Гуляя по главной краковской улице — Флорианской, нельзя не заметить одно интересное здание, стоящее на её восточной стороне под номером сорок один.
Это дом-музей одного очень хорошего художника. А знаете, чем хороший художник отличается от простого художника?
Как сказал Пабло Пикассо, простой художник пишет то, что продаётся, а хороший художник продаёт всё, что пишет. Полотна нашего с вами героя пользовались и продолжают пользоваться огромной популярностью и являются для польского народа бесценными. Почему? Всё дело в том, что Ян Матейко (а это именно он) считал своей главной музой не музу живописи, которой, как ни странно, в греческой мифологии не существует вообще, а музу истории — Клио. За всю свою жизнь наш служитель написал сто тринадцать исторических полотен и всего семь натюрмортов и два пейзажа. На картинах Яна Матейко видны события и персонажи польской истории. Глядя на них, мы как бы становимся свидетелями разворачивающихся перед нами на старых холстах сражений и коронаций.
А ещё, стоя перед картинными рамами нашего мастера, мы невольно видим не только предков Матейко, но и его современников и даже больше: его ближайшее окружение: приятелей и домочадцев. В лицах его королев мы без труда отыщем черты жены нашего художника — Теодоры Матейко, в лицах инфант и принцев — черты его собственных отпрысков.
Но вот черт лица самого Яна мы не встретим ни в одном королевском портрете. Матейко считал своим альтер эго, своим вторым я шута по имени Станчик. Взгляните внимательно на портрет нашего творца, а потом на фрагмент знаменитого полотна «Станчик на балу у королевы Боны в честь утраченного Смоленска», и вы увидите те же острые скулы, прищуренные глаза, выступающий подбородок...
Это краткая характеристика нашего мастера. Для вступления. Что же касается дома...
Он появился здесь в XIX веке, но был построен на старом средневековом фундаменте, как и многие здания по соседству. Ян Матейко родился здесь в 1838 году. Он был девятым ребёнком в семье, а после него на свет пришли ещё двое. Всего было девять мальчиков и две девочки. Отец будущего художника, Франц, прибыл сюда из Чехии и работал учителем. Мать Иоанна Каролина Россберг происходила из семьи, торгующей конской упряжью. Когда Яну было семь лет, она рано скончалась, оставив детей на попечение мужа. Кроме отца воспитанием мальчика должна была заниматься родная тётя, но она, видимо, не считала это обязанностью и уделяла детям мало внимания. Свидетельством этому служит художников нос. Кстати, его, как и всё лицо нашего Матейко, можно увидеть на памятной табличке перед порталом.
Но что за нос? - спросите вы меня. Ну причем он здесь? А притом, что на нём лёгкая горбинка, свидетельствующая о том, что сей орган обаняния в детстве был сломан и из-за отсутствия внимания к этой проблемме сросся неправильно без всякой помощи взрослых. Кстати, ту же горбинку вы обязательно встретите и на лице любимого персонажа Яна — вышеупомянутого паяца по имени Станчик.
Когда юное дарование подросло, отец отдал его в школу Святой Барбары, а потом и в гимназию Святой Анны. В каждом из этих учебных заведений педагоги отчаянно говорили о мальчике: «неуч». У Януша, как его иногда называли домашние, были двойки по всем предметам за исключением рисования. Здесь ему не было равных. «Что ж? - пожимал на это плечами Матейко, - видимо у меня в этой жизни одна дорога. И противится этой судьбе мне нельзя!». Глядя на эти слова с временной перспективы, которая отделяет нас от детства гения, невозможно не согласиться с таким его выбором.
В возрасте тринадцати лет Ян отправился в Школу Изящных Искусств, являвшуюся частью знаменитого Ягеллонского Университета — старейшего высшего учебного заведения в Польше. После её окончания юноша продолжил обучение в Мюнхене. И вот, освоив все техники, способы и возможности живописи, Ян выбрал для себя любимое направление и решил: его кисти будут писать историю! В 1853 году мир увидел его первое большое полотно: «Цари Шуйские перед Зигмунтом Третим», а после него «Отравление Королевы Боны». Потом Ян какое-то время жил в Вене, где издал знаменитые литографии с изображением польских национальных костюмов. Художник улучшил своё материальное положение, но по-прежнему оставался пока неуверенным и в себе и в своём таланте.
Всё изменила встреча с Теодорой Гебултовской — женщиной, ставшей для Яна музой. Сейчас остаётся только удивляться тому, что могло так понравится служителю всех возможных кистей и палитр в этой дородной практичной и очень сварливой женщине, которая, кстати, была на целую голову выше великого мастера. Но, видимо, гениям нужен кто-то, кто будет хоть иногда возвращать их с небес на землю.
Кстати, это Теодоре обязан своим именем дом художника. В старых путеводителях здание иногда называют Домом под Четырьмя Мордами. И действительно. Если внимательно приглядитесь к его фасаду, то без труда найдёте на нём пять небольших маскаронов (каменных барельефов, сочетающих в себе черты зверя и человека). Три из них украшают нижнюю часть, один висит над балконом и ещё один спрятан под самою крышей. Во времена Матейко таких маскаронов было всего лишь три: два боковых с двух сторон от портала отсутствовали. Так откуда ж взялась четвёртая морда?
Всему виною привычка жены великого мастера Теодоры с утра выходить на балкон и, уставив руки в бока, а лицо в один ряд с маскаронами на глазах многочисленной публики — горожан и гостей старинного города, проходящих по улице, сетовать на своего нерадивого муженька: мол, такой и сякой, всё рисует, рисует, а на балы не водит. Мол, в вышем свете не появляемся, а, что хуже всего, заставляет часами позировать, изображая своих королев. Вскоре жители Флорианской Улицы ловко подметили, что выражения каменных лиц и сварливой женщины с каменным сердцем похожи, и окрестили здание Домом под Четырьмя... как вы помните, Мордами.
Перед свадьбой Матейко написал своего любимого Станчика. В двадцатичетырёхлетнем возрасте. А через год, в тысяча восемьсот шестьдесят третьем в несуществующей тогда на карте Европы Польше вспыхнуло национально-освободительное движение, в котором приняли участие два его брата. Яну тоже хотелось бороться за свободу страны, но помешало слабое зрение. Художник довольствовался тем, что иногда он возил им оружие или деньги. Ещё через год Матейко вкусил настоящей славы. Его картина «Проповедь Скарги» имела большое признание в обществе. Часть средств от продажи этого полотна он потратил на свадьбу, а часть счёл нужным раздать беднякам и сиротам.
Семейная жизнь вскоре поглотила нашего гения, но он всёже продолжал рисовать. Героями славных полотен становились теперь не только жена и друзья, но и дети. А их у художника было пятеро: Тадек (или Тадеуш), Елена, Беата, Ежи (по-русски Юрий) и младшенькая — Регина. Всех их отец семейства очень любил, но главною в доме считал Теодору, к которой всегда обращался: «Пани», «Хозяйка» или «Моя звезда». Однако, звезда и пани всегда жаловалась на недостаток внимания со стороны супруга и часто симулировала из-за этого обмороки.
Карьера Яна стремительно шла наверх. В 1873 году ему предложили должность директора в Школе Изящных Искусств, в которой, если вы помните, он когда-то учился. К этому времени заведение откололось от Ягеллонского Университета, стало самостоятельным и назвалось академией. К слову, похожую должность художнику предложили и в Праге, но, несмотря на то, что Матейко по крови был чехом, он решил выбрать родину. И остался в Кракове. Здесь у него появились ученики: Станислав Выспянский, Иосиф Мехоффер, Яцек Мальчевский и несколько других. С первыми двумя он покрыл диковинной росписью своды и стены главного городского храма — Костёла Девы Марии. Так он внёс вклад в развитие не только польской и краковской живописи, но и местной архитектуры. Вклад это был и останется неоспоримым. Бесценным.
Ян Матейко прожил пятьдесят пять лет. Почти всё это время он провёл здесь — в доме под номером сорок один на главной городской улице. Этот дом помнит Яна не как идеала из польских школьных учебников, а как живую личность. С сильными или слабыми сторонами характера. Помнит то, что художник был сказочно щедр, и оттого почти всегда беден. Помнит, как Ян до дрожи, до одури боялся выступать перед публикой... Но хранит в памяти и то, как бережно он водил кистью по белым холстам и как собирал и коллекционировал исторические артефакты. Их вы найдёте здесь и сегодня.
Посетив дом-музей Матейко, не сочтите за лишний труд прогулку к его великому детищу — академии, что стоит на площади, названной в его честь, а по пути загляните в зелёный парк Планты. Там возле стен большой крепости — Барбакана стоит новый памятник — произведение тёзки нашего гения по фамилии Тутай. Эта скульптура здесь появилась недавно. В две тысячи четырнадцатом году. Автор изобразил, на мой взгляд, художника так, как ему бы хотелось видеть себя самому. Памятник представляет собой пустую картинную раму с сидящим в углу человеком в круглых очках, опирающихся на слегка заострённый нос с небольшой горбинкой. Какая удачная композиция! Люди, не знающие латинского алфавита с лёгкостью обнаружат в скромной фигуре художника, который, как сам он не раз говорил, всегда ощущал себя не творцом, а скорей инструментом в руках божественной Клио — музы истории. Ну а пуста картинная рама всегда оттого, что он писал время. А время , увы, быстротечно. И очень изменчиво. Сейчас перед этой рамой стоите вы, через пару минут — другие туристы, а еще через несколько лёгких мгновений она будет очерчивать лишь пустые стены стоящей напротив крепости - Барбакана.
