После выхода в свет седьмой главы «Евгения Онегина» Ф.В.Булгарин напечатал в «Северной пчеле» издевательскую статью: «Ни одной мысли в этой водянистой VII главе, ни одного чувствования, ни одной картины, достойной воззрения! Совершенное падение, chute complète [полное падение]... Читатели наши спросят, какое же содержание этой VII главы в 57 страничек? Стихи «Онегина» увлекают нас и заставляют отвечать стихами на этот вопрос:
Ну как рассеять горе Тани?
Вот как: посадят деву в сани
И повезут из милых мест
В Москву на ярманку невест!
Мать плачется, скучает дочка:
Конец седьмой главе — и точка!
Точно так, любезные читатели, всё содержание этой главы в том, что Таню увезут в Москву из деревни!»
Конечно же, булгаринские нападки справедливыми трудно назвать (так, например, насмехаясь всё над той же главой, он процитирует: «Жук жужжал», - и, видимо, считая себя очень остроумным, заметит: «Вот является новое действующее лицо на сцену: жук! Мы расскажем читателю о его подвигах, когда дочитаемся до этого. Может быть, хоть он обнаружит какой-нибудь характер»). Однако же действительно как будто бы в этой главе больше ничего нет… И вот тут снова вспоминаешь, что для настоящей литературы главное – не ЧТО, а КАК и подчас за немногими событиями кроется так много…
Отъезд Татьяны в Москву… Кто-то из моих читателей прокомментировал этот эпизод что, дескать, маменька «поехала сплавлять старшую дочь в Москву». О пошлости комментария даже говорить не буду, скажу о главном. А что ещё могло ожидать девушку в то время, если не замужество? Будущность приживалки? Незавидное существование старой девы? Ведь Ларины не родовиты и не очень богаты. Конечно же, мать беспокоится о дочери:
— Как быть? Татьяна не дитя, —
Старушка молвила кряхтя. —
Ведь Оленька ее моложе.
Пристроить девушку, ей-ей,
Пора…
И именно поэтому так вовремя приходится «совет разумный и благой» везти дочь «в Москву, на ярманку невест!»
В статье «Путешествие из Москвы в Петербург», приводя сравнение с временами А.Н.Радищева, Пушкин напишет: «Некогда Москва была сборным местом для всего русского дворянства, которое изо всех провинций съезжалось в неё на зиму. Блестящая гвардейская молодёжь налетала туда ж из Петербурга. Во всех концах древней столицы гремела музыка, и везде была толпа. В зале Благородного собрания два раза в неделю было до пяти тысяч народу. Тут молодые люди знакомились между собою; улаживались свадьбы. Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками… Но куда девалась эта шумная, праздная, беззаботная жизнь? Куда девались балы, пиры, чудаки и проказники — всё исчезло: остались одни невесты, к которым нельзя, по крайней мере, применить грубую пословицу "vieilles comme les rues [стары, как улицы]"»
Вот сюда и повезут Татьяну…
Позднее она скажет Онегину: «Для бедной Тани все были жребии равны». Тем не менее не были ею приняты предложения руки и сердца деревенских воздыхателей:
Буянов сватался: отказ.
Ивану Петушкову — тоже.
Гусар Пыхтин гостил у нас;
Уж как он Танею прельщался,
Как мелким бесом рассыпался!
Я думала: пойдёт авось;
Куда! и снова дело врозь.
Конечно, больно это читать: не может «старушка Ларина» понять, в кого ещё может влюбиться её дочь («Не влюблена ль она? — В кого же?»). А кто, по мнению матери, достоин внимания? Буянов (я о нём писала отдельно), Петушков, «уездный франтик», «канцелярист отставной» , щеголяющий «подковами, шпорами» (эта характеристика, правда, была лишь в первом издании главы, а затем Пушкин её исключил вместе со всей строфой), заезжий гусар… Нет, от такого «жребия» Татьяна всё же отказалась.
Но вот она в Москве… И снова одиночество. Уезжая, она прощалась, «как с давними друзьями, с своими рощами, лугами», здесь же нет ничего близкого:
Редеет сумрак; но она
Своих полей не различает:
Пред нею незнакомый двор,
Конюшня, кухня и забор.
Нет и никого близкого. Однако в романе можно найти интересные детали:
У скучной тётки Таню встретя,
К ней как-то Вяземский подсел
И душу ей занять успел.
И, близ него её заметя,
Об ней, поправя свой парик,
Осведомляется старик.
В печатном тексте вместо фамилии поэта было «В…», но все легко узнавали имя. Сам Пётр Андреевич писал: «Эта шутка Пушкина очень меня порадовала. Помню, что я очень гордился этими двумя стихами», - и он же откомментировал «старика»: «Пушкин, вероятно, имел в виду И.И.Дмитриева». Наверное, надо задуматься и немного о другом. И Вяземский, и Дмитриев – люди, разумеется, неординарные, а вот обратили же внимание на провинциальную барышню! Чем привлекла она их? Может быть, тем, о чём писал так уважаемый Пушкиным «певец пиров и грусти томной» Е.А.Баратынский в стихотворении «Муза» (написанном, кстати, в 1829 году, то есть чуть позже седьмой главы):
Не ослеплён я музою моею:
Красавицей её не назовут,
И юноши, узрев её, за нею
Влюблённою толпой не побегут…
…Но поражён бывает мельком свет
Её лица необщим выраженьем,
Её речей спокойной простотой…
Пушкин описывает одиночество Татьяны на балу:
Её привозят и в Собранье.
Там теснота, волненье, жар,
Музыки грохот, свеч блистанье,
Мельканье, вихорь быстрых пар…
Московское Благородное собрание помещалось на Большой Дмитровке, в здании, известном всем москвичам (когда-то в детстве я была на замечательной ёлке в Колонном зале Дома Союзов, затем бывала там на концертах…)
Именно в этом зале Татьяна встретится с будущим мужем. И вновь интересная деталь: героиня сидит
Между двух тёток у колонны,
Не замечаема никем,
уносясь мечтой «в деревню, к бедным поселянам, в уединённый уголок» и не видя, что
… глаз меж тем с неё не сводит
Какой-то важный генерал.
Значит, и генерал заметил вроде бы ничем не выделяющуюся девушку и заинтересовался ею, почувствовав что-то очень важное для себя… И это, несомненно, многое говорит о нём.
Но нам о генерале (уже не исходя из высказываний некоторых исследователей), думаю, нужно поговорить в следующий раз.
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
"Оглавление" всех статей, посвящённых "Евгению Онегину", - здесь
Навигатор по всему каналу здесь
