"Я теперь скупее стал в желаньях, жизнь моя, иль ты приснилась мне?" (с) Сергей Есенин.
До определенной жизненной черты человек просит для себя счастья, любви, денег и возможностей, за которые он обязательно ухватится и которыми непременно воспользуется. Человек ищет и требует, живет надеждами. И чем яростней зиг-заги судьбы, чем выше взлетают ее качели, тем лучше, тем больше простора для маневров.
Но к 50 годам отношение к жизни меняется. То, что казалось таким привлекательным, становится пустым и ненужным. То, без чего нельзя было представить жизнь, становится чуждым.
Никаких перемен не ждешь, а напротив, затаившись, замерев, молишься, чтобы небо не отобрало у тебя то, что есть: пожилых родителей, неразумных детей, кусок хлеба и угол для проживания - тепло родного дома. Боишься заболеть, боишься потерять работу...
Счастье уже не кажется чем-то спонтанным и ярким сваливающимся откуда извне, счастьем становится отсутствие несчастий.
Счастье рождается в том, что мы создали сами и наполнили собой: добром, заботой, любовью и нежностью. Будь то это появление на свет ребенка, строительство дома или сочинительство симфонии.
То малое и незначительное, чем обладаем только мы - бесценно. Если его лишиться, то потеряется смысл жизни.
Евгений Евтушенко пишет, что после 50-ти лет, мы все чаще задаемся вопросом - а сколько нам жить осталось? И как потратить с пользой эти годы? Ожидание конца, вопреки логике, людей бодрит и оживляет. Отделяет приоритетные направления от ненужной суеты. Демонстрирует то, что в жизни действительно важно, а без чего можно легко обойтись.
Но всему свое время.
К опыту, к мудрости тоже нужно прийти.
Через познание и принятие себя, через преодоление трудностей, через цепочку предательств и обид, через проверки на прочность, переоценку ценностей, открытие чего-то нового, осознание собственной уникальности, умение творить добро, прощать, отпускать.
Научиться наконец любить не то, что мы нарисовали в своей голове, как идеал, а то, что есть сейчас, в текущем моменте.
Евтушенко приходит к потрясающему умозаключению: есть много хорошего в том, что не все наши желания сбываются. Во-первых, мы плохо знаем в юности себя и не понимаем, что нам в действительности нужно. Во-вторых, у каждого своя судьба, своя ноша по силам.
Как только человек этой поймет, ему тут же станет легче дышать, пройдет неприятный привкус разочарования в жизни, от самого себя, что мог бы добиться большего, но не стал, не рискнул, не взял на себя ответственность, смалодушничал.
Все могло бы сложиться по-другому, лучше, чем сейчас. Нет, не могло бы. Нет никаких альтернативных вариантов. Все пути ведут в одну точку.
Евтушенко дает наказ: не стоит бояться физической смерти, как финала жизни. Бойтесь смерти душевной: внутренней пустоты и озлобленности, отсутствие любви, равнодушия и одиночества. Это важнее, чем некая роковая дата, которую еще никому отодвинуть не удалось.
Зашумит ли клеверное поле,
заскрипят ли сосны на ветру,
я замру, прислушаюсь и вспомню,
что и я когда-нибудь умру.
Но на крыше возле водостока
встанет мальчик с голубем тугим,
и пойму, что умереть — жестоко
и к себе, и, главное, к другим.
Чувства жизни нет без чувства смерти.
Мы уйдем не как в песок вода,
но живые, те, что мертвых сменят,
не заменят мертвых никогда.
Кое-что я в жизни этой понял,—
значит, я недаром битым был.
Я забыл, казалось, все, что помнил,
но запомнил все, что я забыл.
Понял я, что в детстве снег пушистей,
зеленее в юности холмы,
понял я, что в жизни столько жизней,
сколько раз любили в жизни мы.
Понял я, что тайно был причастен
к стольким людям сразу всех времен.
Понял я, что человек несчастен,
потому что счастья ищет он.
В счастье есть порой такая тупость.
Счастье смотрит пусто и легко.
Горе смотрит, горестно потупясь,
потому и видит глубоко.
Счастье — словно взгляд из самолета.
Горе видит землю без прикрас.
В счастье есть предательское что-то —
горе человека не предаст.
Счастлив был и я неосторожно,
слава богу — счастье не сбылось.
Я хотел того, что невозможно.
Хорошо, что мне не удалось.
Я люблю вас, люди-человеки,
и стремленье к счастью вам прощу.
Я теперь счастливым стал навеки,
потому что счастья не ищу.
Мне бы — только клевера сладинку
на губах застывших уберечь.
Мне бы — только малую слабинку —
все-таки совсем не умереть.
1977 год