Алла потерла виски. Сколько времени прошло с той поры… С Алексеем она рассталась по многим причинам. И причины эти были понятны. Хватит с нее и «тех» людей и «этих». Она устала и ничего больше не хотела знать. Раз в год Пасечник навещал ее и Егорку. Для встреч они выбрали тихое и спокойное место – деревеньку, где жила Шура.
Егор с младенчества рос под крылышком Шуры и называл ее бабаней. Да и Алла душевно срослась с этой женщиной. Шура постарела, но резвости и энергии нисколько не потеряла:
- Переезжай поближе. Плюнь ты на этот Ленинград. Ничего хорошего: шум, суета, да демоны летают. Поживи у меня, отдохни немного, а потом ведь можно и в Тихвине квартиру получить. Церквей много, спокойно, - говорила она.
Алексея Шура не любила. Говорила про него:
- Кобелина смазливый! Дался он тебе! – но в разговоры Аллы и Пасечника не лезла, деликатно оставляя их одних.
Маленький Егорка тянул ручонки к отцу, и Алексей часами возился с малышом. Уходя, отворачивался. Губы его дрожали. С сыном расставаться Алексею не хотелось до зубовного скрежета. Но наводить на это место выродков не хотелось еще больше.
- Хватит, Алеша. Не трави ни себя, ни меня, ни ребенка. Уходи. И больше не возвращайся, прошу тебя, - один раз сказала ему Алла.
Ничего хорошего от этой связи ждать не придется. Алексей, как напоминание о кошмаре, длившемся очень много лет. Алле хотелось ходить на работу, наводить скромный уют в квартире, гулять с маленьким сыном по улицам, каждое лето проводить у Шуры в деревне – жить просто. Жить как все.
И она жила просто, и как все. Денег больших в семье не водилось, иногда приходилось туговато, но какие трудности испугают женщину, жившую когда-то в блокадном городе? Да никакие!
Ночами Аллу изводила, грызла смертная тоска по Алексею. Она скучала по нему. Разрыв не зря так называется – рвали по живому, с кровью. Еще многие годы мысли о нем не давали покоя, и сны об Алеше были то прекрасные, то пугающие.
Но с годами все потихоньку прошло. Егор рос, росло количество хлопот и забот, бесконечные стояния в очередях трепали нервы, отнимали время, ставшее таким драгоценным. Отражение в зеркале честно говорило о старении, пока незаметном для посторонних, но явным для самой Аллы. И это пугало, огорчало и часто служило поводом для горьких слез. И чем больше коллеги или друзья (наконец-то у Аллы появились друзья) делали ей комплименты по поводу внешности, тем больше расстраивалась Алла.
Годы шли все быстрее и быстрее, и она совершенно забыла о просьбе покойного Григория. А может, забыла специально. Егор вырос отличным парнем, влюбился в хорошую девчонку, обещавшую ждать его из армии. Проводили честь по чести. Ждали писем, и Алла очень расстроилась, что Егор перестал писать своей девушке – обычные материнские тревоги.
Первым ударом стала групповая фотография сына, присланная из армии. На ней Егор был запечатлен в обнимку с армейскими дружками, и один из них был не просто похож на Алексея, ОН БЫЛ АЛЕКСЕЕМ!
Перенести это было тяжело. Алексей был таким же, как и много лет назад. А она? Алексей находился рядом с сыном. Это сигнал – он скоро его заберет. Куда, черт возьми? Да, Григорий говорил, чтобы она ничего не боялась. Но какая, скажите на милость, мать не будет бояться? И не Алексей ли служил причиной молчания сына по отношению к Даше? Какие цели преследовал пасечник?
Алла поняла, что ничего хорошего, наверное, в ее жизни не будет никогда. Ребенок ей не принадлежал. Если ей удалось обмануть ЭТИХ, то Пасечником такая уловка не прошла, и от кошмаров ей не избавиться никогда. Алла надеялась, что у смертной женщины родится такой же смертный ребенок. Но… Григорий специально сделал так, чтобы младенца родила бессмертная, передав сыну свой дар по наследству.
Егор вернулся из армии, об Алексее рассказывал с легким раздражением: мол, очень современный парень, себе на уме. Значит, Пасечник правды ему не сказал. Сердце женщины немного успокоилось. Она искренне радовалась, что Егор остался дома, женился… Она готовилась к тому, что у пары не будет детей. Что же, Алла постарается убедить ребят усыновить ребеночка из Детского Дома. Она уже и речь придумала, как… Дарья объявила о своей беременности. Что это? Чудо? Или обман?
Это был второй удар. Как бы не утешала себя Алла, покой к ней так и не пришел. Даша – бессмертная, которую тянуло к Егору. Сомнений и быть не могло. И Алла знала, чем это все закончится. Значит, за ней следили все время. Специально подсунули Дашу.
Вся семья Аллы под колпаком. Знать об этом и делать вид, что ничего не происходит, было невыносимо. Но Алла упорно делала вид. И Даша – тоже. Их квартира превратилась в театральные подмостки, где актеры играли ужасную пьесу. И самое страшное, с Егором творилось что-то неладное, и однажды он все таки сорвался в Ленинград. «К другу Лехе»
Дашка вела себя ужасно странно: не вязала пинеток, не бегала по магазинам в поисках пеленок и ползунков. Алла, конечно, приготовила ей сумку для поездки в роддом, но та осталась равнодушной.
- Что же ты, Дарья? – набиралась свекровь храбрости и задавала «неудобные» вопросы.
Но Дарья отмахивалась:
- Сейчас в магазине все купить можно, были бы деньги. Вот Егорка заработает, и все разом приобретем. Да и примета плохая – заранее…
И все вроде бы сходится. Но…
Однажды Алла застала невестку плачущей.
- Плохо себя чувствуешь? Что-то с Егором? Даша, не молчи ты ради Бога, - спрашивала она Дашу.
- Нет. Ничего страшного. Просто. Беспокойство какое-то, - Дарья улыбалась. А глаза – тревожные, тоскливые.
- Это кошачьи поиски, девочка. Видать, скоро в родилку поедем, - гладила ее по волосам Алла. И невестка как-то сникала вся, хоть из последних сил пыталась держать себя в руках.
Алле было больно. Вся ее жизнь, все ее мечты, поиски – все это зря? Ей никогда не избавиться от тяжелой ноши. Подопытный кролик. Экспериментальный материал. Лабораторная мышь, которую на время оставили в покое, чтобы потом продолжить опыты.
Слезы душили, все чаще ухало и нависало над незримой пропастью сердце, на сотые доли секунды, которые казались Алле вечностью. Господи, хоть бы дал умереть, чтобы не участвовать больше в этой жестокой игре: кто кого. Алла испачкалсь, извозилась в грязи связью с Пасечником.
Что она себе вообразила? Что Алексей – ангел, просто немного заблудился, и любовь сделает его хорошим и добрым? Как смешно… Пасечнику нужен был Егор. Еще одна лабораторная крыса. Только лаборатория – другая.
Последним ударом было появление отца Сергия, а за этим событием последовало похищение Дарьи. Или Дарья сама так решила? Кто ее увез? Где она сейчас? Какая роль ей отводилась: разменной монеты или главного героя плохой пьесы? Можно просто сойти с ума.
В дверь позвонили. Алла открыла, как обычно, не спросив, кто там, за дверью. На пороге стояли взволнованная Ирина Ивановна, мама Дарьи, и…
Подозрительно знакомое лицо. Высокий. Брови сошлись на переносице. Холодные, льдистые глаза. Неулыбчивый рот. Кожаная куртка и потертые джинсы. Короткая стрижка. Неясный возраст: то ли тридцать, то ли пятьдесят лет. Не молодой и не старый.
- Здравствуйте, Алла Леонидовна. Старший следователь Глебов Петр Данилович.
- Аллочка, что же ты не позвонила, не сказала ничего? – спросила Ирина, - я места себе не нахожу… Да еще и милиция…
- Да, случай резонансный. И вы позволили себе просто так уйти? - Глебов буравил глазами-ледышками Аллу.
- Но вы сами понимаете… Трое суток нужно… И мы думали, что Даша просто ушла домой, - лепетала растерянная Алла.
- Товарищ следователь, у Аллочки просто шок! – пыталась оправдать родственницу заплаканная Ирина.
- Прошло пять дней, а вы, голубушка, не соизволили заявление в милицию подать! – рявкнул Глебов, даже не взглянув на защитницу Аллы.
- Пять дней? – Алла, обессиленная, упала на маленькую табуреточку, стоявшую в прихожей, - как это я…
- Ирина попыталась помочь Алле встать.
- Хватит, Ира, не прикидывайся. Вы все тут заодно. И следователь ваш, - шептала Алла.
- Она теряет сознание! Надо вызвать скорую! – закричала Ирина.
И тут Глебов легким, едва заметным простому глазу движением, коснулся Ирины ребром ладони. Та даже охнуть не успела, мгновенно потеряв сознание.
- Слишком много эмоций и причитаний, - сухо сказал Глебов, - нужно положить ее на диван. А ты, Алефа, сиди здесь и не вздумай бежать. Снаружи – охрана.
Он легко поднял на руки Дашину маму и унес в комнату. Потрясенная Алла сидела на табуретке, не в силах даже пошевелиться. Какой там – бежать…
Следователь вернулся и будничным тоном сказал:
- Алефа, завари чайку. Нам надо поговорить, и разговор этот будет долгим.
- Вы кто вообще? – Алла была на грани истерики, - из ЭТИХ? Или от Пасечника? Что вам еще от меня надо? Давайте уже, просто пристрелите меня или в землю закопайте. Как вы там еще с отступниками разбираетесь? Я больше не могу. Не могу!
- Успокоилась. Быстро! И приглядись ко мне. Как же ты своего старого друга-товарища не узнала?
Льдистые глаза. Суровый взгляд. Она не узнала этого человека только потому… Только потому, что лицо его сейчас было чисто выбрито. А раньше рот и подбородок скрывала борода. Вместо джинсов и куртки – зипун и сапоги. В руках посох. И он был похож на старика…
- Макарий!
- Дошло до утки на четверты сутки, - засмеялся Макарий.
- Ты за мной пришел?
- Не за тобой, а к тебе. Где руки можно помыть? И полотенце, хозяюшка, мне чистое подай!
Алла прошла в комнату, к шкафу с чистым бельем. На диване мирно посапывала спящая Ирина. Жива – и Слава Богу. Значит, она не в курсе всего происходящего. И то – радость.
Макарий умылся, принял из рук Аллы чистое махровое полотенце.
- Давай-ко, матушка моя, сваргань мне яишенку. Глазунью. И чайку покрепче. Нам обоим поесть не мешает.
Алла достала из холодильника яйца и сало. Нарезала его на маленькие кусочки и зажарила на сковороде до состояния шкварок. Разбила шесть яиц и только сейчас почувствовала, что очень голодна.
- Вот видишь, красавица, немного ожила. Хорошо, - рокотал приятным баритоном Макарий.
Алла, не слова не говоря, поставила скворчащую сковороду на деревянную подставку, в хлебнице нашла половину подсохшей буханки. Подумав, опять заглянула в холодильник и выудила оттуда початую бутылку водки, вопросительно взглянув на Макария.
- Можно, можно. Не пьянки ради, а здоровья для, - кивнул Макарий.
Она разлила водку по рюмкам.
- Пей, - приказал гость.
Алла не стала отнекиваться. Когда-то она таким образом спасла Шуру. Смело выпила огненную жидкость до дна. Обожгла горло, закашлялась, прослезилась.
- Пей еще.
Покорилась. Махнула вторую стопку и выдохнула. В голове прояснилось. Сердце перестало зависать в смертельном полете и уютно улеглось в груди.
- Я слушаю тебя, Макарий, - Алла была спокойна, как никогда.