В нашей харьковской компании только я оказался из первого взвода. Остальные парни были из второго взвода нашей роты и из восьмой роты. Свою роту я знал, ведь в одной казарме всегда жили. Хочешь не хочешь, а примелькаешься. Больше других мне были известны Серёга Фоменко и Иван Коваль. Серёга был «штатным» писарем, корпел над схемами полётов, особенно его задействовали в Купянске. Из нашего классного отделения там же участвовал и Коля Ковалёв. Он мне жаловался, что обещанной награды за ночные бдения в позе «зю» они не дождались. Ещё Серёга рисовал стенгазеты и я интересовался его творчеством.
А Иван Коваль был заметен ростом и громогласием комментариев по поводу и без. Помню его долговязую фигуру на крыше горящего здания. Тушил пожар. Потом ходил с перевязанной рукой.
Другие парни из нашей роты тихонями тоже не были. Я же был для них невидимкой в училище.
8 роту я тоже знал. Хотя мы никогда не жили в одном помещении и не летали на одном лагерном аэродроме. Но были ведь построения, собрания, общие мероприятия. На вечерней прогулке соревновались в пении строевых и лирических песен. Лёху Джалалова я заприметил ещё в абитуре. Трудно было пропустить суворовцев в щегольски подогнанной форме и строевой выправкой. В течении учёбы в училище Лёху я всегда выделял и наблюдал за ним. В его фигуре чувствовалась суворовская школа, и голос был поставлен. У него были те военные навыки, которые мне так и не удалось приобрести в нашей бурсе. К тому же он был весельчак и балагур. Рядом с такими людьми легче выживать в армии. И в Галёнках он быстро стал душой нашей компании и заводилой.
Но лучше всех из этой роты я знал Никодимова Шуру. Потому, что он дружил с Марфицким Саней из нашего отделения. Они были земляки. Шура периодически появлялся у нас в расположении. А с Марфицким мы приятельствовали. Он нас и познакомил. Никодимов казался мне неуклюжим, особенно, когда смущался. Роста он был большого, непроходимый добряк и скромняга. Он не курил, холостяковал, любил фотографировать, был мне немного знаком. На этой базе и началась наша дружба.
Женатики быстро отпочковались от холостяков. Те, которые прибыли с жёнами. По мере выделения им квартир. Среди них выделялась чета Бородаенко. Сам Витя был постарше нас, женился ещё до училища и у них уже был сын детсадовского возраста. Мне нравились отношения в этой семье. Пара была доброжелательной и всегда готова помочь советом молодожёнам. Жена Вити взяла шефство над супругами лётчиков нашей компании. Они начали свой семейный стаж в первом лейтенантском отпуске..
Только один человек среди нашей десятки меня напрягал. Боря, мой земляк, казачура. Упёртый, как … Если он сказал на «А» - «Б», то ни за что не признает своей промашки. А если и согласится, то весь вид его говорит: как начальнику я вам подчиняюсь, но я всё-равно прав!
Компания мне понравилась. Мы все были в одной эскадрилье, а потому жили по одному распорядку. А по началу и - все вместе. В профилактории, который был в границах военного городка. Нет, не все. Холостякующий элемент. Были среди нас женатики, у которых жёны ещё учились в институтах.
Вечерами мы были предоставлены сами себе и наслаждались бесконтрольностью. Казармы с их порядками — позади. А потому у нас была возможность поближе познакомиться за рюмкой чаю. И обсудить итоги каждого прошедшего дня. Наметить планы на предстоящие выходные. Надо же было как-то осваивать местный гарнизон.
А гарнизон располагался в небольшом селе Приморского края. С названием — Галёнки. Недалеко от ДОСов был сельсовет и клуб. Рядом с проходной, через трассу на Уссурийск, располагалась средняя школа. Большинство учителей и учеников которой были из военного городка.
Авиаторы жили в городке вместе с офицерами части дальней космической связи. У них был прекрасный Дом офицеров. На фильмы ходили туда. В нашей части тоже был клуб, но выглядел он похуже. Скорее всего он был сделан из выбракованных арок укрытий для самолётов. Ощущение было, будто в бочке сидишь.
Жилищный фонд нашего полка частично был старый. Возможно, послевоенной постройки. И представлял собой деревянные бараки и дома. Но большая часть личного состава уже жила в кирпичных ДОСах, и строились новые многоэтажки. Местные жители работали в частях обслуживания и обеспечения на гражданских должностях или служили. Те их них, кто нуждался в жилье, получали его в старом фонде. С перспективой перейти в ДОС.
Когда появились деньги, я сразу купил себе кассетную магнитолу. Радиоприёмник ВЭФ у меня был раньше. На каникулах заработал на него. Хороший аппарат был. А вот магнитофона у меня никогда не было. Купил промежуточный вариант. С оглядкой на кочевую жизнь. Потом приобрёл компактный проигрыватель пластинок. Он крепился к стене, а вертушка могла откидываться. Точнее, это был электрофон. Вертушка плюс усилитель с динамиком. 2-го класса аппарат. Всё в одном блоке. Не хотел обрастать громоздкими вещами. Кассеты и пластинки в Военторге были. Иногда и в Уссурийске их приобретали. Мимо КПП шли маршрутные автобусы. 30 км до города.
А ещё у меня в планах была покупка зеркального фотоаппарата. Давно о нём мечтал. Фотографировать стал ещё в школе. Родители купили мне «Чайку» на 72 кадра. Потренировался. Теперь появились собственные средства. После курсантских 15 рублей, это была сказочная сумма. Одет, обут государством, кормят хорошо. Распорядителя финансов не имею. Куда девать деньги? Срочно накупить себе игрушек!
Так у меня появился зеркальный фотоаппарат «Зенит». Похуже, чем у Шуры Никодимова. Но какой был в магазине, такой и взял. Нетерпёж обуял.
А проявлением заниматься мне не нравилось. Скучноватой казалась эта процедура. Хотел делать художественные фотографии. Поэкспериментировал и забросил это занятие. Но Шура меня периодически взводил своими шедеврами. Я снова хватался за «зеркалку».
Она у меня и сейчас работоспособна. Но не при делах. Цифровик зеркальный имею. А «зенитовские» объективы через переходник иногда цепляю на него. За службу два объектива прикупил. Теперь приспособил к «цифре». Жаль, что к смартфону не могу их прикрутить, а он теперь у меня в фаворе по фоткам.
Постепенно мы перезнакомились и с десяткой черниговцев. Чем-то эта компания от нас отличалась поначалу. Неуловимым. Мы кучковались раздельно. Но к лету все перемешались. Женатики обособились на своих квартирах. А холостяки стали объединяться по интересам. А интересы были не слишком разнообразны. Не так много времени было на интересы. Вообще не было. Всё занимала служба. А то время, что оставалось от службы, хватало только на скорую выпивку. Вот и весь интерес. Всеобщий.
Помню Харькова, Якшина, Акулова, Кольцова, Тюрина. Последний всегда вместо приветствия снисходительно предлагал: - Жалуйся!
Первый раз я и не понял этой фигуры речи. Потом до меня дошло: царь! Забавный был малый, этот Вася. Было похоже, что они друг друга знают хорошо. Может они экипажами распределялись после училища?
А наш экипаж разбросали. Двое парней из нашего экипажа попали в Золотую Долину. Там же был и Марфицкий, который вскоре стал писать письма Никодимову.
Качинцы 76 года выпуска были на должностях старших лётчиков. Они были в первой эскадрилье и разбросаны по другим. У нас их представитель был начальником штаба. Суровый лейтенант. Многодетный отец. Что стало решающим фактором при назначении его на майорскую должность. Детей кормить надо. А вот лётчик он был никакой. Это нам стало ясно на первых же лётных сменах. По его виду. По отношению к нему наших командиров звеньев. А потом и по результатам его полётов на перехваты. В соседней эскадрилье начальником штаба был тоже лейтенант.
Командование полка избавилось от обоих при первом благовидном предлоге. Набирали пилотов с миру по нитке на Ми-24. Туда их и отправили. К этому времени у них профессиональных залётов накопилось много. Критическая масса.
Так что в профессии они остались. Только аппарат кардинально поменяли.
Лет через семь я встретился с бывшим начальником штаба в Мерзебурге ГДР. Капитан. Бодр, уверенный взгляд. Инструктор. Летает по вертолётным полкам обучает экипажи боевому применению. Орёл!
Человек попал на своё место. Стал асом. Система отбора в истребители дала на нём сбой. Но его Величество Случай всё исправил.
Да здравствует зигзаг удачи!
