Домик, в котором жили Маша с Олегом казался брошенным сто лет назад, так печально и одиноко смотрели окна из уже зазеленевшего палисадника. Маша бросила сумку в холодных, тёмных сенях, прошла на кухню, где на столе валялись брошенные Олегом и уже засохшие куски хлеба, немытые тарелки, пара чашек с траурными ободками застывших остатков кофе, пепельница, полная окурков и старая тетрадь с лекциями. Тетрадь была раскрыта на последних исписанных страничках, пустой лист был завернут и согнут посередине, и на нем крупным девчачьим почерком Олега было брошено: "Нам вместе быть не нужно, извини". Маша с облегчением прочитала надпись, выдрала страницу, бросила её в печку и, покидав грязную посуду в таз, и с трудом оттерев налипшее на столе варенье, поставила чайник, устало села, задумалась. Великое счастье. что Олег ушёл сам, что не надо распинаться, что-то объяснять, виниться, извиняться. Это он сделал правильно, лучше бросить, чем быть брошенным. Тем более, что больше всего Машу занимало другое. Примут ли её в общежитие, а если нет - где и как жить? Остаться здесь, одной - почему-то эта мысль была неприятна Маше до судорог, то ли вспоминать об их первых счастливых и беззаботных днях было горько, то ли боязно тоски и одиночества, но добиться снова комнаты в общаге Маше хотелось. И она твёрдо решила это сделать.
Утро было холодным и дождливым, как будто она уехала не за каких-то четыреста километров от солнечного, радостного дома, а за многие тысячи. Быстро покидав вещи в сумку и рюкзак, Маша успела на самую раннюю электричку, бежала бегом по раскисшей глине, несколько раз упала, вымокла до нитки, но отступать не хотела, добежала, вскочила в вагон, и, стуча зубами от холода, забилась в уголок сиденья, где ещё немного теплилась печка.
-Мария. Я вас не узнал. Обычно такая королева-колдунья, прямо в кино снимай, а сегодня - настоящая мокрая курица. Снимайте вашу кофту, я вам пиджак дам, согреетесь хоть. Давайте, давайте, без сопротивления и глупости.
Маша подняла глаза, над ней навис Роман Алексеевич, преподаватель основ патологии, очень молодой, хлыщеватый, надменный и, как шептали, хихикая, девчонки, влюблённый в Машу по уши. Маша не обращала внимания на эти глупости, но иногда ловила странный взгляд преподавателя, изучающий, дерзкий, бесстыдный.
-Роман Алексеевич, вы откуда здесь? Вроде в городе жили, в центре? Переехали?
-Снимайте кофту, я вам сказал. А то основы острой пневмонии будем на ваших пострадавших лёгких изучать. Вон, у вас и блузка промокла насквозь.
Пока Маша, обалдев от натиска, растерянно слушала преподавателя, тот уже стащил с нее кофту, отстранился на секунду, глянул, поцокал языком.
-Нет. Вы все-таки королева. Имея такую грудь и талию, можно вообще не получать дурацкого образования. Все само к вам придёт - и деньги, и комфорт, и любовь. А на ваш вопрос отвечаю, здесь, по этой дороге у моих родителей дача. Очень хорошая. Я там живу с весны до осени. Надевайте пиджак, да побыстрее.
Маша скосила глаза вниз - действительно, белая батистовая блузка, намокнув, прилипла к телу и подло обрисовала его контуры, почти до подробностей. Смутившись, она схватила пиджак и завернулась в него поплотнее, как будто хотела спрятаться. Роман Алексеевич усмехнулся, отвёл назад мокрую прядь Машиных волос, упавшую на щеку , сел рядом и чуть прижался бедром.
-Я студенток никуда не приглашаю, не в моих правилах. Но мы с вами можем поехать на пикник. Не вдвоём, а с моими друзьями. Они, кстати, не из училища, совершенно посторонние люди. Поэт, художник, режиссёр. Будет интересно. Не против?
Маша покачала головой, но, неожиданно для себя, сказала:
"Я подумаю. Мне сейчас сначала в общежитие поселиться надо, потом остальные проблемы решать. Их много. И мне не до развлечений, извините".
Роман Алексеевич развернулся всем телом, коснулся кончиками пальцев Машиной щеки, ухмыльнулся.
-Так проблемы ваши, Мария-свет решаются на раз. Появляются не общежитие с жареной картошкой на вонючей кухне, а квартирка, и машинка, чтоб под дождём не бегать, и хорошая еда, и все остальное. Просто их ю, эти проблемы, надо уметь решать"
Электричка, к счастью, подошла к вокзалу, Маша скинула пиджак, торопливо поблагодарила, и, стараясь побыстрее нырнуть в толпу, выскочила на перрон.
…
Луша сидела у окна, растирала в ладонях хорошо подсушенные листья, и получившуюся труху складывала на поднос. Вадим с Колькой уехали в город, они с Маринкой остались вдвоём, немного скучали, но зато переделали кучу дел. Ужинать не хотелось и решили просто перекусить кислым молоком со свежевыпеченным хлебом, тем более у обеих побаливала голова - шла гроза, настоящая, зрелая, тяжёлая. Фиолетово-черная туча, точно, как в Лушиной молодости, легла тяжелым пузом на село, придавила его, распластавшись по раскаленным крышам. Мертвая духота, замешанная на свинцовом, исконном, священном ужасе вползала в полуоткрытые окна, и Луша встала, перекрестила окна, и плотно их прикрыла, задвинув занавески. Маринка хлебнула простоквашу здоровенной ложкой, хрюкнула тоненько от удовольствия и сообщила
-Луш, а Вадька тебе говорил, что его сынок жену бросил? В город подался, аж в Москву. Работать хочет на авиазаводе, потом в училище на техника поступать.
-Нет, Марин. Не говорил, скрыл ведь, а… а как же Лизавета?
-Он разругался с ним, ужас. Сама слышала, за подлость его чуть не проклял. Димка сумку собрал в час, да на попутке и двинул. А Лизка...ой, говорят, еле живая. К Власу бегала, приворот просила, он её принял, успокоить хотел, к батюшке отправил. А она, говорят, в морду ему, как плюнет, да когтями в глаза, чисто кошка. С головой у ей. Совсем плохо.
Луша качала головой в такт Маринкиному рассказу, ведь дрянь девка, а жалко. Воздух за окном дрожал, напоенный электричеством, напряжённый, искра - и небо взорвётся, сбесится, снесёт землю, растопчет, спалит, останется лишь пепел. И случится что-то страшное, дьявольское, непоправимое. Луша сжалась в предчувствии, и с первым ударом молнии это случилось. В неверных, дрожащих вспышках пока далёких молний, большая, неуклюжая фигура Матрены, казалась не человеческой, вроде раненная медведица ковыляет, падает и снова бежит, спотыкаясь. И тоскливый вой, прорываюшийся через накатывающий рокот грозы: "Лизка…. Лизка моя. Ой люди… утопла…"
-
