Любимую дочь падишаха временами озеленяло. В эти редкие моменты султанша правильно понимала роль своей личности в истории, по крайней мере не преувеличивала собственную значимость.
Демарш старшего наследника в сопровождении янычар и болезнь повелителя насторожили не только Хюррем.
Увидев Махидевран Султан в траурном берете у постели отца, Михримах испугалась за братьев и вышла из берегов.
Султанша деликатно настругала правду матку Мустафе с маман о том, что повелитель встанет и в очередной раз сильно удивится их поведению. Сам Мустафа делал круглые очи на сестру, хотя его не сильно поразил преждевременный траур матушки.
Всем своим видом он показывает крайнее изумление. Они, дескать, приехали помочь папе, помолиться о его выздоровлении, черную одежку маменька надела только потому, что все остальное в химчистку сдали. А веночки не стали вносить из деликатности, их Атмаджа сторожит чтобы не сперли.
Словом, причин для нервяка не наблюдается, и даже Фатьма Султан не понимает напряг племянницы. Выясняется, что и эта сестра не отбилась от стаи, она тоже предана повелителю а заодно и Мустафе. Стороны определились уже в сотый раз.
Все гордо заявили о преданности и в очередной раз слезами умиления умылись. Но дочь султана уже понесло по кочкам, тот редкий случай, когда в нужную сторону.
После скандала она принимает у себя старшего брата, пришедшего помириться. Шехзаде ведет речь о том, что Михримах не враг ему по гендерному признаку, поэтому у нее не должно быть причин враждовать. Словом, жизнь братьев не повод так заводиться на ровном месте.
Султанша приперла Мустафу вопросом о том, что будет с ее братьями, если он взойдет на трон.
Наследник, до смерти любивший родню, затоптался как конь. Какие могут быть вопросы - он был рожден для трона, и это по праву его место. Осталась черная дыра неясности в отношении того, зачем рождены остальные шехзаде.
Добрейшей души человек, Мустафа успокаивает сестру словами о том, что Баязиду с Джихангиром пока ничего не грозит.
Насчет Селима Мустафа промычал, что еще не время об этом говорить. Скорее всего, это будет ясно после казни Селима.
Может быть не надо уже развешивать словесные кружева? Все принцы рождены для трона. У всех права на него примерно равные. Старшинство Мустафы было его привилегией пока сам не профукал, пора уже забыть об этом. Все его римское право на трон было в алчных янычарах, бегавших по пятам за своим кошельком.
Эти овцы Аллаха будут потом рыдать перед его казнью, и их можно понять. Если бы у меня был крутой спонсор и его должны были казнить, я бы тоже сильно огорчилась и даже вопила бы в соцсетях о том какой он справедливый и замечательный человек.
В этом диалоге Мустафа сам разметал в прах все свои басни о неземной любви к братьям. Старшему наследнику следовало благодарственные молебны устраивать за то, что сестренка не траванула его в тот же вечер.
Горячая османская девушка сама себя за руку словила и правильно сделала. Назначат следствие, пригласят, как водится, Бали бея, опять Рустем огорчится. Лучше съездить в Амасию, навестить братика, заодно и печать прихватить.
Михримах будет потом жалеть о том, что стырила печать, но такая уж это была женщина, сделает раз в год что-то путное и тут же пожалеет об этом.
Умнейший человек Соколлу Мехмед паша позже скажет Баязиду, что все наветы на Мустафу по сути уже не играли большой роли. Он сам поставил себя в такое положение, что повелитель стал бояться за трон.
Янычары тоже утрутся, как миленькие и подчинятся Селиму потому, что трон вместе с портмоне перейдет к нему.
