Недавно Бинокль Станиславского писал о методе Станиславского, всемирно известном театральном кодексе актера, который помогает ставить живые спектакли, попадающие в самое сердце зрителей.
Чтобы спектакль был услышан и понят зрителями, существует искусство сценической речи — особенные правила звукоизвлечения, помогающие актерам перевоплотиться для зрителей полностью.
«Произношение на сцене — искусство не менее трудное, чем пение, требующее большой подготовки и техники, доходящей до виртуозности», — писал Константин Сергеевич Станиславский.
Сценическая речь преподается во всех театральных ВУЗах и на курсах актерского мастерства, и это один из основных инструментов воздействия на зрителя, создания законченного образа персонажа. Наряду с костюмом, декорациями, жестикуляцией и пластикой речь решает важные задачи донесения сути пьесы, тонкостей характера персонажа, подчеркивания жанра спектакля и даже выделения главенства того или иного героя в мизансцене.
В чем же отличие правильной сценической речи от бытовой? В жизни мы, можно сказать, используем речь упрощенную, не обращая внимания на дикцию, постановку фраз и расстановку акцентов. На сцене важно формировать характер речи и выделять те фразы и обороты, которые важны для автора и режиссера. К тому же речью можно отразить время — ведь герои говорят таким способом, как это было принято во времена персонажа.
Основой речевого звучания является наше дыхание. От того, как актер на сцене дышит, зависит плавность фраз, четкость донесенной мысли, смысловые акценты. Актеры много занимаются артикуляцией и дикцией — помните, как героиня Ирины Муравьевой в «Карнавале»? Для артикуляции требуется разминка мышц речевого аппарата, а для прекрасной дикции — чтение трудных буквенных сочетаний вроде ЛРА, ТЛА, РЛИ, скороговорки и прочие трудные фразы.
Одна из составляющих сценической речи – постановка голоса. Голос на сцене должен звучать выразительно и ярко, приковывать слух и внимание зрителей. Для освобождения голоса актеры учатся расслаблять напряженные мышцы дыхательного и речевого аппарата, а также владеть тембром своего голоса.
На театральную орфоэпию в исторической динамике оказывала влияние сцена. Если древнегреческие трагедии показывали под открытым небом, то актеры там не просто говорили, а почти пели, звуки растягивались. А на небольших уличных спектаклях в более поздних периодах развития театра актеры радовали зрителей громким голосом. Сейчас же необходимость повышенной громкости отпала, и актеры могут сосредоточиться на других особенностях своей речи, чтобы быть убедительнее для зрителя.
Говоря о дикции и нормах Московского художественного театра, сформулированных Константином Сергеевичем Станиславским, особенно хочется вспомнить исторический спектакль этого театра «Соло для часов с боем» с легендарным составом актеров — Михаилом Михайловичем Яншиным, Алексеем Николаевичем Грибовым, Марком Исааковичем Прудкиным, Виктором Яковлевичем Станицыным, Ольгой Николаевной Андровской. В спектакле вся ценность сценической речи обретает совершенно новый, отдельный смысл, ведь не слышно ни одного лишнего звука, ни одного лишнего вздоха, каждая буква работает на цельность образа и итоговое восприятие. Для тех, кто не смотрел спектакль в этом составе в 70-х годах прошлого века, существует запись фильма-спектакля 1974 года, которая заслуживает специального просмотра.
В обсуждении современных постановок зрителями много споров о нормах сценической речи, о том, что актеров стало плохо и нечетко слышно, несмотря на многочисленные системы усиления звука. Театральные режиссеры говорят о свободе актерского самовыражения и минимализме речи, а зрители хотят возврата к тому, что было 50 лет назад. Несмотря на противоречия, сторонники разных позиций сходятся в одном: нормы помогают понимать актера, не отвлекаясь на особенности его речи. И театр ограничивает артиста, ведь быть им с большой буквы — значит играть по правилам зрительского восприятия.
