Ночь лежала на тихих, как будто распластанных улицах, свинцовой плитой, давила жарким, душным воздухом, видно собралась гроза. А грозы здесь, на теплой ласковой родине Риты были потрясающими - адскими, страшными, сносящими все на своем пути. Сначала фиолетовые тучи ложились на крыши, потом бешеный ветер взрывал их тела, и оттуда вырывались стрелы, горели пламенем - сначала пурпурным и алым, а потом белым - дьявольским. Потоки воды водопадом падали с неба, бурлили на широких, только что пыливших под колесами дорогах, и в момент эта горячая, ласковая пыль превращалась в непролазную грязь - встанешь, ног не вытянешь. А потом эта круговерть разом прекращалась, и под жгучими лучами земля парила, исходила теплом и влагой, нежно щурилась, потягивалась, как большая черная кошка, мурлыкала от удовольствия, а потом швыряла цветы в луга, застилала их разноцветными покрывалами.И исходили они ароматами, полынными - горькими, земляничными - сладкими, а по ночам фиалковыми - сводила влюбленных с ума любка - невеликая, скромная травка, пахнущая страстью.
Все это было в Ритиной жизни, только очень давно - сотни лет назад, а теперь бежала она по душной улице, сама пластаясь под свинцовыми тучами, и в душе ее жил только страх. Страх, страх, да еще тоска - по разбитой, изуродованной судьбе своей, по оплеванной любви. И, если бы не этот страх, да тоска, застившие ей глаза и притупляющие разум, то заметила бы она, что вместе с ней, вернее чуть в отдалении, прячась за кустами уже набухшей, готовой вспыхнуть разноцветным салютом сирени, мелькая около штакетин палисадников, теряясь за стволами молоденьких плакучих берез, крадется высокая, худая, почти прозрачная тень. Еще не полностью задушенная грозовыми тучами луна, изредка проглядывая, выхватывала странную фигуру из тьмы и тогда становилось видно, что на этом порождении тьмы свободная куртка с непривычно острым, как показывают в кино про Ку-Кукс-Клан, капюшоном, мешковатые, спадающие на маленькие ботинки, брюки , судорожно поднятые к ушам плечи, и руки, впихнутые в огромные карманы. И из-за того, что куртка явно с чужого плеча, руки чудища казались длинными, болтающимися свободно, но только без кистей.
Дорога к дому показалась бесконечной, и Маргарита уже пожалела, что вспыхнула, обиделась, как идиотка, на правду, сказанную Михаем убежала, вроде она невеста, чем-то оскорбленная на первом свидании. И теперь перспектива провести ночь в своем одиноком домике на отшибе, да еще в грозовую, черную мглу казалась ей ужасной. Спасительная мысль повернуть к дому сестры мелькнула и исчезла, потому что уже т дальние сполохи приблизились, окрепли, первые толстые, как пруты молнии встали над селом, тяжелые капли забарабанили по крышам, и Маргарита, взвигнув, влетела в калитку, двумя руками задвинула засов, недавно прилаженный местным умельцем, и, закрыв за собой двери сеней, пыхтя подвинула к ним здоровенную дубовую бочку, потом подумала и подперла ее небольшим, но тяжелым столиком.
В доме было тепло, спокойно и тихо. Рита чуть успокоилась, повключала везде свет, достала из буфета бутылку с остатками коньяка, подумала поставила было обратно.
- Я так сопьюсь, блин. Уже тянет, прям клещами. Ну, нафиг.
Она перевернула бутылку над раковиной, дождалась, когда с последним маслянистым бульком бутылка опустеет, облизала горлышко и налила себе кислого. И вдруг снова волна ужаса сковала тело - ей показалось что за окном мелькнула потусторонняя тень с остроконечной головой, мелькнула и пропала. Крадучись Рита подползла к окну - на улице бесновалась гроза, бешеный ветер пригибал деревья к земле, трепал тонкие беспомощные ветви, рвал молодые листья и бросал их в мокрые стекла. Кто мог бродить по улице в такую бурю - только порождение ее обезумевшей от страха фантазии. Глупость! Рита задернула плотные занавески, легла в кровать, свернулась калачиком и тихонько завыла. Она могла поклясться - плоское, как сковорода лицо, приникло к ее окну, вглядывалось, не таясь, и на этом лице она точно видела довольную усмешку.
Как Рита уснула - неясно, просто провалилась в небытие, а потом открыла глаза - а по комнате уже шарили солнечные лучи - нашли узкую щелочку в шторах и прорвались. Даже в закрытые окна проникал обалденный аромат омытой дождем травы, воспрянувших после жары цветов, и ночные страхи исчезли вместе с грозой - растаяли. Весело напевая, Рита поставила чайник, отдернула занавески, толкнула створки окна, решив впустить ароматы в дом, и вздрогнула - около калитки палисадника стояла тетка Галина, веселая, вечно пьяненькая, яркая соседка сестры. Вот только сейчас на ней не было лица, рябенький платок в ромашку съехал набок, крашеные хной кудряшки неопрятно облепили вспотевший лоб, помада некрасиво размазалась - тетка явно была не в себе.
- Что, теть Галин? Случилось что?
Тетка кивнула, потерла шелковую кофту с оборками, там где пышная грудь мощно нависала над затянутой талией, всхлипнула.
- Ой, Ритк! Собирайся быстрее. Там сеструху твою, Аньку. В хлеву. Ножиком...Но живая, в больницу повезли.
