Разный бизнес контролируют разные национальные группы. Кокаин это латинские парни. Асфальт в России ещё с восьмидсятых курируют армяне. Продажу цветов на киевском вокзале Москвы — азербайджанцы. Грузины зачем-то ушли в воры в законе. Там что ни авторитет, то Гоги Кутаисский. Евреи, как и полагается евреям, продают и спаивают. Мы такие, мы без этого не можем. Нас хлебом не корми, дай продать матушку Россию, а потом её же и споить. Сионисты, что с нас возьмёшь?
Но речь не о глобальном. Не о нефти и газа и даже не о ремонте обуви, где обосновались армяне, которым не достался асфальт.
Парикмахерские. Это отдельная история. Отдельная ниша. Тут произошёл жёсткий передел рынка.
Когда я был маленьким, стричься меня водили к Вульфу Абрамовичу. Когда я заходил в пропахшую "Шипром" парикмахерскую, он откладывал в сторону газету, тяжело вставал с кресла и улыбаясь говорил:
— Здравствуйте, мальчик! Проходите, садитесь, я таки сделаю из вас такого лорда Дизраели, што все сдохнут, штоб ты мне был здоров!
Он обращался ко всем только на вы вне зависимости от возраста, и я знал, что можно быть спокойным. Вульф Абрамович таки сделает результат. Да, это будет стрижка "под канадку" за сорок копеек. Но Вульф Абрамович был универсалом. Он мог подстричь и меня, и мою маму под "сессун" за рубль шестьдесят. А это уже, согласитесь, деньги. А деньги — это уже, согласитесь, признак класса.
На его груди была разноцветная орденская планка и медаль ветерана Отечественной.
Вульф Абрамович сильно хромал на одну ногу и тяжело двигался, но ножницами он действовал так быстро, что у меня рябило в глазах.
— Вас освежить, мальчик? — спрашивал в конце стрижки Вульф Абрамович.
Я кивал. И он прыскал меня «Шипром» из пульверизатора, нажимая на резиновую грушу.
Сегодня таких парикмахеров нигде не найдёшь. Они вымерли естественным путём, как полноватые тетеньки в пункте прима посуды или у жёлтых бочек с квасом.
Сегодня меня можно постричь за сто рублей, а можно за пять тысяч, результат будет одинаковый. Я знаю много людей, которые этого не понимают. Но мне хорошо об этом говорить, с моей-то прической, которой нет. Я давно не ношу кудрей и чёлку. И они тоже не носят меня. Мы не носим друг друга.
Но таких парикмахеров сегодня всё равно нет. Ни за сто рублей, ни за пять тысяч. Ни за сколько нет.
Сегодня произошёл передел рынка. Если вас стрижёт мужчина, то в десяти случаях из одиннадцати это не совсем мужчина. Это человек среднего рода с повадками капризной сучки из Барвихи Лухари Вилаж. Я таких боюсь. Мне всё время кажется, что они попросятся замуж или на Мальдивы, а я их не хочу туда брать.
Не знаю почему, но они стали называть себя дизайнерами и стилистами. Не парикмахерами. Хотя по сути они обычные цирюльники, иногда неплохие, но в основном доплачивать им приходится за эпатаж и закатывание глазок.
И сексуальная принадлежность тут ни причем. Там, более того, большинство — натуралы.
Я о переделе рынка. И о том, что пульверизаторов сегодня таких нет. Чтоб с резиновой грушей. И парикмахеров с орденскими планками нет. В розовых рейтузах есть. А с орденскими планками нет. Об этом я. Я бы к Вульфу Абрамовичу такому сходил.
А Вульф Абрамович уже умер. Жалко, хороший был парикмахер. Хороший.
