У одной женщины, Клава ее звали, глаз дергаться однажды начал. Дергается и дергается. Она уж и мяту с ромашкой пила. И медитации разные совершала. А глаз не поддается. И даже только хуже изводит.
“Э, нет, - думала эта женщина, - таким макаром я вскоре и головой дрыгаться стану. Будто какая припадочная. Надо-ка, пожалуй, уже и высказать Василию мнение. Пусть-ка решает. Нельзя так жить”.
А высказать ей было чего. Так уж судьба распорядилась, что проживала она в большой и дружной семье. Как в старые и добрые времена - три поколения под единой крышей сидят.
Сама Клава жила с супругом Васей. Дети их еще малолетние. И родители мужа тут же. Это, собственно, их, родителей данных, личный дом и был. И жить так было вполне терпимо. Чай совместно пили с вареньем или картофель выкапывали. Иногда, конечно, небольшие стычки или иные непонимания случались. Но - терпимо. И многие такой большой семьей жить даже мечтают.
Погостила родня и осудила: "О коте больше переживаешь, чем о людях. Тьфу слушать"
И все бы ничего, как говорится. Но повадились в дом тот еще и племянники заваливаться. Якобы к бабушке и дедушке они в гости прутся. А сами завалятся и весь день у телевизора ерзают. А то и веселую возню затеют - с Клавиными ребятами бороться или в царя горы играть. По полу катаются, верещат. Иногда и вазу из горного хрусталя кокнут. А как наиграются - так и за стол всем табором бегут. Кастрюлю борща в десять литров съедят и еще колбасу “Докторскую” из холодильника таскают без стеснений. Уйдут - а после них Мамаево побоище.
А Клаве безобразия убирать и посуды горы мыть ежедневно. Борщи вари в три смены. И замечаний делать не сметь. Коли замечание, то бабка с дедкой на защиту внучат тут же встают. Они, мол, к нам ходют. И пусть-ка чувствуют себя вольготно. Наша, мол, колбаса в холодильнике личная. И борщ из наших овощей варен. А ты тут хто такая, мол, есть? Идите, дети, устраивайте кутерьму в свое удовольствие. Не обращайте внимания на тёти Клашины кривые рожи.
Обидно Клаве, конечно, такое отношение. Сами бы, пожалуй, за внуками погромы убирали. Но сами не могут - у них давления по возрасту.
И вот аж с осени эти племянники в гости являются ежедневно. Стали они школьниками. А школа их поблизости от дома Клавы. Отучатся там как-то на сплошные двойки - и к бабке с дедкой.
Соседка дышит к мужу моему прерывисто. Мне кажется или скоро семье каюк?
- У нас, - племянники говорили, - маменька дома дрыхает. Она в ночные смены пашет. И днем подушку давит на всю катушку. Нам при спящей маменьке скучновато - шуметь нельзя. Иначе хорошего кренделя отхватим. А у нас детство играет. И хочется энергично попрыгать да посвистеть.
И вот так уж с полгода в гости ходят. Когда и заночуют.
- Знаешь, - сказала Клава супругу однажды, - Василий, а ведь терпение мое окончательно треснуло. Покамест ты на работе прохлаждаешься - родичи твои сумасбродствуют. Не дом у нас, а корабль дураков. Внуки эти заваливаются. А мне им и замечания вякнуть не сметь. Будто я тут нуль и пустое место. Занавеси вон в кухне намедни подрали. А занавеси эти я самолично пошила еще до замужества. И малышке нашей Манечке щелбаны ставят - только отвернись. На холодильник налеты делают. После их налетов я там только нежирный кефир нахожу. И то не цельную бутыль. Как жить?
- А что ты, Клаша, хочешь, - муж ей отвечает, - чего ты добиваешься? Эти дети приходят в гости не к тебе лично. У бабки с дедкой они гостят. Припомни-ка сама детские годы - как уж деревне бывать любила у своих. Молоко парное и кулебяки из печи. И эти дети ничем тебя не хужее. И тоже желают внимания старших родственников. Кто им добрые сказки еще прочтет?
И ушел себе спокойно на работу.
А Клавдии куда деваться? А некуда. И идет она мяту с ромашкой пить, Манечку от щелбанов укрывать. Хоть и нельзя так жить людям.
Разлюбила внучка: а зачем, баба, ты меня несвежим супом накормила?