Негромкий голос доносился ровно издалека… А Петро от этого голоса будто и не просыпался, а тяжело поднимался из какой-то немыслимо глубокой пропасти. И веки были тяжёлыми – не сразу получилось открыть глаза. Из беспроглядного тумана медленно выплывала… Матрёна. Это она негромко, очень горько говорила:
-Что ж теперь-то…
Петро снова прикрыл глаза. И тут же от другого, резкого и чуть испуганного голоса сильно застучало в висках:
- Сам он!.. Не помнил себя!.. Что делает, – не помнил!..
Марфа прикрывала грудь сброшенной рубашкой. На своём голом плече Петро чувствовал тяжесть её распущенных медных волос. Матрёна взяла со стола глиняную кружку, рассмотрела прилипший бледно-синий лепесток. Покачала головой…
- Он сам! – Марфа комкала рубашку. – Я отталкивала его… А он сам!
Матрёна не слушала. Достала с полки бутыль, налила в чистую кружку чего-то светло-золотистого. Подала Петру:
- Выпей. Одним разом, без остановки.
Петро послушно, большими глотками, выпил чуть горьковатый напиток. С каждым глотком возвращалась его привычная сила. Матрёна подала ему запылившиеся от угля косоворотку и штаны:
- Оденься. И уходи. О том, что был у нас, – никому ни слова. И сам забудь.
Властный Матрёнин голос словно вернул его на несколько часов назад, – когда он достал из колодца ведро с водой…
Петро ушёл. А Матрёна взглянула на Марфу:
- Дура. Если б я задержалась хоть на полчаса, он бы не вернулся.
Марфа вызывающе вздёрнула голову, отвернулась к окну. Она и сама понимала, что переоценила свои силы и знания…
Матрёна перестелила постель, снова посмотрела на Марфу. Усмехнулась: ни единого пятнышка!..
Матрёнину усмешку Марфа поняла. И разозлилась:
- Это всё ты!.. Я сколько раз просила: научи!.. Всё равно он моим будет!
- Не будет. И не вздумай сказать ему, будто было у вас с ним…
- А если – было!!! Он просто… не помнит.
Матрёна покачивала головой.
- Ну, и что, – что чистая постель!.. Мало ли!..
- Не было у вас с Петром ничего. Я и без постели знаю. И ты запомни, Марфа: если парень… или мужик не помнит, значит, ничего и не было. И быть не могло.
- Почему это?
- Да просто. Когда мужик ничего не помнит… значит, он ничего и не может.
Марфа всю ночь проворочалась. И – придумала. Даже рассмеялась тихо:
- Ещё увидим, – было или не было!..
На зорьке взяла Марфа лукошко, на цыпочках – не разбудить бы Матрёну!.. – вышла во двор… И побежала в Журавлиную балку: по склонам земляника уж спела… А у заросшего камышом пруда собиралось поселковое стадо. На берегу пастух, Родион Никитин, пощёлкивал кнутом. Марфа пробежала мимо, оглянулась через плечо: Родион смотрел ей вслед.
Родион женился совсем недавно, а ребят у них с Прасковьей уже трое, – мал мала меньше. И теперь вот снова виднелся живот: рожала Прасковья одного за другим, и не беременной её уж и не помнили… А Родион успевал не только Прасковью свою приласкать ночью. Поначалу Прасковья горько плакала, когда, бывало, просыпалась ночью, а подушка мужнина и остыла уж… Являлся Родион с зарёю, на укор в заплаканных глазах жены усмехался:
- Я же пришёл, Прасковьюшка. Видишь, – никуда от тебя не делся…
Со временем Прасковья устала плакать, рукой махнула: и правда, – возвращается, и ладно…
Что уж было такого в Родионе, – ни одна баба, ни одна девка не ответили бы… А только трудно сдержаться, чтоб пройти мимо и не оглянуться: так уж умел Родион провожать взглядом понравившуюся ему бабу либо девку. А оглянется какая, – тут и прибежит с лукошком по ягоды в Журавлиную балку, где по склонам пас Родион поселковое стадо Зорек да Бурёнок… В полуденный зной в балке пустынно, сладковато кружит голову цветущий донник, недалеко звенит по камешкам прозрачная, студёная криничная вода…
Не одна потом слезами заливалась, тайком бегала к знахарке, – за настоем душицы, клевера и спорыша: настой этот имел силу помочь скрыть последствия Родионовых ласк…
Марфа замерла: расслышала за спиною шаги Родиона… Он обнял её сзади, чуть сжал грудь. Губами трогал шею, бесстыдно шептал:
- Ягодку-то… дашь попробовать?
А когда уже в тени дубовых листьев лежали с Марфой, всё ж приподнялся на локте:
- Годков-то тебе сколько, Марфушенька?.. Не мала ли, – для ласк моих? Не боишься?..
Марфа прикрыла глаза:
- В самый раз. Не боюсь.
Озадачился Родион, – заметил красные капли на траве:
- Что ж теперь делать-то станешь?..
Марфа легко и гибко поднялась. Откинула назад тяжёлые медные волосы:
- А это уж не твоя печаль, Родя.
Взяла лукошко, полное спелой земляники. И ушла.
А в исходе месяца Матрёна присмотрелась к Марфе. Не успела ни о чём спросить, а Марфа, не поднимая глаз, подтвердила её догадку, – призналась:
- Беременная я.
Матрёна не удивилась. Переставила на столе глиняные чашки:
- Беременна, – значит, рожать будешь. – Незаметно вздохнула: – Знать, так на роду написано: как и матери твоей, без мужа жить, одной с дитём.
Марфа заносчиво улыбнулась:
- Ничего не написано! Петро теперь женится на мне.
-Не женится.
- А я говорю…
- И я говорю… Петру уж невесту засватали.
- Невесту?.. – В зелёных Марфиных глазах всплеснулась невесть откуда взявшаяся чернота.
- Женится Петро. На Марии Игнатьевой. И ты не морочь голову парню, – беременностью своей. Не от него ты беременна. Всю жизнь во лжи собралась прожить? Думаешь, счастлива будешь? Как верёвочке ни виться… Откроется, – рано или поздно, – что дитё не Петрово. Как тогда?
-Посмотрим!.. Увидим! Нет такой Марии, какой я отдала бы Петра!
- Был бы твой, – тогда бы и думала: отдавать-не отдавать. Санниковы с Игнатьевыми сговорились уж: к Покрову свадьбу готовят.
… Как заговорил кто: никак не пересекались стёжки-дорожки… Как ни караулила Марфа, – разными путями ходили они с Петром в эти дни. Лишь однажды встретила Марфа Петра: после вечерней вышли они из церкви вдвоём с Марией. Такое счастье рассмотрела Марфа в Марииных глазах, – сердце зашлось…
А ночью ненадолго забылась Марфа в тревожном сне. Встрепенулась от рвущей боли внизу живота, похолодела: от чего-то густого и липкого промокла постель…
Матрёна тоже проснулась, подняла над Марфой зажжённую лучину. Марфа в кровь прикусывала губы:
- Ты это!.. Знаю!
- Не знаешь. Не я. – Матрёна вдруг заплакала, – наверное, впервые в жизни: – Думала, – вырастим. Девчоночку… либо мальчишку, – сами справимся… Уедем, думала, – чтоб никто нас не знал… – Вытерла слёзы, головой покачала: – Греха на душу не бери, – не вини меня…
Вскоре – ещё до Покрова – Матрёна с Марфой всё же уехали из Верхней Камышевахи.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»