"Мне повезло в том, что мой личный опыт вошел в резонанс с современным состоянием литературы. Я использовал множество древнерусских приемов, которые еще несколько десятилетий назад показались бы экзотикой и были бы литературой отвергнуты. А сейчас они оказались ко двору - современная культура была к ним подготовлена посредством постмодернизма. Совершенно по другой дорожке литература сейчас пришла к тем вещам, которые когда-то были основами средневековой поэтики. Но я пришел к ним со стороны Средневековья.
Еще Бердяев основывал идею нового Средневековья. Девяносто лет назад он написал работу о дневных и ночных эпохах в жизни человечества. Дневные эпохи (античность, например) - яркие, брызжут энергией, искрятся. А ночные - эпохи внутренней работы, собирательства, переживания дневных впечатлений и снов. Средневековье он считал ночной эпохой, когда человек направлен не столько вовне, сколько внутрь себя или на Бога. Бердяев видел признаки того, что на смену блистательному, выполнившему много задач Новому времени придет эпоха большого внутреннего сосредоточения.
Я не философ, и не в моей компетенции обсуждать проблему в целом, но, если обратиться к жизни слова, можно увидеть поразительные вещи. Для Средневековья характерны отсутствие идеи авторства, внеэстетическое восприятие текста, его центонная структура, фрагментарность, отсутствие жестких причинно-следственных связей и границ. Все это мы видим и в новейшей литературе. Видим провозглашенную Бартом смерть автора - центонный текст постмодернизма, видим фейерверк стилевых и текстуальных заимствований, как в Средневековье, когда заимствовали не просто идеи или описания, а собственно текст. Новое время - и это было чрезвычайно важно - преодолевало коллективное сознание, оно было времен роста персональности. Теперь коллективное сознание возвращается в литературу в виде многочисленных цитат, явных и скрытых. Как литературовед, я (и не только я) фиксирую возвращение средневековой поэтики в широком масштабе. Все, что выработало Новое время, - портрет, пейзаж, художественность, психологизм - становится для современной литературы вещью по-средневековому необязательной. Это уже не нуждается быть выраженным, а может подразумеваться имплицитно. Интернет вновь разрушает границы текста, установленные когда-то Гутенбергом, он также разрушает границы между литературой профессиональной и непрофессиональной. И что, как не средневековая литература "реального факта", аукается в сегодняшнем внимании к нон-фикшн?
Примерно полгода я обдумывал стиль романа "Лавр". Вернее, это были полгода ожидания, после которых я мало-помалу стал осознавать, что необходимую манеру письма нашел. Стиль в романе - один из главных героев. Он не должен был иметь отношение ни к историческому роману, ни к этнографическим экзерсисам. Это не должен был быть сюсюк в виде превратно понятого благочестия. Я мечтал о тексте, который бы раскрывал красоту русского языка в самых разных его пластах - временных, социальных и т.д., который бы, наконец, свидетельствовал об отсутствии времени.
В моем романе герой проживает четыре жизни под четырьмя разными именами. Мы смотрим на человека во времени - и видим человека вне времени и пространства. Мне рассказывали, что этот эффект "Лавра" одна питерская студентка охарактеризовала словом "хронотоплес". "Лавр" - попытка упразднить время и пространство, точнее - показать, что все достигается работой духа, если понимать свое время как часть вечности. Средневековый человек жил в вечности. Его жизнь была длиннее за счет того, что она была разомкнута: не было времени, не было и часов в нашем понимании. Время определяли по солнцу. И с пространством было иначе, чем сейчас. Дойти до Иерусалима было подвигом - настоящим, без кавычек. Но при этом люди понимали, что двигаться в пространстве не обязательно. И то, чего они хотят достичь за морем, вполне можно обрести и здесь. Вообще, в Средневековье время не переоценивалось: в отсутствие идеи прогресса с его течением не связывали особых надежд. Исходили из того, что люди лучше не становятся, поскольку технический прогресс не приводит к улучшению духа и мысли. В определенном смысле личная история человека казалась важнее истории человечества: народы не совершенствуются, совершенствуются люди.
Мой уход в прошлое связан, скорее всего, с тем, что тогда существовала традиция описания "добрых людей" (выражение В.О. Ключевского), а сегодня она как-то растворилась. Это вовсе не значит, что "добрых людей" сейчас нет, просто описывать их все труднее. Положительный герой - это вообще головная боль литературы Нового времени. Литература Средневековья таких проблем не испытывала - потому, может быть, что это была не совсем литература. Иными словами, для "положительно-прекрасного человека" я выбрал соответствующую ему историко-литературную среду. Разумеется, есть и другие пути, и современный материал, но для того, чтобы написать князя Мышкина, нужно быть известно кем".
#литература #философия #история #средневековье #россия #евгений водолазкин #современная проза #интересное
