Я одна в этой пустой холодной комнате белого цвета. Единственное яркое пятно – красная кровь на рукаве.
Сижу, обхватив колени, и жду, когда ко мне заглянет хоть кто-нибудь. Я знаю, Анжела будет ругаться, я ведь только что покалечила ее сына. Но это лучше, чем угнетающее безмолвие, лучше одиночества в этих стерильных стенах.
Но вместо Анжелы и Алана приходит незнакомый молодой лаборант. Он поднимает штакетник, водружает на него новый бутылек, подключает трубочки и требует, чтобы я вытянула левую руку. Кровь из ранки течь уже перестала, поэтому мужчина просто протирает сгиб локтя спиртом и втыкает туда новую иглу. Острая боль быстро проходит.
- Лежи и не дергайся. Перекроешь подачу, когда раствор достигнет этой метки.
Киваю.
Он уходит, а я снова остаюсь одна.
Накрываюсь тонким одеялом с головой, и лежу, пытаясь согреться. Почему-то именно сейчас я чувствую себя покинутой всеми. Хочется простого человеческого тепла. Хотя бы прикоснуться к чьей-то руке.
Начинаю медленно проваливаться в сон. Мне мерещится, что я лежу в ледяном кубе, а с той стороны кто-то пытается пробиться ко мне. Стук. Стук. Но мне виден лишь силуэт. Не могу пошевелиться, холод сковывает тело, стены изо льда давят, не отпускают.
Громкий удар. Ледяные стены разбиваются на сотни маленьких острых осколков.
Просыпаюсь.
- Алан сказал, что это была случайность, но мне не верится. Что произошло? – голос Анжелы врывается в безмолвие комнаты.
Сажусь на кровати, откидывая одеяло. Радуюсь, что больше не одна. Раствор в капельнице почти закончился, так что закручиваю вензель, как показывал лаборант.
- Да. Я напала на него, - мне хочется быть с ней честной, ложь все равно до добра никогда не доводила. – Перед обмороком на поле я видела, как он выстрелил в Ирвина, и у того на груди появилось красное пятно. Я думала, Алан его убил. Ну и…
- Ясно, - обрывает меня Анжела. – Ты еще некоторое время побудешь здесь, вечером тебя осмотрит врач и если все нормально, сможем поехать наконец-то домой.
В палату несмело заглядывает Алан, видимо, проверяя, разорвала меня мать на мелкие кусочки или оставила хоть что-то целым. Голова парня замотана бинтом, чтобы перекрыть порез на лбу.
- Это было лишним, - усмехается Ал, заметив мой взгляд. – Кровь остановилась, когда я отсюда уходил.
- Ты голодная? – осведомляется женщина. Я киваю. В животе действительно урчит. – Еду тебе принесут.
- Когда я смогу увидеть Ирвина? Как он? – успеваю спросить до того, как Анжела выходит из комнаты.
Я не хочу оставаться одна.
- Проходит обследование. Ногу пробил насквозь…
- Завтра она у него уже заживет, - улыбаюсь я. Хорошо все же, что мы химеры.
А потом вспоминаю, что обещала Ирвину.
- Анжела, - окликаю я ее уже у самого порога. Женщина недовольно оборачивается. – Я не могу ехать с вами домой. Я должна войти в экспериментальную группу и тоже пить таблетки.
- Ты чего? – вскидывает брови Алан, удивленно смотрит на маму, но у той на лице тоже непонимание. - Зачем тебе это?
- Я обещала Ирвину,- улыбаюсь.
Алан поджимает губы и выходит из комнаты, ничего больше не сказав.
- Несколько дней ты все равно можешь провести дома. Твои друзья начнут получать таблетки после полного выздоровления и многочисленных проверок на здоровье.
***
За целый день одиночества я успела возненавидеть эту комнату. Выходить из нее было нельзя, но никаких книг или хотя бы телевизора, чтобы чем-нибудь занять себя, мне не предоставили.
Сначала я пыталась спать, потом бродила босиком по комнате, лежала на кровати и смотрела в потолок, представляя, что скоро мы все окажемся в другой стране, где сможем иметь обычную жизнь. Ходить в школу, как я, и не притворяться другими людьми.
Я надеялась, что со мной хотя бы Алан останется, но он, узнав о моем решении пить таблетки, больше не появлялся.
А вечером Анжела пришла с одеждой и потребовала, чтобы я быстро собиралась.
Ехали мы в полной тишине. Алан сидел впереди и смотрел в окно, мне же было предоставлено место сзади.
Дома Алан тут же скрылся в своей комнате, Анжела налила себе чая и ушла в спальню, а я опять осталась в одиночестве. Зачем было тогда забирать меня снова сюда?
***
Утром я просыпаюсь от хлопка входной двери. На часах семь утра. Идти в школу? Или остаться дома? Анжела не давала никаких наставлений.
Поэтому я просто встаю и иду готовить завтрак в надежде, что из своей норы высунет нос Алан и все мне разъяснит.
Но он не появляется ни через десять минут, ни через час. Я подхожу к его двери и собираюсь постучать, но оттуда доносятся тихие ругательства.
- Черт, - шепчет Алан, а затем повторяет. – Черт подери!
Позвать его? Или не стоит? Вдруг что-то случилось?
- Ал? – стучу.
- Чего тебе? – его голос звучит странно.
- У тебя все хорошо? Мне показалось…
- Тебе показалось! Все нормально, - заверяет парень.
- Можно я войду?
- Нет.
Но я все равно нажимаю на ручку и толкаю дверь, предчувствуя увидеть что-то страшное.
Но застаю просто Алана второпях натягивающего огромную теплую толстовку. Он испуганно дергается, спешно расправляет ткань и раздраженно смотрит мне в глаза.
- Я же сказал – не входить. Что неясного? – он подходит и пытается вытолкнуть меня из комнаты.
- Порез. Его уже нет, - я указываю на его абсолютно чистый лоб.
Но даже после этой фразы Алан выпроваживает меня за дверь.
- Прочь, - грозный рык, и дверь захлопывается.
Остаюсь одна в коридоре.
- Мама сказала сидеть дома, - сообщает мне голос из-за закрытой двери.
***
Вечером Анжела не появляется, и я начинаю нервничать. Могло ли что-нибудь произойти?
Алан выходил из комнаты два раза, чтобы взять из холодильника еды, а потом снова скрывался в своей норе. Я пыталась его подкараулить, чтобы поговорить, но он оказывался проворнее.
- Ал, ты звонил Анжеле? Уже почти одиннадцать часов, - вновь стучусь к нему в дверь, но оттуда доносится только громкая музыка.
Нажимаю на ручку и толкаю.
Алан сидит на полу возле окна, обхватив колени руками. Сначала я не понимаю, что не так, но мозг успевает зацепиться за одну деталь. Под плотной тканью толстовки на спине что-то странно топорщится.
Музыка грохочет так, что мне хочется заткнуть уши.
- Ал? – зову я, стараясь докричаться до парня.
Тот поднимает на меня воспаленные покрасневшие глаза. Уже готовлюсь к тому, что он вновь прогонит, но парень ничего не говорит, тогда я подхожу ближе и выключаю проигрыватель, терзающий наши барабанные перепонки.
Тишина, как холодный снег для разгоряченной кожи, ласкает слух.
- Что произошло? Что-то с Анжелой? – спрашиваю я, опускаясь рядом с Аланом на колени.
Он только мотает головой, и больше не произносит ни слова.
- Тогда что такое? - еще одна попытка разговорить парня.
Он смотрит прямо на меня, и я удивляюсь тому, что до этого момента не знала какого цвета его глаза – ярко-синие, как небо в летний солнечный день.
- Я не понимаю, что со мной происходит, - хрипит он, выталкивая каждое слово из сдавленного страхом горла. – Что я такое? Что я такое, Мэл?
Он протягивает ко мне руку, и я замечаю когти, такие же, как у Ирвина или меня.
- Черт подери, - шепчу я потрясенно тоже ругательство, что и парень с утра.
- Ты думаешь, это все? Ни хрена не все! – и Алан начинает стягивать с себя толстовку.
Затем поворачивается ко мне спиной, и я не успеваю сдержать крик.
Под лопатками у парня два десятисантиметровых отростка, словно это…
- Они похожи на ощипанные куриные крылышки, - пытаюсь пошутить, но Алан шутки не понимает, и вновь натягивает толстовку.
- На них уже начали появляться перья, - едва слышно шепчет он, поджимает колени и обхватывает их руками. – Я становлюсь чудовищем. Монстром.
Касаюсь его плеча, пытаясь успокоить.
- Анжела уже знает?
- Мама? Ты думаешь, она не знала, что я такое все это время? Эти таблетки. Ни хрена они не были от аллергии. Они тормозили вот это! – парень тычет себе за спину. – Она обманывала меня. А я верил, верил как идиот. Помнишь тот случай с проверкой? Я в категории «опасных». Теперь все сходится. Ненавижу ее за это вранье.
Не знаю, что ему сказать. Своих родителей я не помню, а Ирвин никогда меня не обманывал.
- Мне теперь одна дорога – под пистолет Отлова, - он встает и начинает лихорадочно запихивать вещи в рюкзак.
- Эй, успокойся, это еще не конец света, - хватаю его за руку. – Люди и не с таким живут и выживают. Просто поговори с Анжелой, она ведь столько лет…
- Обманывала меня и всех остальных!
- Нет, Ал! Она дала тебе возможность целых семнадцать лет пожить как нормальный человек! Ты должен быть рад. Мне повезло намного меньше.
Открывается входная дверь.
- Алан, я принесла тебе новые таблетки! – радостно сообщает Анжела. Она заглядывает в комнату к сыну и удивленно смотрит на меня, все еще сидящую на полу. – Что вы здесь делаете?
- Я уже собиралась уходить, - говорю и поспешно удаляюсь из комнаты, чтобы не присутствовать при разборках, хотя и так все услышу.
Прикрываю за собой дверь и иду на кухню ставить чайник. Думаю, после разговора им обоим захочется попить чего-нибудь успокаивающего.
- Мне на фиг не сдались больше твои таблетки! – раздается голос Алана.
- Но у тебя аллергия…
- Да, аллергия – на вранье! – и в этот момент, он, наверное, показывает растущие крылья, потому что Анжела испуганно вскрикивает, а затем плачет.
Какое-то время до меня только доносятся всхлипы женщины.
- Я понимаю, что ты хотела меня защитить и все такое. Но почему было не сказать, хотя бы год или два назад? Что-то вроде: «Сынок, таблетки, которые ты пьешь, могут перестать действовать, поэтому будь готов стать страшной тварью с когтями и крыльями!».
- Но я не думала, что они перестанут работать, все ведь было хорошо столько лет…
- Я теперь понял, почему ты так тряслась надо мной! Я думал это из-за Милки, из-за того, что ее забрали. Думал, ты так пытаешься восполнить потерю. Я возненавидел химер и вашу с отцом работу, проклинал сестру, которая родилась «опасной». А теперь я сам такой! Урод!
Он выходит из комнаты и начинает надевать обувь.
Анжела пытается докричаться до парня, но тот явно вознамерился уйти из дома.
Надо с этим что-то сделать. Он теперь такой же, как я, больше вероятности, что послушает меня.
Успеваю броситься к двери за мгновение, как он ее открывает. Преграждаю путь и качаю головой.
- Ты никуда не пойдешь, - говорю я. А сзади Алана, прислонившись к стене, рыдает Анжела.
- Пропусти меня, Мэл.
- Нет. Ты «опасный», первый патруль Отлова и ты труп.
Алан пытается меня оттащить от двери, чтобы освободить себе путь.
Выпускаю клыки и грозно рычу. Он теперь тоже химера. И мы решаем наши проблемы силой. Алан отшатывается назад, но хмурится и потом улыбается. И я вижу, как его клыки тоже медленно увеличиваются, упираются в нижнюю губу.
- Не хочу. Причинить. Тебе. Вреда, - отрывисто говорит он. Те же проблемы, что и у меня. Когда у тебя есть клыки говорить получается с большим трудом.
- Тебе все равно некуда идти. Ты не знаешь, каково жить на улице и прятаться от Отлова. Ты домашний. Не глупи, за порогом не продержишься и дня, - с ним надо как с человеком, не как с химерой. Здесь я ошиблась.
И мои слова действительно доходят до парня. Он отступает, бросает рюкзак, а сам садится на пол и обхватывает голову руками.
- Я просто не знаю, что мне делать. Я теперь никто.
Анжела подбегает к нему, садится рядом и обнимает.
- Ты все тот же Алан, которого мы знаем. Только теперь более сильный и живучий, - поглаживая мальчишку по белобрысой голове, утешает мама.
Я аккуратно обхожу их и иду в дальнюю комнату. Мне не хочется это слушать. Быть химерой – не приговор, а привилегия. Только люди этого не понимают.
