Найти тему
Архивариус Кот

«Уж эти мне друзья, друзья!»

О четвёртой главе «Онегина» можно говорить бесконечно. Она создавалась очень долго. Она резко меняет сюжет романа, поворачивая его к трагической дуэли. И она снова содержит много сведений об авторе.

Начало главы – объяснение Онегина с Татьяной, после чего идёт пространное отступление автора о друзьях и дружбе, которое может показаться просто парадоксальным:

Враги его, друзья его

(Что, может быть, одно и то же)

Его честили так и сяк.

Врагов имеет в мире всяк,

Но от друзей спаси нас, Боже!

Уж эти мне друзья, друзья!

Об них недаром вспомнил я.

Почему же так? Ведь нам прекрасно известны многие послания Пушкина к друзьям – как залихватски-весёлые («Здравствуй, Вульф, приятель мой!»), так и нежно-трогательные («Бог помочь вам, друзья мои»). Чем объяснить такие горькие строки в романе?

Наверное, это отголоски истории с Ф.И.Толстым-«Американцем». О личности этого очень неоднозначного человека я уже писала, сейчас коснусь лишь истории с Пушкиным.

В 1821 году журнал «Сын Отечества» опубликовал пушкинское послание «Чаадаеву», где были такие строки:

Умел я презирать, умея ненавидеть.

Что нужды было мне в торжественном суде

Холопа знатного, невежды при звезде,

Или философа, который в прежни лета

Развратом изумил четыре части света,

Но, просветив себя, загладил свой позор:

Отвыкнул от вина и стал картёжный вор?

В описании «философа» все сразу узнали Толстого. П.А.Вяземскому, упрекнувшему поэта, тот ответил 1 сентября 1822 года: «Моё намерение было не заводить остроумную литературную войну, но резкой обидой отплатить за тайные обиды человека, с которым расстался я приятелем и которого с жаром защищал всякий раз, как представлялся тому случай. Ему показалось забавно сделать из меня неприятеля… я узнал обо всём, будучи уже сослан, и, почитая мщение одной из первых христианских добродетелей, — в бессилии своего бешенства закидал издали Толстого журнальной грязью».

Ф.И.Толстой
Ф.И.Толстой

Чем же так оскорбил поэта Толстой? Большинство исследователей сходятся на том, что им была распущена (уже после высылки Пушкина из Петербурга) сплетня о том, что поэт якобы был по приказанию правительства высечен (телесные наказания для дворян отменила ещё Екатерина II, и даже намёк на подобное ситалсся страшным оскорблением). Сейчас поэт мог ответить только так: «Куда не досягает меч законов, туда достаёт бич сатиры… Ты упрекаешь меня в том, что из Кишинёва, под эгидою ссылки, печатаю ругательства на человека, живущего в Москве. Но тогда я не сомневался в своем возвращении. Намерение моё было ехать в Москву, где только и могу совершенно очиститься».

Толстой ответил грубой эпиграммой:

Сатиры нравственной язвительное жало

С пасквильной клеветой не сходствует нимало.

В восторге подлых чувств ты, Чушкин, то забыл,

Презренным чту тебя, ничтожным сколько чтил.

Примером ты рази, а не стихом пороки,

И вспомни, милый друг, что у тебя есть щёки.

Эта эпиграмма Толстым была послана в тот же «Сын Отечества», но редакция отказалась её печатать (впервые она была опубликована лишь в 1923 году). Слухи о ней дошли до поэта, который писал брату в апреле 1825 года из Михайловского: «О “послании к Чаадаеву” скажу тебе, что пощёчины повторять не нужно — Толстой явится у меня во всём блеске в 4-й песне “Онегина”, если его пасквиль этого стоит, и посему попроси его эпиграмму и пр. от Вяземского (непременно)». Прочитал ли Пушкин эпиграмму Толстого, неизвестно. Думаю, что нет, иначе трудно объяснить полное отсутствие его реакции на неё.

«Во всём блеске» Толстой «явился» не в четвёртой, а в шестой главе (в образе Зарецкого, о чём я тоже писала и, наверное, ещё вернусь к этому персонажу), но и здесь всё очень ясно:

Я только в скобках замечаю,

Что нет презренной клеветы,

На чердаке вралём рождённой

И светской чернью ободрённой,

Что нет нелепицы такой,

Ни эпиграммы площадной,

Которой бы ваш друг с улыбкой,

В кругу порядочных людей,

Без всякой злобы и затей,

Не повторил стократ ошибкой…

А пока в Михайловском Пушкин усиленно готовится к будущей дуэли. М.И.Семевский записал со слов А.Н.Вульфа: «Вы, вероятно, знаете, — Байрон так метко стрелял, что на расстоянии 25-ти шагов утыкивал всю розу пулями. Пушкин, по крайней мере, в те годы, когда жил здесь, в деревне, решительно был помешан на Байроне; он его изучал самым старательным образом и даже старался усвоить себе многие привычки Байрона... А чтобы сравняться с Байроном в меткости стрельбы, Пушкин вместе со мной сажал пули в звезду. Между прочим, надо и то сказать, что Пушкин готовился одно время стреляться с известным, так называемым американцем Толстым...» Кучер Пушкина Пётр Парфёнов много спустя рассказывал: «Палка у него завсегда железная в руках, девять функтов весу; уйдет в поля, палку кверху бросает, ловит её на лету, словно тамбурмажор. А не то дома вот с утра из пистолетов жарит, в погреб, вот тут за баней, да раз сто эдак и выпалит в утро-то». В доме поэта в Михайловском покажут эту тяжёлую трость, с которой ходил поэт, чтобы рука не дрогнула в решительный момент.

Дуэль, к счастью, не состоялась – историю читайте здесь. А вот в романе свидетельство ссоры осталось. Интересно и заключение строфы о коварном друге:

А впрочем, он за вас горой:

Он вас так любит… как родной!

И отсюда переход к менее гневной, но очень ироничной строфе о родне:

Родные люди вот какие:

Мы их обязаны ласкать,

Любить, душевно уважать

И, по обычаю народа,

О Рожестве их навещать

Или по почте поздравлять,

Чтоб остальное время года

Не думали о нас они…

Итак, дай, Бог, им долги дни!

Это, несомненно, отражение конфликта с родителями, случившегося после высылки Пушкина в Михайловское (описан здесь)…

Следующая строфа, о дамах, изящно-иронична и мало что добавляет к характеристике поэта, и, уж конечно, не сто́ит всерьёз принимать данный им чуть ниже совет:

Кого ж любить? Кому же верить?

Кто не изменит нам один?

Кто все дела, все речи мерит

Услужливо на наш аршин?

Кто клеветы про нас не сеет?

Кто нас заботливо лелеет?

Кому порок наш не беда?

Кто не наскучит никогда?

Призрака суетный искатель,

Трудов напрасно не губя,

Любите самого себя,

Достопочтенный мой читатель!

Предмет достойный: ничего

Любезней, верно, нет его.

А дальше будет описание жизни Онегина в деревне, которая, по сохранившимся воспоминаниям, повторяет жизнь поэта:

Онегин жил анахоретом:

В седьмом часу вставал он летом

И отправлялся налегке

К бегущей под горой реке;

Певцу Гюльнары подражая,

Сей Геллеспонт переплывал,

Потом свой кофе выпивал,

Плохой журнал перебирая,

И одевался…(о возмущавшем соседей «наряде» я писала здесь)

Видимо, с натуры списано и зимнее времяпрепровождение Онегина:

Прямым Онегин Чильд-Гарольдом

Вдался в задумчивую лень:

Со сна садится в ванну со льдом,

И после, дома целый день,

Один, в расчеты погружённый,

Тупым киём вооружённый,

Он на бильярде в два шара

Играет с самого утра.

Иллюстрация Л.Я.Тимошенко
Иллюстрация Л.Я.Тимошенко

Во всяком случае, П.Парфёнов вспоминал о поэте: «Он и зимою тоже купался в бане: завсегда ему была вода в ванне приготовлена. Утром встанет, пойдет в баню, прошибёт кулаком лед в ванне, сядет, окатится, да и назад».

И в этой же главе мы прочитаем шутливые, но такие горькие строки:

Но я плоды моих мечтаний

И гармонических затей

Читаю только старой няне,

Подруге юности моей,

Иллюстрация Л.Я.Тимошенко
Иллюстрация Л.Я.Тимошенко

Да после скучного обеда

Ко мне забредшего соседа,

Поймав нежданно за полу,

Душу трагедией в углу,

Иллюстрация Н.В.Кузьмина
Иллюстрация Н.В.Кузьмина

Или (но это кроме шуток),

Тоской и рифмами томим,

Бродя над озером моим,

Пугаю стадо диких уток:

Вняв пенью сладкозвучных строф,

Они слетают с берегов.

И вдруг задумаешься об одиночестве запертого в глуши поэта, вспомнишь письмо Вяземского к А.И.Тургеневу: «Кто творец этого бесчеловечного убийства? Или не убийство заточить пылкого, кипучего юношу в деревне русской?.. Да и постигают ли те, которые вовлекли власть в эту меру, что есть ссылка в деревне на Руси? Должно точно быть богатырём духовным, чтобы устоять против этой пытки. Страшусь за Пушкина! В его лета, с его душою… нельзя надеяться, чтобы одно занятие, одна деятельность мыслей удовольствовали бы его… Признаюсь, я не иначе смотрю на ссылку Пушкина, как на coup de grâce [“удар милосердия”, при котором смертельно или тяжело раненного противника добивали, чтобы прекратить его мучения], что нанесли ему. Не предвижу для него исхода из этой бездны».

«Исход» был!

Поэзия как ангел утешитель

Спасла меня, и я воскрес душой.

И вновь подивишься силе духа поэта!

Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.

«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь

"Оглавление" всех статей, посвящённых "Евгению Онегину", - здесь

Навигатор по всему каналу здесь