Глава 30.
Прохор что есть сил бежал в темноту, стараясь разглядеть следы Пахома на снегу. Хрипло дыша и оглядывая высокие снежные намёты, он боялся потерять эти следы в густеющей темноте.
Позади него, во дворе дома Михайлихи слышались крики, беготня и ржание лошади. Прохор подумал, что это, наверное, Макар выводит лошадь, чтобы скорее скакать к своим молодцам, что жгут костры и стоят лагерем на опушке высокого бора.
Скоро налетят лихою ватагой, и если даже Пахом еще не прикончил лучника, то уж эти вихрем пройдут по Берёзовке…
Впереди замаячило что-то тёмное, темнее, чем чернильная ночная темнота, и Прохор узнал полуразвалившийся старый овин у деревенской околицы. Остановившись, он прислушался – ничего не было слышно в ночном безмолвии. Облака чуть рассеялись, показалась тусклая, в синем мареве луна, хоть немного осветившая своим светом всё вокруг.
Тогда он вновь пошёл по следам Пахома, который широкими прыжками пронёсся здесь еще совсем недавно. Рядом с его следами там и тут Прохор разглядел капли крови.
Внезапно впереди раздался крик, и Прохор подскочил от неожиданности, а потом еще быстрее припустил в сторону старого овина – именно оттуда ему и послышался голос, это кричал Пахом.
Выскочив из-за покосившейся стены овина, Прохор увидел, как двое барахтаются в глубоком снегу. Вокруг них разлетаются окровавленные комья снега. Пахом рычал, как раненый медведь, в его крепком кулаке был зажат короткий клинок, который он носил на своём поясе. Он так и норовил воткнуть этот заточенный с двух сторон клинок в тело соперника. А тот, кто и был его соперник, упирался в руку Пахома, отбивая другою рукой его занесенный для удара кулак.
Прохор разглядел, что на светлой одежде лучника там и тут расползаются кровавые пятна. Он слабел на глазах, а Пахом наседал всё сильнее, не обращая внимания на льющуюся из большой раны на шее кровь. В то мгновение, когда Прохор обнаружил их, лучнику удалось выбить клинок из руки Пахома, но тот обеими руками ухватил соперника за шею и, громко рыча, принялся изо всех сил его душить. Тот забарахтался в глубоком снегу, пытаясь оторвать от горла руки, железной хваткой вцепившиеся в него.
Прохор быстро смекнул, что к чему и выхватил свой нож. Подскочив со спины к ничего не замечающему в своей дикой злобе Пахому, парень со всей силы ударил Пахома по голове тяжелой рукоятью ножа. От неожиданной боли тот выпустил лучника из своих рук и повернулся к Прохору. А Прохор не стал ждать и со всей силы ударил противника кулаком в окровавленное лицо.
Словно куль с мукой, свалился Пахом в сугроб без сознания. Прохор не мешкая снял с него ремень и накрепко стянул разбойнику руки, опасаясь, что этот человек, дикой силы и злости которого стоило опасаться, может очнуться. И уж тогда им обоим несдобровать. Поэтому, сняв пояс и с себя, Прохор стянул еще и ноги лежащего в снегу окровавленного Пахома.
Лучник без движения лежал на снегу, сжимая в руке короткий клинок Пахома, который он успел выхватить из снега перед самым ударом.
Прохор осторожно приподнял голову лучника, снял с головы балахон с накидкой, закрывающей лицо, и на снег упала длинная русая коса. Длинные ресницы в лунном свете оттеняли закрытые глаза.
- Елизавета, - негромко позвал Прохор, - Ты слышишь? Это я, Прохор.
Девушка дышала, но не приходила в себя. На белой её короткой льняной рубахе там и тут расплывалась кровь, на белых мужских штанах тоже виднелись отметины от клинка.
- Девка? Ей Богу, девка! – прошамкало из сугроба.
Это пришел в себя Пахом, и смеялся теперь окровавленным ртом, выплевывая выбитые крепким ударом Прохора зубы.
- Молчи! А не то еще получишь! – зло ответил ему Прохор и поднял на руки девушку, крепко прижимая её к своей груди.
- Парень, развяжи меня! Нам-то с тобой чего делить? Клянусь, не трону ни тебя, ни её. Денег тебе за то дам, много! Уйду и не увидишь меня больше, - сплевывая кровь, самым что ни на есть своим добрым и весёлым голосом сказал Пахом.
Но уж теперь Прохор знал, кто на самом деле есть этот балагур и весельчак, еще недавно так открыто и даже по-доброму взиравший на берёзовцев со ступеней церкви, стоя чуть позади Афоньки Сирого… Жесткий неистовый зверь, никого не жалеющий на своём пути, алчный и жадный до человеческой крови.
- Развяжи, я же тут околею в снегу! Смотри, как у меня кровь хлещет! – попробовал Пахом чуть разжалобить парня, который стоял, глядя на него и разбойник не мог разглядеть выражение его лица.
- Да и хорошо, собаке собачья смерть, - негромко ответил ему Прохор и быстрым шагом направился прочь, прижав к себе девушку.
Пахом что-то кричал ему вслед, то просил, то ругался и грозил убить, разорвать на части и его, и всю его семью, но вскоре его крики стали почти не слышны.
Прохор пробирался почти бегом через сугробы по полю от овина к дому Михайлихи, прижимая к себе бесчувственное тело девушки. В голове его метались мысли, что нужно быстрее предупредить старосту Парунина, потому что Макарка уже скорее всего добрался до лагеря на опушке, и вот-вот запылает от разбойничьего пламени его родная Берёзовка.
После страшного предательства Глафиры Прохор был уверен, что она не пойдет к старосте, как наказывала ей Михайлиха, не поднимет людей в Берёзовке тревожный набат церковного колокола…
Добравшись до двора, Прохор огляделся по сторонам – никого не было возле дома Меланьи Фоминичны, во дворе были настежь распахнуты двери старого амбара, в конюшне было пусто, ставни в избе были плотно закрыты, а посреди двора лежал накрытый рогожею, остывший уже Афанасий…
Толкнув калитку, Прохор вошел во двор и крикнул:
- Тётка Меланья! Это я, Прохор Житников! Помоги мне!
Заскрипел тяжелый засов и дверь избы распахнулась. Перепуганная хозяйка показалась на крыльце, всматриваясь во тьму. Увидев Прохора с ношею в руках, она махнула ему рукой:
- Давай, заходи поскорее!
Впустив в избу парня, она вновь заперла дверь на тяжелый засов и обернулась:
- Это и есть лучник? – она поднесла лампу к лицу того, кого принёс Прохор, - Ох, Господи помилуй! Девка? Девка, выходит, почитай половину банды чёрту на потеху в ад управила… Ну и дела… Так чья же это? – Михайлиха подслеповато прищурилась.
- Это Елизавета, у Касьяновых живет.
- Немая что ли? Вот тебе и немая! – всплеснула руками бабка Меланья.
- Бабушка, её Пахом сильно поранил, помоги. Я сейчас побегу к Агафонову, пусть сюда к тебе идет, поглядит её раны. И Парунина подниму, сейчас я думаю несдобровать Берёзовке, за Афанасия всех нас положат лихие его товарищи. Глаша то, я думаю, к Парунину не пошла…
- А где сам то Пахом? – испуганно спросила Михайлиха.
- Возле старого овина лежит, связал я его. Надеюсь, не выберется. Я его тогда сейчас с собой заберу, отведу к Парунину.
Михайлиха достала из печи горшок с горячей водой, чистые тряпицы и склонилась над Елизаветой, а Прохор вышел во двор.
Прихватив в сенях у Меланьи Фоминичны крепкую веревку, парень глянул на бездыханное тело Афанасия, потом пригляделся к кривой сосне, где раньше стоял дозорный. Сейчас Прохор никого там не увидел и испугался, что тот молодец, что стоял в дозоре может освободить Пахома, и уж тогда ни ему, ни Елизавете, ни старой бабушке Меланье – никому не жить.
От Автора:
Дорогие мои Читатели! Этот рассказ публикуется по две главы в день - в 7.00, и в 15.00 по времени города Екатеринбурга.
Прошу вас простить меня, главы стоят на отложенной публикации на указанное время, поэтому делать ссылки для перехода на каждую из глав я не успею, к сожалению. Как только будет свободная минутка- обязательно сделаю переход по ссылкам.
Проходите пожалуйста на Канал - там новые главы публикуются своевременно! Спасибо, за ваши 👍! Канал существует только благодаря вам!
Приятного чтения!
