Найти тему
Евгения

Ушел бы уже к ней, а не метался

Снова отключен телефон. "Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети" - равнодушный женский голос на двух языках проговорил до боли знакомые слова.

И Лена знала, где именно заканчивается зона действия сети абонента: в квартире любовницы ее мужа, Павла.

Лена подошла к раковине и включила воду. Достала из сушилки чистые тарелки и с грохотом сгрузила их под разлетающуюся брызгами струю.

Закатала рукава домашнего платья. Надела фартук. И начала яростно тереть посуду, словно пытаясь отмыться от той грязи, с которой мирится уже не первый год.

- Хоть бы ушел уже, не мучал меня, - простонала женщина.

От бесполезного занятия Лену отвлекла зашедшая в гости мать.

Женщины сели за небольшой, накрытый клеенчатой скатертью стол и теперь собирались пить чай из мокрых ещё, только что вымытых чашек.

- Не говори ерунды, набегается и придет. Не первый раз, - громко отхлебнула горячий напиток мать Лены, Раиса Васильевна.

- В том-то и дело, что не первый. Устала я, мама. Иногда такие мысли страшные в голову лезут... Стою бывает ночью у окна... На каждую машину, на стоянку въезжающую смотрю, вдруг Пашка... А его все нет... И думаю... Такие ужасные вещи...

Лена кусала нервно губы. Нетронутый чай остывал в белоснежной чашке. Как в эту ночь снова остывала половина кровати в их с Павлом супружеской спальне.

- Думаю: а может он в аварию попал... И представляю, во всех деталях представляю, покореженный металл, битые окна, и его... Особенно его... Залитого кровью...

Лена начала тереть пальцем маленькое, едва заметное пятнышко на клеенке.

- Ты это брось. Машина у вас дорогая, кто ж ее битую купит, водить ты не умеешь, даже если починишь, - Раиса Васильевна налегала на шоколадное печенье.

- Мне бы тогда так легко стало, мама, - голос у Лены сорвался, - отплакать один раз, отмучаться... и жить дальше. Хоть тогда стать у него одной, единственной. Жена мертвого мужа - вдова, а для любовницы-то умершего мужчины нет никакого названия. Она ему сразу станет никем, понимаешь?

- Зачем ты себя накручиваешь? Тебе заняться нечем что ли? У вас, современных баб, больно много свободного времени стало. Машинка стирает, пылесос убирает. Я в твои годы паласы мокрыми ладошками чистила, а они у нас по всей двухкомнатной квартире расстелены были. Некогда мне было штаны твоего отца караулить.

Лена уронила голову на руки и заплакала.

Раиса Васильевна смягчилась.

- Ну хватит, хватит. Не бери ты в голову. Наплюй. Думаешь, твой отец святой?

Лена подняла глаза.

- Ты тогда совсем маленькой была. А у твоего отца юбилей, 35 лет: гостей он позвал - половину завода своего. Я три дня стол готовила, даже баночку черной икры достала, у соседки, она заведующей в детском саду работала. Ей ведь чего только не таскали, чтоб дитё устроить. Да... Было времечко. Накрыла значит стол, стали гости приходить, расселись все. Ну как расселись, мне-то сидеть было некогда. То хлеба подрезать принести, то вилку кто уронит, надо чистую дать, то тарелки поменять, то горячее вынести.

Лена слушала мать внимательно. Отец любил застолья. Был всегда весёлый, много шутил, много говорил, много пил. Слишком много.

- Бегаю всё, бегаю, и не сразу заметила, что отца-то твоего за столом нет. Думала, в уборной, но оттуда его друг Вовка выходит. И на кухне нет. И ведро мусорное на месте - значит, не вышел выносить. Куда же делся. Я в спальню...

Раиса Васильевна замолчала. Молчала и Лена.

- Стоят у окна и целуются. Он руками ее за щуплую 3адницу схватил... а эта, выгнулась вся, как будто током ее шарахнуло....

- А ты что? Дверью хлопнула?

- Зачем хлопнула? Прикрыла тихонько, чтоб никто больше не увидел, и смотрела, чтоб никто в спальню не ходил. Телевизор погромче включила, чтоб как кровать заскрипела - не слышно было. Эта потом выходит, улыбается... А чё радоваться-то, я не пойму, можно подумать, она что-то понять успела за полминуты...

- Почему ты ее не выгнала? Почему ты их все́х не выгнала?

- Чтоб потом про нас судачили? Чтобы разговоров только о том и было, как Райка скандал учинила? Нет уж. Нам все всегда завидовали, а после той черной икры и подавно.

Когда мать ушла, Лена подошла к окну. На стоянку одна за другой въезжали машины. Пашиной все не было.

Ночью Лене снилось, что Пашка на парковке щупает изогнувшуюся девицу за юбку и смеется.

А Лена сидит на водительском сидении движущейся на них машины, и не держит руль.

Скрежет металла, звон битого стекла, Пашка кричит - "Прибавь звук!", а она лежит в алой луже, не может пошевелиться, и думает: "Надо было взять руль и свернуть..."