Василёк так и не говорил ни словечка… Пелагея Макаровна радовалась, когда к Васильку прибегала соседская девчушка, Глашенька Ивашина. Глашенька щебетала ласковой птахой, приносила Васильку расписного глиняного петушка, показывала, где у петушка глазки, клювик, яркие пёрышки. Василёк тоже показывал глазки и клювик, а когда Глашенька просила: ну, скажи, Василёк, – глазки!.. – Василёк лишь серьёзно и горестно смотрел на Глашеньку…
За разросшимися кустами шиповника в конце улицы Пелагея Макаровна не замечала тёмно-медных тяжёлых волос. Марфа подходила незаметно, вглядывалась в ребятишек, что играли на скамеечке у ворот, что-то шептала…
С того дня, как не стало Катерины, Петро с Марией горюют безутешно. Марфа тогда в какой-то недоверчивой радости испугалась даже: выходит, есть в ней сила, что даёт вот такую власть! И сила эта – побольше, чем у Матрёны была! Одно дело – на мужика порчу навести, чтоб пил он беспробудно, а жена потом приходила к Матрёне на поклон, – понятно, не с пустыми руками, умоляла Матрёну пособить в беде такой… И другое – сделать так, чтоб Петро со своей Марией рассчитались за всю горечь, выпавшую на Марфину долю: за то, что Петро тогда не её выбрал, а Марию… И за их красивую свадьбу в ясный и тёплый Покров, и за то, что горсть сухой травы, брошенная Марфой вслед молодым, когда они после венчания шли от церкви к нарядной тройке лошадей, оказалась бессильной… Ещё – за то, что спутанную верёвку с завязанными на несчастья узелками ветер тогда швырнул в Марфины волосы… за узелок с булавками и иголками, что катился за Марфой по дороге, – вместо того, чтоб неотвратимой бедою затопить дом Санниковых…
Катерины не стало… Прошло почти три года, а сердце Марфино так и не нашло успокоения: мальчонка-то Катеринин выжил тогда. Выходила его Пелагея – в пареных отрубях… Молоком козьим выпоила. И поняла Марфа, что ещё не сполна рассчитались с нею Петро и Мария. За не рождённого ребёнка, что был у Марфы от пастуха Родиона, не рассчитались. Марфа сжимала ладони, – так, что пальцы белели: и выкидыш той ночью случился из-за Марии – с её счастьем в ожидании свадьбы с Петром…
Катерины нет… Но – есть этот мальчишка. А у неё, у Марфы, тоже были бы внуки, если б её и Родиона ребёнок тогда родился.
Нет, не сполна рассчитались с нею Петро и Мария… А, может, и вообще не рассчитались. Всё ж не верилось Марфе вот в такую свою, невесть откуда взявшуюся силу… Как-то подслушала Марфа, – это у неё всегда хорошо получалось, – как повитуха Акулина рассказывала своей куме Авдотье про Катерину, невестку Большаковых. Дескать, роды до срока начались из-за того, что чего-то сильно испугалась Катерина. Конечно, дурёха эта, совсем молодая, могла испугаться её, Марфиных, слов, злобы безмерной, – просто испугаться… С бабами на сносях такое случается. И, значит, никакой особенной силы у Марфы так и нет, – как никогда не было…
От Марфиных глаз ничего не укрывалось. Она всегда знала, что происходит и в Верхней Камышевахе, и в Мироновке, и в Ольховке. Приметила она, как вдовец, Андрей Большаков, по вечерам катает в лодке учительницу. Видела, как плавал Андрей за водяной лилией для Софьи Ильиничны, как дотемна целовались они в лодке посреди Донца. Стала присматриваться к учительнице, прислушиваться, что говорят о ней в Ольховке. Софья Ильинична оказалась такою, как надо: своенравной и заносчивой, детей не любила, будто даже брезговала ими… А ещё, когда вдовец на смене в шахте был, случалось, уходила учительница в степь, аж за Журавлиную балку: там, за кустами боярышника, в лёгком кабриолете, ждал её высокий и статный красавец – по всему видно, из города. В густых волосах его серебрился ковыль: похоже, городской красавец чуть ли не в отцы годился Софье Ильиничне. Но это не мешало их жарким объятиям. Учительница и седой красавец подолгу целовались в кабриолете, потом ещё лежали в зарослях донника. Марфа видела, как высоко взлетал подол модного платья Софьи Ильиничны, и так же высоко поднимались её голые ножки…
А ласковыми предосенними вечерами целовалась Софья Ильинична в лодке с черноглазым и рослым шахтёром-вдовцом.
Сейчас учительница вышла на крыльцо. Но во двор, к Марфе, не спустилась:
-Тебе чего? Внука хочешь в школу отдать? Приходи на будущий год: теперь в классе нет мест.
Марфины губы скривились в усмешке:
- Другое дело у меня к тебе, девонька.
- Я вам не девонька! – высокомерно вздёрнула подбородок учительница. – Софьей Ильиничною зовите, ежели хотите обратиться ко мне.
-Может, всё ж поближе подойдёшь? Говорю, – дело у меня… важное.
Софья Ильинична передёрнула плечами. Всё же любопытно, зачем явилась к ней эта незнакомая баба с таким зловеще-тёмным оттенком тяжёлых волос.
На днях Андрей с парнями-шахтёрами поставили в школьном дворе тёсаные дубовые скамеечки. Марфа кивнула:
- Сядем. Разговор – не на две минуты.
Под Марфиным взглядом Софье Ильиничне вдруг захотелось поёжиться. А Марфа молчала.
- Ну? Что там у тебя? Говори. Мне некогда рассиживать тут с тобой, – поторопила её учительница.
-Ты, смотрю, решила голову задурманить вдовцу этому… Большакову?
-Ну? А тебе что? Ты ему мать? Или родня?
- Понять хочу: ты либо замуж за него собралась?
- Твоё какое дело? Может, и собралась.
Марфа рассмеялась:
- Сказки, девонька, будешь ребятишкам в классе рассказывать. – Ещё раз окинула учительницу медленным взглядом: – Чтоб ты, – вот такая!.. – да своею волей за простого шахтёра, вдовца, к тому же, – замуж!..
- А, может, понравился он мне! Может, любовь между нами! Что ты в этом понимаешь!
- Что мне надо, то и понимаю. Не мудрено, что он понравился тебе. Рослый да сильный… черноглазый, – у меня и то сердце заходится, когда смотрю на него. Только ты не из тех, кому красота и сила его нужна. Прежде этого – тебе другое от него надо. Стыд свой прикрыть хочешь?
Софья Ильинична залилась краской. Быстро оглянулась:
- Ты… кто?.. Откуда знаешь?
Марфа опустила ладонь на её плечо:
- Знаю. А чего не знаю, – ты мне расскажешь. Говори, что надумала.
Софья Ильинична отчаянно, обеими руками, старалась ухватиться за своё спасительное высокомерие:
- Ты кто такая, чтоб я тебе рассказывала!..
- Кто я такая, – тебе не надо. А ежели и дальше будешь хорохориться, – оба узнают. И тот, городской, из кабриолета, и Большаков, – оба узнают друг о друге.
- Чего ты хочешь?
- Это тебе тоже не надо знать, – чего я хочу. Тебе надо сделать то, что я скажу, – если хочешь и дальше… с ними двумя. А пока рассказывай, зачем тебе Большаков понадобился.
- Он… Он нравится мне.
-А ещё?
-Тимофей… Тимофей Павлович – он из Управления земскими школами… Он обещал мне, что через год я буду начальницей женской гимназии.
- А Большаков?
Софья Ильинична прижала ладони к полыхающим щекам:
- Мне кажется… Мне кажется, что я… беременна от Картамышева. А он женат. А Андрей… Андрей любит меня. Если я захочу, он женится на мне… И мы с ним в город уедем.
- Ты, значит, замужней станешь. И начальницей гимназии. Дома, значит, муж будет. И к своему седому красавцу – как бегала, так и будешь бегать, – понимающе усмехнулась Марфа. – Ну, а про то, что у Большакова сын есть, – думала?..
В глазах у учительницы метнулась неприкрытая досада…
- Вот и я – об этом, – кивнула Марфа. – Своё дитё будет. Зачем тебе мальчонка чужой?
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»