Шла Люся домой однажды очень уж уставшая. Брела в родные свои стены и об одном мечтала - ноги задрать бы в потолок. А устала очень! Работа у нее такая - нервная и ненормированная. И все с людьми работа. И две ночи без сна! А на улице - мороз. И сапогами Люся цокала будто копытами - такой вот был мороз. Редкий прохожий пробежит - и весь он скукоженный от холода. И Люся скукоженная. Идет и думает одно: “устала я, как натуральная собака”.
И вот - родное окно желтым светится. Ноги бы в потолок! И чтобы муж Петя ужин приготовил. И с малым Колей все уроки бы изучил - поделок бы из природного материала смастерил и математику всю объяснил. Коле эта математика очень уж дается трудновато.
Как квартирный вопрос разрушил одну прекрасную семью
А она лишь чаю выпьет наскоро и рухнет без сил. А завтра спать Люся будет до самого обеда. И в тишине потом сидеть долго - Петю с малым Колей к свекрови в гости вытолкнет. И не жизнь у нее будет, а сплошное блаженство.
Зашла в предвкушении. А дома у нее … люди какие-то. Хоть и ночь почти на дворе.
Женщина незнакомая у трюмо делает упражнения от остеохондроза. Шеей своей хрустит и Люсе приветливо улыбается.
- Здрасте, - женщина говорит, - проходите, пожалуйста! Тапки надевайте!
И чья-то бабушка в углу вяжет длинный носок. На Люсю и не взглянула.
У батареи в коробке собачка сидит с пятью щенками - щурится, хвостом машет.
Подросток незнакомый и хмурый в углу. В носу ковыряет.
- Игнатий, - бабушка от вязания оторвалась, - в носу прилюдно ковырять - дурной тон. Неужто маменька тебя не воспитывает вовсе? Что за дети нынче пошли!
Это она Люсе уже - про детей. Подросток Игнатий хрюкнул и палец в нос поглубже сунул.
И Люся изначально чуть в подъезд обратно не выскочила - думала, дверью ошиблась. Может, к соседям каким зашла. Бывает с уставшими людьми подобное.
Дергается глаз от родни мужа. А выхода нет
Но пригляделась - а нет, дом ее родной. Обои - в полоску - ее личные и фикус тоже.
Сунулась Люся в комнату. И там лица знакомые. Муж Петя сына Колю под потолок подкидывает. А Коля и рад таким упражнениям. Сам в школьных брюках и отчего-то в ластах. Хохочет. И плевать ему на поделки с математикой.
А на диване приятельница Люси, Зинаида, сидит. Она в соседнем доме проживает. И с Люсей на фоне материнства сдружились - дети их один детсад посещали.
Зинаида эта по телефону трещит и чай прихлебывает. “Да что тут говорить, - трещит она, - отрекся от семьи Васька! Маму свою зато привез - водись с ней теперь. А сам вне домашнего очага жизнь прожигает. Мне и детям редко показывается”.
И дети тут приятельницы из-под кровати на четвереньках выбираются - погодки Даша с Машей.
- И нас, - кричат, - и нас, дяденька Петя, под потолок швырните!
А из уборной еще какой-то неизвестный мужчина выходит - трико поправляет и на остеохондрозную у зеркала кричит:
- Клава, плавче шеей крути! Плавче!
И Клава стала шеей плавче выделывать. А мужик в трико ее за бок ущипнул. А женщина с шеей на него с обожанием глядит.
“Что же это творится, - думает Люся, - отчего эти люди у меня по квартире ходят? И вяжут, и в носу ковыряют, и всякие ширли-мырли устраивают?”.
И на мужа с ужасом смотрит: чего это, смотрит она, дома у нас за странный табор?
- А это, - Петя подошел и Люсе тихо поясняет, - совсем и не табор. Это у нас неожиданные гости из соседнего дома. Им отопление отключили. Авария у них. Это в январе-то месяце. Попросились люди у нас ночь переночевать. В теплой и гостеприимной атмосфере. Не откажешь ведь - перемерзнут.
А приятельница Зина тоже подходит и улыбается:
- Дома у нас, Люся, - говорит она, - градусов десять от силы. А то и все семь. Даже ближе к нулю температура воздуха стремится. Очень запросто в такую холодину околеть заживо. И мы на ночлег к вам напросились. Петя твой, добрая душа, не отказал. Впустил меня с детьми и пожилой свекровью, бабой Валей. А со мной еще Клава, сестрица моя, с сыном Игнатием пришли. И Арнольдик - Клавин кавалер задушевный. Собачка еще ихняя с потомством. Всей семьей, так сказать к вам. Петя у тебя - мировой мужик. Не отказал нашей честной компании. Васька бы мой, мелкой души жук, ни в жись бы такого не сделал. Выставил бы всех в шеи. А мы уж и пельменями отужинали. И с тобой хотим задушевно пообщаться за вечерним чаем. Но коли в тягость мы таким кагалом - так и скажи прямым текстом. Все мы взрослые люди. И все понимаем.
И смотрит на Люсю с жалким видом.
- Гостите, - Люся грустно отвечает, - себе спокойно. Чаю вам с лимонами? Мало ведь соседями общаемся. Все работа и дела. А тут такой прекрасный случай подвернулся.
И стали все спокойно себе гостить.
Коля с Дашей и Машей, конечно, бедламчики всякие творят. Кувыркаются по полу и с саблями бегают. Про математику не задумываются.
Игнатий в углу нос свой изучает.
Бабушка Валя второй носок связала и за свитер принялась.
Собачка щенков укачивает.
Арнольдик с Клавой перемигиваются. За шампанским и бенгальским огнем сбегали.
Зинаида про Ваську, беглого мужа, долго рассказывает. Баба Валя с ней спорит - Ваську выгораживает.
Потом все спать долго укладывались - кто на полу, кто валетом на раскладушке. Бабушке с вязанием кровать уступили - совестно пожилого человека на пол укладывать. Арнольдик с Клавой прямо в ванне улеглись.
Лежит Люся в кресле-кровати скрюченная - при ней Коля и Петя гнездятся - и плачет в подушку. И коммунальщиков ругает, и зиму, и людей, которые по гостям бродят. И жизнь свою в целом.
И утром гости, само собой, не ушли - с отоплением вопрос не решился. А пошли с гор кататься, а потом греться чаем с калачами на кухне. И еще на ночь одну остались.
А с мужем Петей Люся тогда разругалась вдрызг шепотом. Прямо в кресле-кровати. Хоть и доброй он души, и мировой человек. А вот разругалась. Пусть и не сильно он, если разобраться, и виноватый в ситуации. И дурного ничего не сделал, а даже совсем наоборот.
У деда с бабкой слишком большая квартира. Хотим к ним на постой. Примут ли? Ч. 1
У деда с бабкой слишком большая квартира. Пришли к ним на постой. Ч.2