(мистическая история)
Предвижу, что найдутся читатели, кто упрекнет меня в желании хайпнуть, заработать денежки на комментариях и прочем. Пишите, если вам это доставляет удовольствие, как говорится, на каждый роток не накинешь платок. Но я свой канал позиционирую как провинциальные истории, и почему бы не рассказать об этой, услышанной мною лично.
Мы с Татьяной Ивановной (имя изменено) живем в одном городе, знакомы, хотя и не близко. Когда изредка сталкиваемся на улицах, останавливаемся, обменивается новостями. Она – пенсионерка лет 78, бывшая учительница. Дородная, спокойная, с ясным, открытым взглядом. На голове – оренбургский пуховый платок, заправленный в пальто советского образца. Такой она предстала передо мной в самый разгар зимы.
Несколько лет назад Татьяна Ивановна похоронила бывшего мужа. Они были в разводе давно. Он остался в своей квартире, она вернулась в родительский дом. О причине развода упомянула коротко – гулял, и она не смогла ему это простить. Татьяна Ивановна больше замуж не выходила, воспитывала сына. А бывший муж еще раз женился, еще раз развелся и в старости остался один.
Незадолго до смерти он зазвал ее к себе и вручил довольно крупную, по провинциальным меркам, сумму денег. Просил похоронить по-человечески. Она согласилась.
Денег тех хватило бы как минимум на пару похорон «по-человечески», но она истратила все. Купила самый дорогой гроб, самые огромные венки, заказала поминальный обед в престижном заведении и пригласила всех дальних родственников, соседей и сослуживцев. Поставила на могиле памятник. Себе из тех денег не оставила ни копейки: «Мне от него ничего не нужно!». Вот такая это гордая и принципиальная женщина.
И вот теперь Татьяна Ивановна рассказала, как года три назад у нее не стало сына. Проснулся однажды утром в начале января и объявил: «Мама, я умру 20 февраля». Он выпивал, но алкоголиком не был. Вернулся жить к маме после развода. Работал, ничем смертельным не болел. И ему еще не было 50 лет.
«Что ты, что ты, сынок, - запричитала мама, - приснится же такое». Потом убеждала его, что в этот день сны не сбываются, и вообще, по словам одного академика, «сон – это небывалая комбинация бывалых впечатлений». Больше они об этом не вспоминали, хотя со страхом ждали озвученную дату. «Я стала потихоньку присматривать по магазинам ему новый костюм», - продолжала Татьяна Ивановна, и от этих слов я невольно вздрогнула. Она заметила мою реакцию и пояснила: «Ну, сразу же трудно все успеть!». Я продолжала слушать в каком-то оцепенении.
20 февраля сын отпросился с работы, оба находились дома. Боясь пошевелиться, долго валялись в постелях. Потом встали, занялись привычными делами, почти не разговаривали. Сын пошел в туалет на улицу. Она видела в окошко, как он пробирается по заснеженной дорожке мимо кустов смородины. Когда взялся за ручку дощатого заведения, она отошла от окна.
Его не было долго. Накинув пуховой платок, Татьяна Ивановна выскочила во двор. Сын так и не зашел в туалет – повалился на бок прямо в сугроб. И только открытая дверь покачивалась на ветру.
Про официальную причину смерти я у нее не спросила. Меня больше занимала тайна сна и роковой даты. Поверить в эту историю было трудно. И не верить ей я не могла.
Еще можно почитать:
Я на пенсию пошла, выспалась, отъелась..
Нашей подруге - 97. Это не повод, чтобы сидеть дома в метель.
Вы ничего плохого не слышали про эту семью? - спросила у меня сотрудница ПДН
