-таки действительно «беспечным ангелом» и воздушным хулиганом – совсем не то на страницах «Жизни лётчика». Удет называет его «настоящим пруссаком», глаза его описывает как «холодные», отмечает, что он скуп на похвалу, требователен и строг к подчинённым: «...его одобрение всегда приходит в сухой манере, без малейшего следа сантиментов. ...Он судит людей по тому, что им удается достичь и также, возможно, по их товарищеским качествам. Того, кто оправдывает его надежды, он всячески поддерживает. Того, кто не может их оправдать, он отчисляет не моргнув глазом. Тот, кто демонстрирует во время вылазки равнодушие, должен покинуть группу – в тот же самый день».
Но при этом Рихтгофен поддерживает свой авторитет самым безотказным и справедливым образом: подавая личный пример. Он знает, чего стоит, но с ледяным отторжением относится к громким словам пропагандистов, вещающих о его героизме, и еле сносит официальный визит господ из рейхстага.
Удет говорит о своём командире: «Конечно, Рихтгофен ест, пьёт и спит как любой из нас. Но он делает это только для того, чтобы сражаться». Затем автор записок называет «самым незатейливым человеком из всех, кого приходилось знать» - из-за подчинённости всей его жизни одной цели, служению Родине. Но в словах этих нет пренебрежения – быть может, некоторое удивление и непонимание, но глубокое уважение к цельности натуры.
На страницах книги находится место и тому, с кем Удету впоследствии доведётся работать, служа изменившемуся Отечеству - и неправедному делу нацизма: после смерти «аса из асов» на пост командира заступает Геринг (о чём упоминается в части «Конец»).
«Его поставили на место Рихтгофена потому что он считается самым передовым стратегом во всей армейской авиации. В этом мёртвом секторе его талант опущен на землю и ему приходится вести свои битвы на бумаге».
В этих скупых строчках, пожалуй, чувствуется разница между двумя лётчиками – которая и привела их в ту пору к конфликту: хотя в записках это никак не афишируется, но Удет ставил под сомнение боевые заслуги Геринга. Правда, он отдаёт некую дань уважения, называя его «самым передовым стратегом» - но у современных читателей это может вызвать закономерную саркастическую усмешку: похоже, только на Великую войну и было Герингу отпущено стратегического таланта в рамках его тогдашнего опыта и компетенций, а к чему привело его «гениальное» руководство Люфтваффе годами позже, и говорить не стоит. Так что этот беглый пассаж в самом конце книги звучит макабрически.
При разборе записок Удета я намеренно нарушила порядок рассмотрения двух последних частей – перед «Концом» есть ещё «Возвращение домой»: там автор рассказывает о вынужденном временном возвращении в родной Мюнхен для лечения.
Это очень сильный в психологическом отношении отрывок повествования: опять же кратко, но очень ярко Удет описывает, какая пропасть теперь отделяет его от всех, кто остался в тылу – и от родителей, и от любимой девушки.
Его возлюбленная, Ло (полное имя – Элеонор Цинк), по описаниям выглядит несколько легкомысленной, капризной, простодушной, не понимающей вроде бы элементарных вещей, не обладает неким тактом. Но эти «элементарные» вещи может понять только тот, кто сам побывал на фронте, и Удет не раздражается на свою будущую невесту, скорее, между строк читается снисходительность и грусть от того, что они оказались на разной волне, но это было в принципе неминуемо. Отдельный тяжёлый момент – это визит к отцу погибшего товарища, с которым автор был дружен с самого детства. Все описания вынужденного отдыха сквозят смутной тоской и ощущением социальной неловкости – и в этом явственно чувствуется голос представителя «потерянного поколения».
Наверное, потому читателям так и полюбились эти записки, лишь только были опубликованы: они цепляют не только лётной «экзотикой», но и передачей царящих настроений, того, что было близко в ту пору очень и очень многим.
Именно поэтому мне очень хочется посоветовать «Жизнь лётчика» Эрнста Удета всем, кто интересуется историей первой мировой в целом и тогдашней авиацией в частности, а также и тем, кто перечитал всего Ремарка и хотел найти нечто подобное – потому что эта книга, находящаяся на стыке документальной и художественной литературы, бьёт прицельно в самое сердце.
