Пока ее репутация была в безопасности, Франсуаза была довольна (как она сама о себе говорила), и, кроме Лизелотты, в 1690-х годах никто не считал ее «старой развратницей» — старой, да, поскольку ей было за шестьдесят, но развратница — это было совсем мимо цели. Правда, непристойные памфлеты распространялись в отношении нее, как и на всех известных людей. Несмотря на ограничения цензуры (которые можно было преодолеть с помощью печати в Голландии), насмешки были широко распространены и непристойны: не щадили никого.
Например, именно к этому периоду относится сатирический памфлет, предполагающий, что истинным отцом Людовика XIV на самом деле был граф де Ранцау. Ранцау, маршал Франции родом из Гольштейна, умер в 1650 году (к своему сорокалетию имел лишь одну ногу, одну руку, один глаз и слышал лишь на одно ухо); конечно, не было современных доказательств этому дикому высказыванию.
Если прошлое короля было запятнано, то и его настоящее тоже. На медали 1693 года изображено, как Людовика утаскивают с линии фронта четыре женщины с легендой о неудачном вторжении, которая была грубой адаптацией знаменитого афоризма Цезаря: "Пришел, увидел, но не победил".
Через восемь лет после возведения конная статуя 1686 года на площади Победы была приспособлена для непристойной гравюры, изображающей новый пьедестал с королем в цепях с четырьмя любовницами – Луизой, Анжеликой, Атенаис и Франсуазой (вместо его военных триумфов).
Печатник, продавец книг и его мальчик-помощник были повешены за свои усилия. Но насмешки не прекращались.
Поэтому Франсуаза вряд ли могла рассчитывать на пощаду. Говорили, что ее соблазнили задолго до того, как она встретила Скаррона, «брешь проделал» маркиз де Моншеврей, ошибочно представленный как герцог де Моншеврей. Ходили нелепые слухи, что, будучи еще совсем юной, она родила незаконнорожденного ребенка по имени Баббе. Несмотря на тон этих нападок на «старую обезьяну», главной чертой которой был возраст, худшим обвинением было то, что она заключила сделку с иезуитами: ее собственный тайный брак с королем в обмен на отмену Нантского эдикта. Все это было ложью.
Однако настоящую загадку для внешнего мира представляли чувства Людовика XIV. Был знаменитый момент, когда Пьер Миньяр собирался нарисовать мадам де Ментенон в роли святой Франциски Римской; было испрошено разрешение короля облачить ее в горностаевую мантию в стиле королевы. (Что-то, что периодически делали на других портретах знатных дам, кроме королев.)
«Конечно, святая Франциска заслуживает горностая!» — ответил король со смехом, не оставив никого в неведении относительно того, что он имел в виду.
Но картина ему нравилась: миниатюру с нее он носил с собой в жилетном кармане до дня своей смерти (в настоящее время она хранится, что вполне логично, в замке Ментенон).
