Раэ обмер: разговор ведьм слишком далеко зашел.
Ваграмон…
По представлению Раэ, там, за священными границами Семикняжия не всходило солнце. Вот не мог он себе представить над этими землями ясного дня. Там, вдоль Границы шла кайма из некрополей, где до поры залегли полчища умертвий, для повелевания которыми нужны были мертвые некроманты. Так западные королевства копили силы против Семикняжия. Там, на западных престолах восседали коронованные маги один другого страшней. Ими начинали в Цитадели пугать подросших мальчишек после того, как они достаточно прибавляли в росте, чтобы не бояться буки и уж конечно самым страшным был архимаг на троне империи Ваграмона. Пугали и Раэ.
Да и для какого мальчишки из Цитадели могло быть иначе? Все старшие преподаватели в крыле Раэ были ходячими легендами потому, что сражались в некромантовых войнах против западных королевств и Ваграмона. Они сами об этом рассказывали редко и неохотно – слишком много было пережито. Порой Раэ приходилось узнавать об их деяниях на уроках истории, из рассказов младших преподавателей, площадных чтецов книг и странствующих сказителей-гусляров. Поэтому память о недавних потрясениях в Цитадели была свежа, жива, как нигде, но молчалива. Именно поэтому для Раэ в его пятнадцать лет Ваграмон был далек, призрачен и несбыточен, как мрачная легенда, часть которой положено передавать шепотом.
А тут эти две мымры болтают про Ваграмон так, будто это ближний постоялый двор! И у Мурчин есть то, что нужно архимагу Ваграмона!
Раэ по очереди переводил взгляд одной ведьмы на другую. Ведьма Ида была напряжена. По ней было видно, что она набралась храбрости и отважилась высказать госпоже что думает. А ведьма Мурчин уронила волосы на лицо, но сквозь пепельные пряди поблескивали шкодливые глаза-турмалины.
Чувствуя, что Мурчин не препятствует ей говорить, ведьма Ида вкрадчиво продолжила:
-Что толку обладать не своим золотом, если оно тебе бесполезно, да еще опасно? Ну согласись же…
-Н-ну, зерно разума в твоих словах есть, - донеслось из-под копны волос. Ведьма Ида тотчас приободрилась.
-Так ты продашь лича и сбросишь эту ношу с плеч? – поспешно сказала Ида, жадно сверля госпожу глазами, - ты пойми, я боюсь. И за тебя, и за себя… да не пей ты, сейчас под стол свалишься!
Последний возглас Ида издала потому, что Мурчин отбросила с лица волосы и потянулась к бокалу. Вид у Мурчин, открывшей лицо, оказался озабоченным.
-Я не могу не пить, Ида, - вдохнула Мурчин , - и я на опьянею, не бойся.
-Да как ты не опьянеешь? Ты уже никакая!
-Я все эти дни пью!
-Да как же так, что с тобой?
Мурчин села, отерла ладонями лицо и произнесла:
-Ты все говоришь правильно, и я должна тебе признаться… я боюсь. Я ужасно боюсь явиться на шабаш, ах, Ида, будь проклят тот день, когда я нашла филактерию!
На лице Иды мелькнуло выражение торжества. Мурчин этого не видела.
-Так этот узел так просто разрубить! - жадно продолжила Ида, - Прилети на шабаш, продай лича за ту цену, какую тебе могут заплатить… купит Рете, так Рете, а не он, так другой, с кем договоришься с суммой. Ты молодая ведьма без ковена… пока без ковена… для тебя одна золотая монета из трех тысяч в найденном кошельке – достойное вознаграждение.
-Ты так убедительна, - сказала Мурчин, - что я поступлю по твоему совету…
И тут Раэ увидел, как бледнеет Ида… Она явно не ожидала такого скорого согласия. Явно не ожидала, что уговоры окажутся такими легкими… И уж конечно, если Раэ понял, что Мурчин врет, то ее ушлая собеседница об этом догадалась в тем более. Лучше бы Мурчин начала протестовать и отказываться! Тогда можно было продолжить ее уговаривать! Было видно, что кусающая губы Ида чувствует себя в ловушке из-за лживого согласия Мурчин. Что делать советчице? Продолжать приводить доводы, чтобы добиться настоящего убеждения? Уличить Мурчин в неискренности? Подыграть, что поверила? А что задумала эта белобрысая гадина, которая даже не заботится о том, чтобы врать правдоподобно? Хоть бы поломалась для видимости!
Мурчин похлопала в ладоши соскальзывающими пьяными движениями, подзывая сильфов.
-Свиток из белой шкатулки с моего стола и конторку! Вот сюда!
И Мурчин постучала когтем по столу, наколола на него спьяну виноградину и занялась стряхиванием с пальца.
-Ты кому в таком состоянии писать собралась? – изумился Ида, - у тебя же строчки перед глазами…
-Нет-нет…
-Ты же когтями бумагу изорвешь! Или я должна буду писать? – спросила ведьма Ида и посмотрела на свои отраставшие после бани коготки, не такие длинные, как у Мурчин, а все же препятствующие взять перо.
-Он б…будет писать!
-Я? – удивился Раэ, в которого ткнули когтем.
-Т… ты!
-Ты хочешь написать Ретеваро, что продаешь лича? – оживилась Ида.
-Я больше никогда не напишу ни строчки этому х-хорьку! – рявкнула Мурчин, встала со стола и освободила место Раэ, икнула, поняла, что ноги ее плохо держат и подобрала обе в воздухе. Повисла над землей и почувствовала себя более устойчиво.
«Этого еще не хватало, попал к этой дуре в секретари!» - подумал Раэ.
Сильфы мгновенно очистили место на столе, установили на нем проплывшую в воздухе конторку, которая представляла собой маленький ящик, внутри которого были письменные принадлежности, а поверху – место для письма.
-Фер-ре будь паинькой, - сказала Мурчин, - я сейчас очень злая, так что не перечь мне. Садись, доставай лист бумаги и пиши!
-Лист с каким оборотом? – спросил Раэ, копаясь в недрах конторки и извлекая чернила и перо.
-С красно-золотым! – торжественно объявила Мурчин. Раэ от удивления хлопнул крышкой. Бумага с красно-золотым оборотом предназначалась для писем вельмож по рангу лишь на ступень ниже князей!
-Кому ты собралась писать! – ахнула Ида, сообразив, что точно не Рете.
-У меня почерк плохой! – ужаснулся Раэ, который и в самом деле обладал таким почерком, каким высокопоставленным вельможам писать недопустимо.
-Уж сумей! – клацнула у него над ухом повисшая в воздухе ведьма.
-Может, сначала на черновик? Я же капну!
-А ты не капай чернилами! Давай, доставай!
Раэ вынужденно закрепил на крышке конторки лист дорогой бумаги, обмакнул перо в чернила и подставил под кончик паклю, готовый чуть что подправлять письмо…
Почтовые дни в Цитадели были для Раэ сущей головомойкой, когда все мальчики собирались за столом и писали письма своим родным. Даже сиротам-подкидышам находилось к кому-то писать – к крестным, старшим однокашникам на дальние заставы, духовным отцам, дамам-патронессам, а уж мальчикам из семей приходилось еще того шустрее работать пером. Позади высунувших языки ссутулившихся от напряжения, выводивших строки мальчиков расхаживал Виррата, через плечо поправлял ошибки, подсказывал выражения или подобающие страницы из письмовника для образца, бранил за кляксы, небрежение и плохой почерк.
-Раэ, ты что пишешь как колдун лапой? Твоя матушка что подумает, когда получит такое грязное письмо? А ну-ка перепиши! Локти на стол! Сядь ровно! Что у тебя за строчки пьяные?
Иногда Раэ приходилось переписывать письмо раза по четыре в опустевшем скриптории, когда почти все его однокашники освобождались для игр. И все равно его почерк был так себе. Правда, как-то раз Виррата его так раздраконил, что Раэ буква за буквой, слово за словом, сточка за строчкой написал матери такое красивое письмо, что хоть к столбу приколачивай. В ответ на него скоро пришло послание от испуганной Ар Олмар «мой ли Раэ это написал? Я уже испугалась, когда увидела такой почерк, не случилось ли чего». После этого Виррата перестал так гонять Раэ с чистописанием…
И сейчас он, понимая, что пьяной ведьме перечить не стоит, принялся выводить под ее диктовку безупречно ровные строчки, готовый чуть что промокнуть кляксу паклей.
-«Досточтимая сударыня! – начала Мурчин, зависшая над его ухом, - я знаю, что Ваше положение таково, что мне не подобает Вам писать, но так уж и быть, я сделаю Вам одолжение, хотя я порядочная фея, а вы всего-навсего шлюха».
-Я никогда не писал таких слов! – воскликнул Раэ.
-Ну так напиши!
-Мурчин, ты кому писать собираешься? Может, отложишь, пока не протрезвеешь? – испугалась Ида, - мы же с тобой сейчас говорили про филактерию... ты что, забыла, пьянчуга?
-Ну ты же хочешь, чтобы я избавилась от филактерии, да? – с пьяно-невинным видом спросила Мурчин, - когда я от нее избавлюсь, у меня будет меньше колдовских сил, а значит, меньше возможности защищаться от простого людья! Вот, я принимаю меры, чтобы справ… ик!...справляться с трудностями без помощи силы, которую мне дает лич!
-Какие меры, кому ты пишешь? – заерзала Ида.
-«…всего-навсего шлюха» написал?
-Написал, - вздохнул Раэ, глядя на безупречно ровные буквы.
-«Меня принуждают к этому те щекотливые обстоятельства, в которых Вы оказались из-за двух Ваших приблудных недоносков».
-Мне вот это все писать? – чуть не взвыл Раэ, от удивления уронил кляксу, быстро ее промокнул, оставив на бумаге еле заметное пятно…
-Ничего страшного, - сказала ведьма, - под вензелек замаскируешь.
-Вензельки такое не смягчат, - простонал Раэ.
-Двух приблудных недоносков? – переспросила Ида, - так ты пишешь Катвиал Червонные Кудри?
-Выпей за свою догадливость, - запросто сказала Мурчин. Раэ едва не уронил перо на пол! Он пишет письмо любовнице своего отца! Вот почему бумага красная с золотом – Катвиал все-таки была куртизанка ранга Золотой Гребень и письма с иным оборотом в руки не возьмет. Приблудные недоноски – это его сводные братья, незаконные сыновья Катвиал и его отца… А она-то, она-то тут при чем?
-А она-то тут причем? – простонала Ида вторя его мыслям.
-Притом, - хихикнула Мурчин, - все, твоя клякса засохла? Пиши дальше! «Могу себе представить, как Вы до сих пор сносите на себе последствия безмозглости своих отпрысков. Как фея высшего ранга могу оценить размер тупости Ваших сынков, которые вздумали принять участие в доморощенном шабаше на Бельтайн».
Раэ не выдержал и изумленно посмотрел на Мурчин.
-Что вытаращился? – недовольно спросила ведьма, - ох, Фере, плохой из тебя секретарь! Хороший секретарь ничему не удивляется… а ну пиши!
Раэ дрогнувшей рукой вывел то, что Мурчин ему повторила, и только тогда он сумел уложить в голову, то, что та сказала. Жизнью своих сводных братьев Раэ не интересовался, не знал о них почти ничего, кроме того, что любовница его отца выставляет их напоказ везде, где только может, словно если они примелькаются народу, это их узаконит.
Так получается, что на Бельтайн, когда он срывал в Мертвом городе сбор молоденьких ведьм, дрался с Мурчин, терял своих боевых товарищей, горел в доспехах, эти байстрюки где-то в другом месте участвовали в шабаше?
У Раэ вырвался сдавленный крик возмущения…
Продолжение следует. Ведьма и охотник. 78 глава.
