Он был чуть ли не самым успешным художником своего времени (15 прижизненных персональных выставок!) - авангардист, который перешел на сторону "зла".
Конечно, это не совсем верное суждение, которым его заклеймил интернет и не только интернет. Даже скорее СОВСЕМ НЕ ВЕРНОЕ.
ПЕТР ПЕТРОВИЧ КОНЧАЛОВСКИЙ (супруг Ольги Суриковой, тесть Сергея Михалкова, дед Андрона Кончаловского и Никиты Михалкова) свернул от авангарда на другой путь, потому что для него АВАНГАРД СЕБЯ ИСЧЕРПАР.
Он попробовал на вкус, кажется, все самые яркие измы двух эпох - и Сезанна, и Гогена, и Ван Гога, и Матисса, и Пикассо. Разве что сюрреализм остался для него явлением чуждым, как, впрочем, и для всех русских художников его времени.
Как вы поняли, сегодня о Петре Кончаловском, но не об авангардисте, а о ЖИВОПИСЦЕ, причем, живописце очень и очень хорошем, вдумчивом, грамотном, сохранившем "чистую" живопись, но уже на поприще света и воздуха, цветовых градаций, бликов и правильных перспективных сокращений.
Сын потомственного дворянина, издателя и переводчика он, благодаря издательской работе отца, познакомился со всеми "сливками" тогдашнего художественного мира России: с Суриковым, Репиным, Васнецовыми, Врубелем, Коровиным, Серовым, Левитаном.
С Суриковым они были особенно дружны, вместе ездили в путешествия, писали свои работы... вместе любили одну и ту же женщину - Ольгу Сурикову. Для первого она была дочерью, для второго - единственной и неповторимой на всю жизнь супругой.
Кстати, шафером на свадьбе у молодых был сам Врубель.
С конца 1910-х годов в живописи Кончаловского начинают случаться метаморфозы - начинает проникать свет и воздух.
Он пишет все еще лаконично и обобщенно, однако, СТАТИКЕ АРХИТЕКТУРНЫХ ФОРМ ТЕПЕРЬ ПРОТИВОПОСТАВЛЯЕТСЯ ДВИЖЕНИЕ ВОЗДУХА.
То есть, он все еще Сезанн, но Сезанн не радикал и освободитель, а Сезанн, который как Вифлиемская звезда указывает ему путь возвращения к традиции.
И вот его "Портрет скрипача Г.Ф. Ромашкова" (1918; один из моих любимых в творческом багаже Кончаловского), где математика и геометрия музыки Баха вдруг воплотилась в мягкой и пластичной живописи.
И, кажется, будто мы слышим эти музыкальные ноты, которые стали звуком окрашенных, свободно написанных, плоскостей холста.
Скрипач дышит. Пространство дышит. Скрипка вибрирует.
И здесь, конечно, так много Сезанна и сезанновских методов. Но ОТНОШЕНИЕ уже СОВСЕМ НЕ СЕЗАННОВСКОЕ.
Сезанн - это вещность, настойчивая, нарочито предъявляющая себя, это застылые в вечности вещи.
Кончаловский конца 1910-х - это тоже логика, но предмет уже не сделан, а вписан в живописную среду, когда цвет более не подчеркивает вещь, но демонстрирует как при помощи грязно-синего, голубого, коричневого можно создать ощущение ЖИЗНИ - живое движение живого человека.
И здесь мы вспоминаем, что Петр Петрович остался даже в советское время "чистым" живописцем, которого интересовала исключительно живопись (свет, цвет, воздух, движение, пространство). Он до конца своих дней был свободным от назидательных композиций, изображающих "как закалялась сталь" (писал Лермонтова, Пушкина, внуков, пейзажи и натюрморты).
Он стал лауреатом Сталинской премии, при этом ОТКАЗАЛСЯ писать самого Иосифа Виссарионовича. И остался жив и даже успешен. В этом велика заслуга Луначарского, который всячески симпатизировал художнику, защищал и заступался за него.
Именно Луначарский, а вслед за ним и все советские критики, назвали Петра Петровича "поэтом наших будней" и именно он вешал многочисленные сиреньки Кончаловского рядом с портретами верхушки правящей элиты (они располагались несколько выше самих портретов, как рамка), чтобы хоть как-то вписать художника в общий поток "правильной" художественной жизни страны того времени.
Кончаловский всю жизнь искал - искал ЖИВОПИСЬ. Сперва это был Сезанн (а все остальные, как мы помним, вышли из Сезанна), потом классика, тот же Тинторетто. И путь его был далек от философичности, литературщины и аллегоричности. Только живопись - только цвет, свет и воздух.
И, кажется, он нашел. А еще он нашел и забрал выброшенную дверь, "через которую входил Пушкин", и установил ее в своей мастерской на Большой Садовой, 10, где работал долгие годы со времени Октябрьской революции. В этом же доме Михаил Булгаков написал свою "Белую гвардию", а Сергей Есенин познакомился с Айседорой Дункан.
Скриншоты сторис из моего блога в инстаграм @ksu_art_cool
