Когда я говорю «наши бабушки», я имею в виду поколение женщин, вынесших на своих плечах всю умопомрачительную тяжесть двадцатого века. Большинство моих сверстников воспитано такими бабушками, мы вобрали, благодаря им, в своё сознание и подсознание установки, от которых вдруг разом решили избавиться: верность своей семье, стойкость в трудных ситуациях, несокрушимую веру в то, что надо радоваться любой жизни, даже тяжёлой.
Но я не была бы Книжной дамой, если бы не подошла к этой теме через призму литературного творчества.
Сейчас имя Солженицына как-то даже страшно произносить, такая вокруг него развернулась дискуссия. Я ничего не могу сказать о его вкладе в развале СССР, попрании национальных традиций, поскольку не владею информацией. Но у него есть безусловный литературный шедевр, и будь он автором лишь «Матрёниного двора», уже остался бы в истории литературы. Просто потому, что там - ПРАВДА.
Сюжет этого произведения незамысловат и даже публицистичен: герой-рассказчик поселился у одинокой пожилой женщины и наблюдает уклад жизни обыкновенной крестьянки. Она по возрасту уже не может работать в колхозе, и жизнь её скудна и проходит практически в полном одиночестве, а всё богатство Матрёны – фикус да колченогая кошка.
Я всегда плачу, когда читаю этот текст: ведь это жизнь моих бабушек, это их попытки сотворить красоту там, где, казалось бы, ей вообще нет места.
Сама Матрёна не слишком опрятна, да и домишко её, бедный, тёмный, говорит о том, что одинока она уже слишком долго, что нет у неё желания кому-то понравиться, произвести на кого-то впечатление. Кажется, она тяготится постояльцем, и даже получаемые от него деньги не в радость. А потом мы узнаём, что она вообще живёт без какого-либо источника дохода: пенсию ей государство не платит, потому что «за палочки» работала; колхоз, который зовёт ее время от времени для помощи в уборке урожая, тоже не спешит отблагодарить материально. У людей, которым она помогает копать «картовь», она ничего не берёт, радуясь лишь, что и про неё вспомнили, да еще тому, какая крупная картошка уродилась…
И вот тут начинается слом современных шаблонов: мы, привыкшие за любое телодвижение брать оплату, встречаем человека, который этого не делает. «Дура!» - скажут одни. «Блаженная», -скажут другие. А я понимаю, почему она так поступала.
У моей подруги была двоюродная бабушка (то есть сестра её родной бабушки), звали её Гутя (я даже не знаю, как это имя будет полным, наверное, Евдокия). Она нам казалась очень угрюмой, грубоватой, никогда мы не слышали от неё ласковых слов, но если нуждались в какой-то конкретной помощи, то обращались именно к ней. К родителям или родным бабушкам точно нельзя было идти с разбитыми коленками или разодранной одеждой. А к бабе Гуте запросто можно было зайти, она намажет коленки и локти йодом, зашьёт куртки и штаны, а ещё нальёт молока или даст заварной калач. Калачи и сушёная морковь – единственные лакомства, которыми нас угощали в этом доме. Так я и запомнила эту женщину, по современным меркам вовсе не старую, лет шестидесяти: надвинутый почти до бровей платок, неулыбчивое лицо, всегда тёмная одежда. Она была совершенно одинока, как и героиня «Матрёниного двора».
Для Матрёны, как, наверное, для любой русской крестьянки, жизнь для себя вообще не мыслима. Если ты не обихаживаешь мужа, нет у тебя семерых по лавкам, то ты, вроде, и не живёшь. А если так, то к чему тебе достаток, «обзавод», да и дом из кухни и горницы тоже велик. Вот и отдаёт Матрёна ещё при своей жизни часть избы племяннице Кире. Чем закончилась эта история, думаю, вы знаете. Но только с уходом из жизни этой женщины стало очевидным, что свет, который излучала это невинная душа, погас невозвратно.
Наша баба Гутя тоже ушла трагически: на покосе мужики решили срубить дерево, на которое можно было бы сметать стог, но что-то пошло не так, и дерево повалилось в ту сторону, где были ребятишки. Баба Гутя, оттолкнув внука своей сестры ( я уж и не помню его имени), приняла удар падающего дерева на себя…
Не знаю, что конкретно вкладывал Солженицын в свои слова о праведниках, без которых не стоит село, но на таких Матрёнах и Гутях, похоже, мир ещё долго будет держаться.
