Глава 27.
В субботу, на деревенском сходе после того, как староста объявил всем жителям о случившемся, народ гудел, как разъярённый улей. У маленькой церковки собралась вся Берёзовка, кто остался на свою беду в деревне. Кричали, ругали душегубцев, старики взывали достать палаши с сундуков да прогнать лиходеев.
Да что могут супротив вооруженных душегубцев старики да бабы? Ничего… Придется выполнять, что велено. Староста Гаврило Парунин, говорил много и долго, увещевая людей, что, если не хотят они положить и себя и детей своих малых, кои беззащитны остались в деревне, то придется делать то, что приказал главарь пришлых людей, Афанасий.
- Даст Бог, продержимся, и воротятся наши с Усолья, тогда несдобровать им, за всё им вернётся, что натворили, - сказал отец Евстафий и перекрестился на золоченый купол Берёзовской церкви.
После схода народ угрюмо расходился по своим избам. Только Прохор Житников подзадержался у церкви да всё выглядывал, не проявит ли себя как-то незнакомец. Но было всё как обычно, ни тени не мелькнуло в округе.
Заприметил только Прохор, как после схода подозвал староста Глашу Мельникову и долго стояли они возле церкви, о чем-то говорили. Подивился тому Прохор, особенно бросилось ему в глаза то, что после разговора со старостой побледневшая лицом Глаша опрометью бросилась домой.
Воскресным утром маленький церковный колокол вновь собрал берёзовцев на площади у церкви. Невысокий черноглазый человек, одетый в короткий кожух и с галунной перевязью через плечо, сидел на верхней ступени деревянной церковной лестницы. Рядом с ним расположилось с дюжину высоких крепких молодцов, вооружённых, что называется, до самых зубов.
Староста Гаврила Иванович, находившийся тут же с самого рассвета, хмуро наблюдал за тем, как возле мельницы кружат, хохоча и горяча лошадей, еще около трёх дюжин вооружённых всадников. Ярким пламенем пылал старый, давно пустующий амбар возле мельницы…
Люди собирались на площади. Ни обычного гомона, ни смеха не было слышно в этот день. Молча, с ненавистью взирая на вооружённых людей, приходили берёзовцы на невольный сход…
Когда все собрались, черноглазый человек на ступенях церкви поднял вверх руку. Людской ропот стих, и он громко заговорил, обращаясь к людям:
- Вы все уже смекнули, кто мы такие есть! И вот что вам скажу я – между вами и теми лихими молодцами, - тут он указал на всадников возле мельницы, - Теперь стою только я один! Стоит мне подать знак, и ваши дома будут пылать ярче того амбара, ну а вы будете смотреть на это уже мёртвыми глазами! А коли вы того не желаете, тогда сделайте, что я вам сегодня прикажу.
- Ежели мы сделаем всё, что ты прикажешь, даёшь ли ты слово, что вы уйдёте из Берёзовки, оставив еще невредимой? – громко спросил староста Парунин.
- Ты, староста, уж больно дерзок, коли смеешь поперёк меня молвить! – рявкнул Афанасий, а это был именно он, - Но уж ладно! Коли я отыщу то, что мне надобно, Берёзовку оставлю в целости!
Народ загудел, старики выкрикивали Афанасию, чтобы ответил, что ему понадобилось от людей, бабы плакали, не зная, чего ожидать от разбойников…
В этой кутерьме Михайлиха незаметно подступила к Глафире, стоявшей рядом со своею матерью. Дёрнув Глашу за рукав, старуха тихо прошептала девушке:
- Я знаю, что ведаешь ты того молодца, кого Афанасий ищет… Так вот знай, коли скажешь ему, кто его молодцев бил – опосля этого и часа не проживёшь! Пахом тебя зарежет, как гусёнка. Не поперхнётся!
- Отстань, ведьма старая! Сама я знаю, что сказывать и когда! – прошипела в ответ Глаша и отошла от Михайлихи подальше.
Меж тем, Афанасий рявкнул так громко, что все голоса разом стихли и над сходом повисла гнетущая тишина.
- Чего вы разгалделись, словно сороки! Не надобны мне ни ваши гроши, ни что другое. Человек я богатый, - усмехнулся разбойник кривой усмешкой, - А потешиться мне охота. Да и молодцам моим наскучила лесная жизнь. Давайте-ка, молодцы, кто из вас храбрец да умеет с оружием управляться? Выходи вперед.
Толпа снова загудела, но те молодцы, которые были рядом с Афанасием, поднялись со своих мест, и берёзовцы замолчали.
Мужик в старом потёртом тулупе, в котором можно было узнать Пахома, весело рассмеялся и крикнул:
- Да что ж вы так нас спужались! А ведь мы такие же, как и вы, токма жизня нас не пожалела! А ну-тка, девоньки, вот он я – не стар ишшо, весёлый да добрый! Кто такого жониха не прочь приветить? У меня и избу новую есть на что справить, и хозяйством обзавестись! И работы не боюсь! Ну? Кто есть тут у вас, кого еще не сосватали?
Пахом умел расположить к себе, его широкая белозубая улыбка как-то не увязывалась с тем, что он убийца и душегуб…
- Ну вот, виш как, может и я кому глянусь, - сказал стоящий рядом с ним крепкий молодец, со шрамом на щеке, - А чтобы обиды вам никакой не было, молодцы, кто невесты ваши – вы за руку возьмите, мы на ту и не глянем!
Люди стояли, не шелохнувшись. Матери держали за руку своих дочерей, парни, кто остался в Берёзовке, не отходили от своей семьи…
- А ну! Живо! Делайте, как он сказал! – Афанасий рявкнул так, что со старой берёзы по-за церковью с громким карканьем испуганно поднялась стая ворон…
Не зная, чего ждать дальше, берёзовские парни подходили к девушкам – кто с кем сговорен, а кто уже и сосватан, брали за руки друг друга.
Василий Окопников, краснея и глядя себе под ноги, подошел к Глафире Мельниковой… Она от удивления было чуть отступила от него, но поняв всё, фыркнула и позволила взять её за руку. Её мать, Ефросинья Семёновна, хотела было заорать по своему обыкновению, чтобы не раскатывал губы Васька на её красавицу-дочь… Но, глянув на пристально оглядывающего толпу Афанасия, прикусила язык, только зыркнула злобно на парня.
А Глаша и не обращала вовсе никакого внимания ни на разбойников, ни на мать, ни даже на подошедшего к ней Василия. Она смотрела куда сквозь толпу направляется Прохор Житников, и сердце её чернело от лютой злости…
Прохор, как и выпал ему жребий, подошёл к стоявшим чуть поодаль от всех старикам Касьяновым. Дед Никифор стоял, опираясь на палку, но глаза его были грозны, смотрел он на Афанасия и не отводил горящего праведной злостью взора. Рядом с ним стояла его жена, Авдотья Петровна и держала за руку приёмыша своего- немую Елизаветку.
Девушка стояла, опустив голову, повязанный по-старушечьи, почти по самые глаза платок скрывал её лицо. Когда Прохор подошел к ним, она и головы не повернула, а старая Авдотья спросила негромко Прохора:
- Что ты, Проша?
- Бабушка, покажите ей, - он незаметно указал на девушку, - Что я её за руку возьму и с нею постою рядом, а вы сами с дедом сказывайте, что мы с Елизаветой вашей сговорены, если эти вон спрашивать станут! Не знаем мы никто, что им от девок наших понадобилось, всех хотим охранить.
- Проша, дай же Господь тебе за душу твою добрую! – на глазах Авдотьи показались слёзы, а дед Никифор только вздохнул и поглядел на парня.
Авдотья тронула за рукав свою приёмную дочку и указала ей глазами на Прохора, после взяла руку девушки и вложила её в широкую Прохорову ладонь. Девушка не противилась, только щеки её чуть налились краской, а Прохор вдруг обнаружил, что зелёные глаза Елизаветы чудо как хороши… И с какой-то весёлой искоркой глянула она на него из-под своего старенького застиранного платка…
Прохор сжал руку девушки покрепче и поднял глаза на стоявшего на ступенях церкви Афанасия, который о чем-то переговаривался с Пахомом и указывал руками куда-то в сторону. Прохор оглядел толпу стоявших перед ним берёзовцев…
Неожиданно, Прохора будто иглой прошила догадка… Он знал! Знал, кто мастерски бьет разбойников из диковинного лука короткими стрелами! Знал, кто спас его возле обоза и кто тащил его из болотной трясины!
От Автора:
Дорогие мои Читатели! Этот рассказ публикуется по две главы в день - в 7.00, и в 15.00 по времени города Екатеринбурга.
Прошу вас простить меня, главы стоят на отложенной публикации на указанное время, поэтому делать ссылки для перехода на каждую из глав я не успею, к сожалению. Как только будет свободная минутка- обязательно сделаю переход по ссылкам.
Проходите пожалуйста на Канал - там новые главы публикуются своевременно! Спасибо, за ваши 👍! Канал существует только благодаря вам!
Приятного чтения!