Глава 32.
Прохор, направлявшийся сперва к Михайлихе, теперь переменил свой путь и зашагал по засыпанной ночной метелью тропке к дому стариков Касьяновых. Вскоре ему стали попадаться свежие следы лошадиных копыт, и он понял, что это проехала старая лошадь бабки Михайлихи.
Во дворе Касьяновых его встретил сам хозяин – Никифор Иванович, он и держал под уздцы гнедую кобылу и приговаривал:
- Ну, старушка, айда я тебя назад хозяйке уведу, да может и самой Меланье Фоминичне подмогну чем. А, Прохор Федотыч, входи-входи! – увидал старик подошедшего к плетню парня.
Пока шел, Прохор снял с себя надетую поверх шерстяного камзола светлую рубаху, всю пропитанную кровью Пахома, и теперь, когда сам он немного успокоился, его стал пробирать морозец сквозь лёгкую одежду. Потому он с удовольствием принял приглашение старого хозяина и вместе с ним вошел в протопленную избу.
Навстречу ему вышла хозяйка, Авдотья Петровна:
- Проша, Проша! Хорошо, что ты пришёл сам к нам. А то я уж собиралась к тебе пойти, да только ноги мои старые болят, уж плохо ходят.
Старушка взяла парня за руку и из глаз её потекли крупные слёзы:
- Всю жизнь, сколь её мне еще Господь отмерил, я буду за тебя молиться! Не отблагодарить мне тебя за то, что ты спас нашу Елизаветку от лихих людей! Мне Агафонов всё рассказал! - Авдотья Петровна заплакала навзрыд.
Никифор Иванович обнял жену за плечи и усадил на лавку, а растерянный Прохор так и стоял посреди избы.
- Дедушка, позволь мне с Елизаветой поговорить, - тихо попросил он.
- Ну, как ты с ней поговоришь, коли она тебя не сразумеет? Ведь не слышит она ничего... – удивился старик, но головой кивнул, - Ну поди в светёлку, там она.
Прохор прошёл в небольшую светлицу. Огляделся и диву дался… Матушка его слыла первой мастерицей в округе, но здесь он увидел диковинно расшитые занавеси, и тканые шерстяные половики с узором.
Девушка встала с лавки, когда увидела, кто вошёл в её светёлку. Она была бледна, на шее, прикрытой платком, Прохор разглядел страшные синяки, оставленные руками жестокого Пахома. На рукаве белой её рубашки, по краю тонко вышитой голубым шёлком, проступал едва заметный кровавый след.
Елизавета приложила палец к губам, призывая Прохора не выдавать её, и он согласно кивнул в ответ. Во все глаза он разглядывал девушку, и будто впервые её видел. Золотистая её коса была перекинута через плечо, большие зелёные глаза настороженно смотрели на парня. Невысокая и ладная, в домашнем сарафане она ничем не отличалась от берёзовских девушек. Разве что…хороша она была какой-то особенной красотой, в которой чувствовалась и сила, и гордость, но не зазнайство, и доброта…
Тогда возле церкви, Прохор сразу понял, что ловкий лучник, и его спаситель – это она. Взяв её ладонь в свою, он почувствовал на её руке давно загрубевшие мозоли, какие можно заполучить только одним способом – стреляя из лука с тугою тетивой. Уж он-то, Прохор, бывший внуком старого охотника, это знал, как никто.
- Я всё знаю о тебе, что это ты меня столько раз спасала, и знаю, что ты можешь и слышать, и говорить, - тихо сказал Прохор, - Я пришёл тебя благодарить за всё, ты столько раз сохранила мне жизнь… Скажи, чем я тебя могу отблагодарить.
- Ты уже меня отблагодарил, - тихо ответила Елизавета, - Вчера, у старого овина…Ежели б ты не поспел, мне бы не сдюжить! Ох и зол он, чёрт Пахом. Много он душ безвинных загубил…
- Елизавета, расскажи мне, Христом Богом молю, как ты их выследила? Да всё расскажи! Я чем хошь тебе поклянусь, никому твоей тайны не открою, - Прохор сел на лавку у окна, и просящими глазами смотрел на девушку.
А та, казалось, сомневалась, стоит ли открываться парню и хмурила брови, от чего лицо её становилось еще милее. Сердце Прохора вдруг дрогнуло и залилось теплом…
- Ладно, расскажу тебе! Только гляди – никому! Узнаю, что болтаешь языком по деревне – утоплю тебя в болоте! – строго сказала девушка и сердито поглядела на Прохора, но глаза её были теплы.
- Не Елизавета я. Меня Лагодой зовут. Отец мой, Яромил Черезов, писарем служил в Верхопольской. Когда Афонька Сирый только еще собирал себе лихую ватагу, мы у деда на хуторе были. Никого не пощадили тогда они с Пахомом. Ни отца с матерью, ни старого деда, ни сестричку мою младшую, Олелю. Я не помню, как выбралась, а вот как у сгоревшей вместе с ними всеми избы стояла – помню. И голоса, лица их – Афоньки и Пахома – тоже помню, сколь ночей мне снились… Дед мой охотником был, меня всему научил. Я долго тогда за Афонькой шла, а потом захворала, потеряла его след, и сюда, к дедушке и бабушке Касьяновым попала. Они меня выходили, уж после того я снова начала Афонькино логово искать, на старой мшаре и нашла. Ну, а после ты всё и сам знаешь! К нему подобраться никак не могла – он хитрый, то там, то здесь объявится. В разных деревнях на постое стоял, с псом своим верным Пахомом. И не достать его – всегда стоит в избе, где дети малые. Думаю, его убью в этом дворе, а после всех в дому его ватага положит мёртвыми. Так и ходила за ним по следам, как за зверем. Поняла, что он Усольскую облюбовал, на неё метит. Да только Пахом понял, что кто-то с Берёзовки его молодцев губит, уговорил Афоньку сперва меня обнаружить, а Берёзовку сжечь, чтоб другим было боязно вставать против них. Здесь его моя стрела и догнала.
- А мужиков кто предупредил, наших да усольских? Тоже ты? – прошептал Прохор.
- Я. Еле выбралась с Берёзовки, плотное кольцо дозорных людей они вокруг деревни поставили.
- А отчего мне не сказала? Ведь я бы подсобил тебе, вот ты сама ведь чуть не сгинула…
Лагода смутилась и уставила свои зелёные глаза в окно, на покрытые морозною бахромой ветви старой яблони.
- Жалко было голову твою отчаянную! – ответила она после раздумья, - Зря я её что ли из болота тянула, сама тогда чуть не утопла с тобой вместе! Горячий ты, Прохор, а чтобы мимо дозорных пробраться, тишком надо… Ты же как медведь, на гати тебя на всё болото было слыхать!
Прохор смутился. Теперь он и сам понимал, сколько раз он бездумно кидался туда, где стоило мышью тихой пробираться. И тем самым и себя мог обнаружить, да зря голову сложить, попавши к разбойникам в руки. Если бы не эта тоненькая девушка, с золотою косой ниже пояса и ясными зелёными глазами, которые теперь уже он никогда не сможет позабыть…
- Прохор! Я благодарю тебя, - сказала вдруг Лагода, - Ты меня спас, ежели бы ты чуть позже явился тогда, мне бы конец был. Я, когда в Усолье с Берёзовки пробиралась мужиков известить, на дюже здорового дозорного попала, еле отбилась. Ранил он меня, чуть живая до Усолья добралась. Там раны перевязала, да обратно скорее. И когда Афонька свой собачий век закончил моими стараниями, Пахом меня догнал… Сил у меня уж не осталось, с ним совладать! Неистовый он в злобе своей, я думала тут и смерть моя пришла… Если бы не ты.
- Пахом живой, в погребе у Агафонова сидит, ослаб сильно от ран, - смутившись от девичьей похвалы, сказал Прохор, - А остальных, кого на опушке наши взяли, в амбаре у мельницы заперли. Охранять станут, покуда за ними с Уезду конвой не пришлют. Староста гонцов посылает в Управу.
- Пахома шибче стерегите. Он хитрый чёрт, на разные выдумки горазд! – беспокойно сказала Лагода, - Жаль, не уходила я его насмерть, проклятого!
В светёлку заглянула бабушка Авдотья, и Лагода замолчала, сделав знак Прохору.
- Ну что, Прохор Федотыч, али услыхала она тебя? Айдате-ка к столу, ты же, я гляжу тоже давно уж на ногах!
Прохор и вправду почувствовал зверский голод, вспомнив, что не ел он со вчерашнего дня. Но еще он вспомнил, что и дома он не был давно, матушка небось вся уже извелась за него. Отказываться от приглашения не хотелось, он хотел еще побыть с девушкой, которая теперь манила его неодолимо…
Когда бабушка ушла к печи, Прохор спросил Лагоду:
- А почто ты бабушке с дедом не откроешься, что слышать и говорить можешь?
- Откроюсь, опосля. Поговорить нам с ними надобно, - смутилась девушка, и Прохор понял, что говорить им нужно без него.
Засобирался он восвояси, поблагодарил бабушку Авдотью, но от трапезы отказался – дескать, матушка ждет, тревожится за него, да и отец воротился, может ему подсобить с чем нужно. Попрощался со стариками Касьяновыми и пошел к калитке, хотя ноги не несли.
- Прохор, - негромко окликнула его с крылечка Лагода, вышедшая проводить гостя, - Помни, что я о Пахоме сказала. И… сам его остерегись. Я его знаю, он на смерть готов, лишь бы тебе отомстить.
- Так и тебе тоже, - ответил Прохор, - Ты сама себя побереги, изба у вас на отшибе, мало ли кто из их шайки не попал нашим мужикам в руки…
Лагода улыбнулась и махнула ему рукою на прощанье, и Прохор зашагал в сторону своего дома. Не смотря на зимний морозный день, который окаймлял сизым инеем его ресницы, в душе у парня пели соловьи.
От Автора:
Дорогие мои Читатели! Этот рассказ публикуется по две главы в день - в 7.00, и в 15.00 по времени города Екатеринбурга.
Прошу вас простить меня, главы стоят на отложенной публикации на указанное время, поэтому делать ссылки для перехода на каждую из глав я не успею, к сожалению. Как только будет свободная минутка- обязательно сделаю переход по ссылкам.
Проходите пожалуйста на Канал - там новые главы публикуются своевременно! Спасибо, за ваши 👍! Канал существует только благодаря вам!
Приятного чтения!