Недавно на большой перемене Ромка с Алёнкой вышли в школьный двор. Тогда тоже кружились снежинки, и Алёнка смеялась: Луша, рыжая поселковая собака, кружилась по двору вместе со снежинками, – радовалась зиме и метелице…
- Я вчера в степь ходила. И Луша со мной пошла. Мы с ней аж до Криничной балки дошли. – рассказывала Алёнка. – Видел бы ты, как Луша разбегалась, а потом в сугроб прыгала, – будто ныряла.
- Холодно же сейчас в степи! – Ромка немного удивился Алёнкиному рассказу.
А в Алёнкином чуть насмешливом голосе вдруг послышалась какая-то затаённая грусть:
-Зато там… хоть одна побудешь. Толку с того, что дома тепло… Тепло, – а будто холодно. Отец с матерью в последнее время молчат. И молчат, Ром… знаешь, не вместе, а по отдельности молчат. Мне кажется, – они и молчать вместе не хотят.
Сейчас Ромка оглянулся, на всякий случай позвал Лушу. Обычно Луша тут же прибегала: знала, – если её зовут, значит, угостят чем-то вкусным. Скорее всего, Алёнка и сегодня в степь отправилась, а Луша за ней побежала.
Быстро идти не получалось: местами Ромка проваливался в сугробы по самые колени. Подумал, – не мешало бы всыпать этой вредной девчонке: вот как она шла по таким сугробам!.. А самое главное, – куда её занесло… и где теперь её искать. Холодно ей дома!..
Ромка постоял у спуска в Криничную балку. Хорошо, что снег – белый-белый: даже в сумерках разглядел что-то голубенькое. Наклонился и поднял девчоночью мягкую варежку. Так и есть: Алёнкина варежка. Вот растяпа: ещё и без варежки осталась в такой холод!
Ромку вдруг осенило: уже осенью они с пацанами сделали в Криничной балке халабуду (халабуда – разновидность шалаша, искусственное укрытие из подручного материала, – примечание автора). Халабуда ничего получилась: основа – из крепких дубовых веток, а сверху камышом накрыли. Потом Димка и Максим Чернышовы притащили старый брезент – батя собрался выбросить его, а на халабуду он очень сгодился: теперь и в дождь можно было сидеть в ней.
Ромка сунул варежку в карман, заторопился вниз. Он давно здесь не был, – с конца осени. Беспокоился: может, уже и нет их халабуды…
А её и правда трудно было рассмотреть, – халабуда сейчас ничем не отличалась от занесенных снегом кустов шиповника и тёрна. Если бы не тихое Лушино рычание, Ромка так и прошёл бы мимо. А так – оглянулся на это рычание, обрадовался, даже дыхание перевёл. Приподнял свисающий брезент – так и есть: Алёнка сидела на сухой траве, оставшейся здесь с осени, прижимала к себе Лушу и… горько плакала. Увидела Ромку, замерла на секунду. Обрадовалась, но всё равно всхлипывала.
- Замёрзла? – строго спросил Ромка. – Ещё и сырость развела, – в такой холод! Вставай, – домой пойдём. Мать всыплет тебе, – будешь знать, лягушка-путешественница.
Луша насторожилась, снова негромко зарычала.
- Ром!.. Ромка, там волк. Это на него Луша рычит.
-С чего ты взяла, что это волк? Может, такой же волк, как Луша – волчица.
- Нет, Ром. У него глаз светятся… и он такой… серо-бурый. Я таких собак не видела.
- Ты много чего не видела. Вот варежка твоя. Надевай, и домой пойдём.
Алёнка прерывисто вздохнула:
- Я не хочу домой. Отец… Он, наверное, уйдёт от нас.
Ромка усмехнулся: выходит, тревога у них с Алёнкой – одна на двоих… Ему тоже в последнее время кажется, что мама уйдёт от них с отцом… И зря он тогда, в школьном коридоре, так грубо обидел Алёнку, так насмешливо бросил ей: ты мне, похоже, сеструхой скоро будешь… Не знаешь, что ли, что у твоего отца…. с моей матерью…
Ромка глухо заговорил:
-Алён!.. Ты это… В общем, прости меня… что я тогда, в коридоре…
Алёнка горестно повела плечиками:
- Да я и сама догадывалась… Только очень не хочется в это верить.
- Ну и… не верь! – Ромка сам не замечал своего отчаяния. – И не слушай никого! Никуда он не уйдёт, твой отец!.. И вообще, – они сейчас там, на «Дальнестепновской». Я после уроков видел, как из части ещё несколько машин уехали, – те, что в резерве были. Значит, авария серьёзная. И нам с тобой надо в посёлок возвращаться. А в степи метёт, – мы с тобой до полуночи идти будем.
Едва они вышли из халабуды, Алёнка испуганно прижалась к Ромке. Рядом с терновыми кустами стоял волк. Глаза его угрюмо и презрительно сверкнули: на Лушино рычание он не обратил внимания…
… Пожар в третьей западной лаве на «Дальнестепновской» удалось потушить далеко за полночь. За первым взрывом метана, что обычно сопутствует выбросу угля, последовал другой, более сильный. Десятерых раненых шахтёров подняли на поверхность, – успели вовремя: после взрыва произошло обрушение кровли, и путь к шахтному стволу, а, значит, и к клети, оказался заблокированным. (Лава – так называется подземная горная выработка, в которой производится добыча угля. Шахтный ствол – это вертикальная, реже – наклонная капитальная горная выработка, имеющая непосредственный выход на земную поверхность. Стволы предназначены для обслуживания подземных горных работ. Через шахтные стволы осуществляется спуск-подъём рабочих, различных грузов и подземного оборудования, а также подъём угля и породы. Проветривание шахты тоже происходит через шахтные стволы. Клеть – это транспортная кабина, предназначенная для спуска-подъёма по шахтному стволу людей и грузов, – примечание автора).
Спасательными работами в забое руководил Калмыков, заместитель командира взвода. Кружилин из диспетчерской поддерживал связь с горноспасателями, отдавал необходимые распоряжения и команды. Шестьдесят шахтёров надо было срочно выводить на поверхность. Семеро из этих шестидесяти оставались под завалами…
Калмыков работал с первым отделением – это отделение обычно занимается поисками шахтёров. На маячки на шахтёрских касках надежды почти не было: вряд ли они уцелели при взрыве такой силы… Простукивали каждый сантиметр завала – в ожидании услышать ответный сигнал. Второе и третье отделения горноспасателей вместе с шахтёрами разбирали те завалы, которые были на пути к выходам на поверхность.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»