Начало истории о домовенке-девочке Дуняше вы можете почитать ЗДЕСЬ.
… Риммочка и Виктор Александрович уже несколько месяцев жили вместе. Дуня радовалась, глядя на них.
Дуняшины подопечные любили поговорить. Чаще всего Виктор Александрович просил Римму рассказать что-нибудь из её жизни. Она недолго думала, потом мечтательно поднимала глаза к потолку и начинала повествование. А там, между прочим, под самым потолком, недавно заново побелённым, на люстре, чистой и сверкающей, тихонько сидела Дуняша и слушала тётины рассказы. Они убаюкивали её, приятный, мелодичный голос, похожий на звон колокольчиков, тихий шёпот ручейка, шелест листьев в лесу после дождя, заставлял девочку дремать, крепко обхватив ручками и ножками дуги люстры. Лампы немного покачивались, отбрасывая тени на стены комнаты, но это не смущало домочадцев. Все давно привыкли к домовушке, хоть и не видели её.
Каждый вечер был похож на другой. Римма рассказывала о муже, о том, как они уехали в другой город, как он заболел, и она сидела у его кровати, как их выселили из квартиры, и пришлось немного пожить у подруги. Много чего ещё произошло в жизни женщины…
Потом Виктор Александрович рассказывал о себе. Он так и не женился. Были увлечения, но перед глазами всегда стояло лицо Риммы, их ссора, её слезы. Мужчина пытался найти её, звонил по старому номеру, но ему сказали, что она уехала. Он пробовал найти её родственников, но ничего не получилось. Прошло несколько лет, и он успокоился. Видать, не судьба… Потом этот звонок в дверь, счастье в глазах любимой женщины…
Казалось, Римма и Виктор могут обсуждать это каждый день, и ничего не нарушит их тихого уединения.
Но однажды в дверь кто-то позвонил. Настойчиво, упрямо. Жильцы ушли по делам. В квартире оставалась только Дуняша. Она, посмотрев в щель под дверью, увидела какого-то дяденьку с рюкзаком и в кепке. Чёрные джинсы были порваны в нескольких местах, куртка какая-то грязная, лицо небрито.
Дуня и не подумала открывать. Ишь, шастают тут всякие! Пантелеймон строго-настрого запретил ей пускать в дом гостей без разрешения хозяев.
Мужчина потоптался на коврике, достал из кармана какую-то бумажку, видимо, с адресом, потом постучал в дверь кулаком, что-то пробурчал, развернулся и ушёл.
Дуняше он не понравился. Исходила от этого гостя какая-то злая, тёмная сила.
Дуняша, не теряя времени, побежала к дяде Пантелею и всё рассказала. Тот лишь развёл руками и похвалил девочку, что не открыла чужому дверь.
— Если надо, он и опять придёт. А там уж хозяин твой разберется! — успокоил он малышку.
Римма и Виктор вернулись домой уже к вечеру. Домовушка сидела на своей кроватке и тревожно прислушивалась, ожидая странного гостя.
Римма как раз заваривала чай, когда раздался этот звонок.
Дуня вздрогнула, вскочила с кровати, быстро натянула лапти и побежала в коридор, посмотреть, что будет дальше.
— Вить, посмотришь, кто там? — попросила Римма.
— Конечно, я сейчас!
Виктор Александрович подошёл к двери, посмотрел в глазок и пожал плечами.
— Вы к кому? — спросил он громко, но дверь не открывал.
— Я к Римме Аркадьевне. Она же тут живёт? — строго ответил чужак.
— Риммочка, это, кажется, к тебе, — растерянно крикнул хозяин квартиры и открыл дверь.
Незнакомец шагнул через порог. И тут же холод и страх хлынул в прихожую, пополз по полу, повис клочьями на дверных ручках, растёкся по углам и щёлочкам.
Дуняша вся сжалась. Она впервые чувствовала такое. Даже злого медведя в лесу она так не боялась, как этого зыркающего по сторонам гостя. Ей захотелось вытолкать его наружу и захлопнуть дверь. Она чувствовала, что с его приходом в семью хозяина пришло горе. Но она была слишком мала, да и Риммочка уже выходила из кухни, вытирая руки подолом фартука.
Идя по коридору, она подняла глаза и замерла. Лицо женщины сразу стало каким-то холодным, непроницаемым, как будто она надела маску.
— А, сестренка! Привет, наконец-то нашел тебя! — сказал вдруг гость и сделал шаг вперед.
— Римма, кто это? — спросил Виктор Александрович.
— Э… Это мой брат, Леонид. Но…
— Что? Не рада? Ладно тебе! Что было, то прошло! Давай забудем прошлое!
Незнакомец положил рюкзак на пол и стал снимать ботинки.
Виктор Александрович удивлённо разглядывал Леонида. Римма никогда о нём не рассказывала. Даже тогда, когда они встречались, будучи молодыми людьми…
— Лёня, а… а что ты делаешь? — как-то несмело проговорила Римма.
— Как что? Снимаю обувь. Я поживу у вас, пока не найду себе жилье, — даже не спрашивая, а утверждая, сказал он.
— Витя, я не говорила тебе, — замялась Римма. — Это мой брат, сводный, он…он…
— Да говори, как есть: сидел я, освободился! Дождалась ты, сеструха! — Лёня широко улыбнулся. — Одна ты у меня на всем белом свете и я у тебя тоже!
Леонид презрительно осмотрел Виктора с ног до головы.
Виктор Александрович весь напрягся. Такого жильца не пожелает себе никто. Что же делать?
— Извините, но у нас однокомнатная квартира, — решил он всё же попытаться. — Вам, наверное, будет неудобно! Может быть, вы пока в гостинице поживёте?
Он боялся этого чужого, нагловатого незнакомца. Виктор Александрович никогда не отличался особой смелостью…
Римма только открыла рот, чтобы поддержать супруга, но Лёня перебил её, гаркнув:
— Что, жалко хату тебе? На сестрёнке моей женился, так и меня принимай! Ничего, я ненадолго. На кухне поживу. Раскладушка есть у вас?
Виктор Александрович махнул рукой на чуланчик. Лёня, тяжело ступая по паркету, прошёл туда, выудил из тёмной каморки раскладушку и улыбнулся.
— Вот и хорошо! Что у вас там, ужин-то готов, а? Накормите?
Римма встретилась глазами с мужем. Его взгляд был строг. Как она могла не рассказать о Леониде?..
— Ну, так что замерли-то? Ужин будет сегодня? — чуть громче сказал Лёня и, не дождавшись приглашения, пошёл на кухню.
Дуня, выслушав все это, побежала опять к дяде Пантелеймону. Запыхавшись, она ворвалась в их комнатку и с порога стала рассказывать:
— Там пришел какой-то Лёня. Он брат Риммочки. Я его боюсь!
Пантелей и его жена, только что мирно дремавшие в креслицах из березовой коры, вскочили и удивленно уставились на племянницу. Такой испуганной они ещё её никогда не видели.
— Вот те на! — присвистнул Пантелей. — Брат… И что же, он теперь жить с ними будет? А чего ты-то испугалась?
— Не знаю, — сказала Дуняша, подбежав к тёте Стеше и обняв её. – Он страшный, он злой! Он Виктору Александровичу не понравился!
— Ну, пойдём, поглядим, что за гость такой пожаловал! — гладя девочку по лохматой головке, тихо проговорил Пантелеймон и полез в щель вентиляции. Дуня за ним.
Пока Дуня бегала за родственниками, а Лёня, Виктор и Римма сидели на кухне, в рюкзаке гостя что-то зашевелилось, забряцало, и оттуда вылез маленький человечек, совсем ещё мальчишка. Крючковатый нос, недовольно искривлённые губы, рваные ботинки.
Он подтянул свои коричневые штаны, смахнув с них слой уличной пыли, поправил курточку и огляделся.
— Ничего, жить можно! — вынес паренёк свой вердикт и нырнул обратно в рюкзак. Там что-то опять загромыхало, и человечек выбросил наружу мешок ростом с самого себя.
— А вот и добро мое, ничего не потерялось, ничего не разнеслось. Всё Нинилка сохранил, ничего не упустил. Ах, я Нинилка, ах, умняшка! – шептал он, засунув руку в мешок. Мальчик любил хвалить самого себя.
Потом, довольно улыбнувшись беззубым ртом, он зашёл в кладовку. Там, в уголочке, за грудой досок, за цветастой занавесочкой, был домик Дуняши.
Нинилка отдёрнул шторку и довольно причмокнул.
— Да меня, никак, ждали! И постель застелили, и угощение приберегли! — сказал он, прыгнув на кровать и вытащив из-под подушки маленькую конфетку. Их прятала там Дуняша. Она любила перед сном взять конфетку за щёку и рассматривать картинки в книжке, которую стащила из шкафа хозяина. Картинки про лес, про зверей да птиц…
— А это что у нас тут? — Нинилка схватил книжку, лежащую рядышком, на столике, и смял её в руках. – Вещь хорошая, для костра пригодится!
Книжка была брошена в рюкзак. Туда же отправились чашечка с нарисованным верблюдом, серебряная ложечка – подарок Виктора Александровича, какие-то пуговки, которые Дуняша нашла за диваном да так и не отдала хозяину, и многое другое, что «плохо лежало».
— Что плохо лежит, то собой не дорожит! – распевал Нинилка, обкрадывая Дуняшину комнату.
Воришка, довольно осмотревшись, улёгся на кровать. Грязные ботинки оставили некрасивые, мрачные разводы на чистом пододеяльничке, но мальчика это не смутило. Его глаза медленно закрылись, и вот уже незваный гость храпит на Дуняшиной кровати, подёргивая ногой во сне.
Тем временем Пантелеймон замер у вентиляционной решетки, разглядывая всех, кто сидел за кухонным столом. Леонида он видел впервые, и он старому домовому не понравился.
— Ну, что там, дядя Пантелеймон? – Дуняша старалась протиснуться вперед и тоже заглянуть в щёлку. – О чем они говорят?
— Да ерунду всякую обсуждают. Вроде жить он тут собирается. Риммочка предложила ему квартиру снять, денег ему предлагает, чтобы ушёл. Чего ж наш Виктор Александрович? Струсил, что ли? Выгнал бы его, и всё!
Дуняша вздохнула. Что теперь будет, зачем им на голову свалился этот Леонид…
— Ладно, иди к себе, отдохни. Ничего не бойся. Завтра что-нибудь придумаем! — Пантелеймон потрепал ее по плечу и поправил бантик на девочкином платьице.
— Нет, пожалуйста! Можно я у вас переночую?
Домовой внимательно посмотрел на малышку.
— Ну хорошо. Иди, возьми свою пижамку и приходи к нам.
Дуняша радостно кивнула, чмокнула дядю в щёку и побежала в свою каморку.
Вот и кладовка, вот её шторка, за которой размещался незатейливый мирок Дуни. Она отдёрнула шторку и замерла. Голые стены, раскрытая и опустошённая тумбочка. А на кровати сладко посапывает кто-то страшный, посасывая кончик пододеяльника и довольно причмокивая.
Но тут страх отступил, его место заняло возмущение, справедливое негодование и злость.
Лесовушка подбежала к чужаку, щёлкнула его по носу и отскочила, закричав:
— А ну, уходи отсюда! Чего разлегся!
На всякий случай Дуня сделала ещё несколько шагов назад и топнула ногой.
Нинилка медленно открыл сначала один глаз, потом второй, быстро осмотрел комнатку. Сев на кровати и лениво потянувшись, он уставился на Дуню, грозящую ему кулаком. Её косички, казалось, так и вставали дыбом от переполнявшей девочку обиды.
— Это что за явление! Брысь отсюда! — вдруг гаркнул он и схватил в охапку свой рюкзак.
Дуня, сначала, было, хотела развернуться и броситься прочь. Но, увидев, что сделал этот нахал с её любимой книжкой, вдруг остановилась. Её руки сжались в кулачки, а в глазах блеснули огненные искорки. Волшебная сила, доселе затаившаяся в маленькой лесовушке, теперь пробудилась и рвалась наружу.
Дуняша метнулась к Нинилке, тот сразу вжал голову в плечи, упал набок и скатился с кровати. Девочка почувствовала, как её ладошки что-то защекотало, и тут из каждого пальчика вырвались тонкие, длинные серебристые нити, они поползли по полу и обвили скорчившегося чужака, туго затянув узелки.
Дуняша захлопала в ладошки и стала приплясывать на месте. Вот как ловко она справилась с этим противным мальчишкой. Но не тут-то было.
Нинилка, побарахтавшись на полу, вдруг вскочил на ноги,. Дунино волшебство было ему нипочем.
— Остынь! Не на того напала! — крикнул он и ринулся на девочку, подняв кулаки.
Завязалась драка. Домовые дубасили друг друга, визжали и кряхтели, катаясь по полу. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы в каморку не вбежал дядя Пантелеймон, разыскивающий племянницу.
Пантелей взял за воротнички обоих участников драки и растащил их в стороны. Мальчик и девочка болтались и дрыгали ногами, стараясь побольнее лягнуть друг друга. Но Пантелей держал их крепко.
— Это что тут такое творится!? — грозно пророкотал он. Дуне показалось, что от его гнева даже свет улизнул из её домика, оставив их в полумраке и пыли.
-Не было ещё такого дела, чтобы домовые дрались друг с другом! Не для того мы тут поставлены, чтобы кулаками размахивать! Мы — душа дома, а если душа злая да на тумаки горазда, то не нужна она здесь! — Пантелеймон тряс провинившихся ребятишек так, что в глазах рябило.
— Но дядя! Он мою книжку порвал, он…он…— захлебывалась от слез Дуня, показывая пальцем на Нинилку и его рюкзак.
Пантелеймон внимательно посмотрел на вещи, валяющиеся на полу, на разбитую Дунину чашку, на книжку со зверями, которая теперь превратилась в комок рваных разноцветных бумажек, на помятую, испачканную кроватку. Глаза старого домового потемнели, ничего хорошего это не предвещало.
— Ты кто? – грозно спросил он Нинилку. — Почему здесь хозяйничаешь? Отвечай!
Нинилка смело поднял голову.
— Нинилкой меня звать. А что, нельзя? Вот вы все тут домовые, важные такие ходите, за хозяевами крошки–соринки подбираете. А я ничей, бездомный я. Сам себе хозяин, сам себе слуга. Вы трясётесь над своими бумажками да черепками, — тут воришка пнул ногой осколки Дуниной чашки, — а я плевать хотел на ваши вещички. Хочу—заберу, хочу—выкину.
Услышав всё это, Дуня попыталась, было, вырваться и опять напасть на обидчика, но Пантелеймон держал её крепко.
— И откуда ж ты к нам такой пожаловал? Не с гостем ли хозяйским в этот дом пришёл? Что гость, что ты — одна банда, сразу видно!
— А что вы, дяденька, меня с этим, — тут паренёк кивнул в направлении кухни, где Леонид шумно втягивал чай и чавкал баранками, — путаете? Я его знать не знаю. В поезде забрался к нему в рюкзак, делов-то! Но он сам по себе, я сам себе барин.
— Да? А вот с ним пришёл, с ним и уйдёшь! – зашипела Дуняша. – Всё равно вам тут не место. Здесь такие не нужны!
Пантелеймон вздохнул. Вот смотрел он на Нинилку, смотрел, и взяла его тоска. Худющий, заморенный весь, тепла, ласки, видать, и не знал. Скитается, мыкается по рюкзакам да подворотням, злой, сердитый. А ведь родился-то он, по всему видать, домовым. По глазам это видно сразу. Если бы Дуняша спросила его, что же такого в этих колючих глазах, то старичок не смог бы объяснить. Он просто чувствовал, замечал нечто едва-едва уловимое, родное, своё, домовитое… Но Нинилка запрятал всё далеко в душу, закрыл в сундуке, закидал его тряпьём да злостью, охраняя свой «клад» от посторонних глаз. Выставил колючки, вытянул когти, боясь, что кто-то снова причинит ему боль.
— Ладно. У нас мало времени. Значит так, молодежь. Сейчас идём к тёте Стеше. Будем с тебя, гость незваный-нечаянный, порчу снимать. Потом Леонида этого «наладим». И без разговоров мне тут!
Пантелеймон подтолкнул обоих к вентиляционному люку.
Тетя Стеша, увидев незнакомца, сразу напряглась, строго посмотрела на него, на Дуню, на её синяк под глазом, и покачала головой.
— Стешенька, давай-ка по-быстренькому отвара нам приготовь. Будем Нинилку расколдовывать.
Тетя Стеша удивленно посмотрела на мужа, который старательно подмигивал ей, и заспешила к маленькой плите. Что-то покидала в чайник, что-то прошептала, и вот уже через пять минут Нинилка сидел за столом, а перед ним в большой чашке дымился волшебный отвар.
— Сейчас ты выпьешь это снадобье, и тебе захочется рассказать нам всё. Всю свою жизнь, и про родню, и про то, как в первый раз украл, всё-всё. А потом, хочешь ты этого или нет, мы тебя заговорим. Станешь нормальным, как мы. Негоже такому пареньку по миру скитаться, злом баловаться! – Пантелеймон говорил уверенно, тихо, внимательно наблюдая за чужаком.
Нинилка нервничал. То ли не хотел рассказывать о себе, то ли боялся волшебства. Но отвар выпил весь, до капельки. А потом всё и рассказал.
Рассказал он, что родители его не могли ужиться ни в одном доме. Везде были они не довольны хозяевами, постоянно вредничали и задирались к жильцам. Издёргали они и Нинилку. Маленький, несмышленый домовёнок делал всё не так, вырастая «никчемным и бездарным» помощником. Однажды ему это надоело, и он просто сбежал. Не нужно ему дома, не нужно хозяйства, потому что он все равно не справится с ним. Долго жил он в лесу, потом решил мир повидать, стал ездить на электричках. Тамошние «вагонные» не гнали грязненького человечка, жалели его. Да и всё равно им было, один пассажиром больше, одним меньше. Воровать Нинилка стал не сразу. Домовенок рос, росло и заложенное в нем стремление к хозяйству. Вот он и заменял его горами наворованного добра. Оно лежит себе и лежит, спроса никакого, а на душе у беспризорного домового приятно, что и он как будто при делах, не без хозяйства…
Нинилка говорил долго, пока по его лицу не потекли слезы. Горячие ручейки падали на курточку, рисовали кривые узоры на штанах мальчишки. Волшебство действовало. Нинилка, сидя на стульчике, глядя на этих чужих ему домовых, выплакал все горести и обиды.
Дуня слушала рассказ воришки молча. Она всё ещё не могла простить ему разбитую чашку и порванную книжечку.
— Поскорее бы он уже ушел, этот противный Нинилка! — думала она, сжимая кулачки и поправляя разодранный в драке свитерок.
Стеша и Пантелеймон вздыхали. Их взгляды становились всё грустнее. Наконец, когда Нинилка, будто бы очнувшись ото сна, закончил свой рассказ и тряхнул головой, Пантелеймон велел жене принести из сундука большую книгу в золотой обложке.
— Это великая книга о всех-всех домовых, живущих на нашей Земле-матушке, - сказал он торжественно. – И про тебя там есть, Нинилка. Книга скажет нам, где тебе отныне жить, что делать. Ослушаешься, век тебе червяком ползать да в земле копаться. Вот так-то!
С этими словами Пантелеймон открыл книгу на нужной странице, что-то прочитал, а потом сказал:
-Книга велит тебе отправляться в лес. Лесовым ты теперь будешь. Дуню кто-то должен заменить. Большое хозяйство у тебя теперь, ох, большое! Но книга говорит, что ты справишься. А если нет – мы поможем! Дело это ответственное. Не знаю, стоит ли его тебе доверять, — Пантелеймон посмотрел на Нинилку, который испуганно таращился на книгу. – Но раз книга велит, так тому и быть.
Тетя Стеша только диву давалась, как ловко сочинял сказки её муж, но помалкивала. А вдруг и правда поможет? Нинилка мальчик впечатлительный, авось, сработает! Лесные жители в любом случае не дадут себя в обиду, с ними, кроме как по-доброму, и нельзя, а то сам пожалеет…
Домовенок молча кивал. В его глазах вдруг что-то изменилось. Лучики, теплые и светлые, прогнали холод и колючки. Даже Дуня почувствовала это, но поджала губы и сложила ручки на груди, не желая верить незнакомцу. Да ещё и её лес ему передадут! Она только хотела возразить, но услышала громкое «Цыц» от дяди. Пришлось подчиниться…
Нинилку накормили, напоили, помыли и уложили спать. Он, забывший уже, что такое забота и тепло, разомлел и шатался от счастья. На следующее утро решено было отвести его в лес знакомиться с новым хозяйством. На первых порах вызвали Лешего, для пригляда да подспорья, а там уж и сам Нинилка разберётся, что к чему.
Дуняша молчала, мрачно поглядывая по сторонам. Но потом ей надоело обижаться, тем более что Нинилка попросил прощения за свое хулиганство. Они вместе навели порядок в её комнатке и приготовились к ночным приключениям. Домовые договорились немного побезобразничать этой ночью, чтобы выпроводить Леонида из квартиры Виктора Александровича...
Когда все уже спали, на кухне, где стояла раскладушка брата Риммочки, стали происходить странные вещи. Уханья и скрежет, топот и хихиканье, звон посуды и чьи-то вздохи. Леонид сначала думал, что ему всё это снится, потом сел на раскладушке, накинул одеяло на голову и стал трястись от страха. Так жутко ему никогда не было. Невидимые хулиганы переговаривались, тыкали его в спину, щекотали и дразнили. В-общем, повеселились домовые на славу. Не дожидаясь утра, Лёня быстро собрался и выскочил из квартиры, стуча зубами. Даже деньги не взял из ящика, хотя видел, как Риммочка их туда клала. Не до того ему было...
Утром Римма и Виктор тихонько приоткрыли дверь кухни, но никого там не застали. А на столе лежали несколько фантиков от конфет и цветочек ромашки. Домовые, видимо, так устав от своих проделок, забыли убрать со стола. Ну, не беда, главное, что в доме теперь опять тихо и спокойно.
Виктор подмигнул жене, обнял её и кивнул в сторонку, туда, где обычно сидела на табуретке и болтала ножками Дуняша, хранительница мира и добра этого дома…
