К статье о дворянах – соседях Лариных – я получила комментарий, автор которого поделился впечатлениями, что «несмотря на всю примитивность интересов соседей, беспощадно описанную, при всей их ограниченности Пушкин, всё же им, в основном, симпатизирует. Во всяком случае, в описании этого общества больше теплоты, чем при описании петербургского». Вне всяких сомнений! Только я сказала бы, что и московское общество поэт не жалует. Помните:
Но всех в гостиной занимает
Такой бессвязный, пошлый вздор;
Всё в них так бледно, равнодушно;
Они клевещут даже скучно…
…И даже глупости смешной
В тебе не встретишь, свет пустой.
Что же касается общества петербургского, то тут Александр Сергеевич откровенно резок. Если его Муза ещё «любуется» публикой на «светском рауте»:
Ей нравится порядок стройный
Олигархических бесед,
И холод гордости спокойной,
И эта смесь чинов и лет,- то при описании гостей, собравшихся у князя N, Пушкин более чем беспощаден, рисуя «цвет столицы, и знать, и моды образцы». Перед нами целый паноптикум монстров:
Везде встречаемые лицы,
Необходимые глупцы.
И если некоторые из гостей ещё могут вызвать только лёгкую насмешку:
Тут были дамы пожилые
В чепцах и в розах, с виду злые;
Тут было несколько девиц,
Не улыбающихся лиц,- а кое-кто, возможно, даже и уважение:
Тут был посланник, говоривший
О государственных делах;
Тут был в душистых сединах
Старик, по-старому шутивший:
Отменно тонко и умно,
Что нынче несколько смешно, - то прочие фигуры обрисованы резко сатирически:
Тут был на эпиграммы падкий,
На всё сердитый господин:
На чай хозяйский слишком сладкий,
На плоскость дам, на тон мужчин,
На толки про роман туманный,
На вензель, двум сестрицам данный,
На ложь журналов, на войну,
На снег и на свою жену.
Обратите внимание: данного господина сердит абсолютно всё, и касающееся лично его (в черновиках было более конкретно – «на пустоту жены своей и на неловкость дочерей»), и происходящее вокруг, причём, как мне кажется, ему уже неважно, о чём заходит разговор (тут и литература, и политика…). Вездесущая А.О.Смирнова-Россет указывает на злободневность в момент написания главы фразы про «вензель, двум сестрицам данный» (в черновиках было «двум сироткам»). С ней можно соглашаться и не соглашаться, но хорошо известно, что «вензель» (то есть фрейлинский знак, я о нём писала здесь) давался не каждой девице знатного происхождения, так что, видимо, подобное пожалование нарушило чьи-то интересы.
Следующая карикатура ещё злее:
Тут был Проласов, заслуживший
Известность низостью души,
Во всех альбомах притупивший,
St.-Рriest, твои карандаши.
Можно лишь уточнить, что граф Эммануил Сен-При, гусар и светский карикатурист, покончивший жизнь самоубийством, оставил после себя альбом с шаржами на современников:
Интересно, что в этот альбом вклеен юмористический автопортрет Пушкина в лавровом венке со сделанной рукой поэта подписью: «il gran Padre A. P. [великий отец А. П. – итал.]»:
Упоминался граф ещё и в коротеньком стихотворении Пушкина «Счастлив ты в прелестных дурах» («Ты St.-Priest в карикатурах»), напечатанном в 1830 году.
Вернёмся к гостям Татьяны. Тут две краткие, но очень выразительные зарисовки:
В дверях другой диктатор бальный
Стоял картинкою журнальной,
Румян, как вербный херувим,
Затянут, нем и недвижим,
И путешественник залётный,
Перекрахмаленный нахал,
В гостях улыбку возбуждал
Своей осанкою заботной,
И молча обменённый взор
Ему был общий приговор.
Можно лишь поместить для иллюстрации модную картинку и добавить комментарий Ю.М.Лотмана: «Среди франтов 1820-х гг. было принято носить батистовые шейные платки. Слегка крахмалить такие платки ввел в моду знаменитый денди Дж. Брэммель… Слегка крахмалить галстук — признак дендизма. Перекрахмалить — переусердствовать по части моды, что само по себе противоречило неписаным нормам хорошего тона и было vulgar».
Интересно, что Пушкин убирает из окончательного текста первоначально нарисованную им «волшебную картину» «Смотрите: в залу Нина входит» (я полностью привела её здесь). Думаю, потому, что была слишком «волшебной» и выбивалась из общего тона.
Право, мне тоже кажется, что все Петушковы и Фляновы нарисованы более по-доброму, чем эти «бальные диктаторы» и «перекрахмаленные нахалы».
Шестая глава романа завершится просьбой поэта, обращённой к вдохновению:
Не дай остыть душе поэта,
Ожесточиться, очерстветь,
И наконец окаменеть
В мертвящем упоенье света,
В сем омуте, где с вами я
Купаюсь, милые друзья!
Здесь же «сей омут» показан во всей красе!
********************
В черновиках поэта сохранилось ещё несколько набросков к описаниям гостей. Есть и изумительные зарисовки:
Тут был К. М., француз, женатый
На кукле чахлой и горбатой
И семи тысячах душах;
Тут был во всех своих звездах
Правленья цензор непреклонный
(Недавно грозный сей Катон
За взятки места был лишён);
Тут был ещё сенатор сонный,
Проведший с картами свой век,
Для власти нужный человек.
Почему не включены в роман? Может быть, слишком смелы рассуждения о власти?
Но есть и строки, касающиеся совершенно конкретных людей (даже с указанием имени). О них – в следующий раз
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
"Оглавление" всех статей, посвящённых "Евгению Онегину", - здесь
Навигатор по всему каналу здесь
