Найти тему
Бумажный Слон

Исповедь ласки

Обнаженный юноша привязан к искривленному черному стволу дерева. Он смотрит на свои путы задумчиво и немного отстраненно, будто они не приносят ему ни неудобства, ни боли.

Тишина.

Из зрительного зала слышится приглушенный выстрел.
***

Театр ушел под землю поздним вечером, во время репетиции, когда Афонасьев (настоящая фамилия — Афанасьев) ставил свою “Исповедь Маски” в современном переосмыслении. Поначалу никто ничего не понял, потому что за время работы с Афонасьевым актеры привыкли ничего не понимать. Таким образом внезапная тряска, щепки летящие с потолка и оглушающий грохот были приняты за остроумную, хоть и не вполне ясную, реминисценцию.

Всего под землю провалилось семь лицедеев, включая режиссера и прочих членов труппы.

Никто и не удивился: в городе давно все пошло под откос, да и не только в городе, но и в бескрайних просторах, его окружающих. В последнюю неделю поговаривали, что под землю провалилась вся Рязанская область, да никто не удосужился проверить. Тьма, в которую погрузилось все вокруг, не сильно повлияла на человечий быт: в последнее время горожане привыкли жить в темноте, пускай и метафорической. К длинному списку добавилась всего-то ещё одна деталь, которую нужно игнорировать.

Пьесу решили ставить: для кого — не вполне ясно, потому что в зрительный зал спускаться было страшно. Соноко напугала всех оркестровой ямой, будто бы наполненной острыми смычками, готовыми впиться в пятки незадачливых театралов. В яму падать никто не хотел. Соноко обладала голосом мягким, свежим, с едва уловимой звончинкой, однако постоянно говорила вещи, выводящие собеседников из вселенского равновесия в область “легкой оздоровительной паники”, как выражалась сама актриса. Когда она говорила с Кими, её голос менялся, приобретая шоколадную горечь, варьирующуюся от пятидесяти до семидесяти процентов какао.

— А крыша есть?.. А крышу никто не слышит, — говорит она.
— Нам крыша не надо. Мы приличный театр. Государственный, — раздраженно-сухой, словно летний кашель, голос Раскольникова.
— У моей соседки собаку кирпичом пришибло. Раз — с крыши. Которой нет…
— Ну зачем вы такие страшные вещи говорите, Соноко? — то Сонечка плаксиво тянет уже в сотый раз. По убеждению самой Сонечки, каждое слово, произнесенное Соноко, приближает её еще на одну минуту к неизбежному инфаркту.
— Потому что жизнь такая. Страшная. Хищная. Кстати о хищниках…

На сцене появляются осторожные шаги и хищники разбегаются:
— Кими? Все в порядке?
— Да, — приятный, почти мальчишеский голос, “да” — вместо кивка, потому что некому увидеть кивок в непроглядной тьме.
— А мы о… зверюшках.
— И о кирпичах, — добавляет Раскольников, усмехаясь.
Сонечка охает.
Кими молчит.

Следующей появляется скрипка: первая и последняя, единственная, Лариса Борисовна, немая женщина средних лет. Она выдает несколько нот, выстраивающихся в мажорную миниатюрку. Следом выходит грузный Стас Борин, осветитель, мрачный по вполне понятным причинам:
— Последняя свечка. Для премьеры. Сегодня.

— Можно что-то поджечь… — неуверенно начинает Раскольников.
— Отличная идея, — сладко говорит Соноко, — Мы задохнемся дымом. Ожоги дыхательных путей, химические повреждения легких…
Сонечка охает.
Кими молчит.

— А почему у нас Соноко такая злобная? — спрашивает Раскольников Афонасьева, когда тот наконец появляется, — Она-то в книге персонаж вполне себе женственный, мягкий…
— Это, мой дорогой друг, патриархальная наружа, — голос Афонасьева словно выходит через нос и пахнет свежей книгой, — Она не может дать своим эмоциям свободно течь, она не может выразить, скажем так, свою неудовлетворенность, потому что от женщины в её времени и положении ожидают кротких улыбок, максимум — слёз…
— Эдак у вас все женщины не добрые, а просто забитые.
— Сонечка добрая.
— И поэтому слабая. Сопля, — тихо добавляет Соноко.
— Нужны огромные силы, чтобы оставаться добрым, — словно цитирует кого-то Раскольников, — Особенно в последнее время.
— Да ладно? — усмехается Соноко, — Знай себе улыбайся на идиотские шутки, тупи глазки в пол и извиняйся, извиняйся… Над вашими шутками девушки смеются, Родион?
— Смеются.
— А это не от вашего остроумия. Попробуйте, скажите что-нибудь глупое нашей Сонечке. Какой-нибудь дурацкий анекдот. Увидите… Это выученная реакция, как у собаки Павлова.
— По вашему посмотреть, так весь мир из притворств этих и состоит. Из… масок.
— У вас с осознанием природы мира проблемы были всегда. Вы особо не задумывайтесь, а то снова кого-нибудь топором — чпок, дрыньк, и всё. У вас это первая реакция на осмысление сложных социальных конструктов.
— Позвольте, — вступает в разговор Сонечка, — Я думаю, мы все просто стараемся как лучше, а почему — не важно, это всё вне нашего понимания. Мы с вами дипломированные философы, социологи? Нет, не они…
— Выученная беспомощность, — отрубает Соноко, — Выученная глупость. Молчи, скрывайся и таи… Поэтому мы с вами в этой темноте и сидим.

Скрипка заводит печальный мотив где-то в отдалении, возможно, в глубокой и таинственной оркестровой яме.
Все молчат.
— И все же вся суть персонажа Соноко в том, что она хорошая девушка, с которой герой был бы счастлив. Нет там ничего, что указывало бы… — голос Раскольникова снова разворачивается в сторону режиссера.
— Если на маске нарисована улыбка, это еще не счастье. Он мог бы быть с ней, если бы был рожден совсем другим человеком. И она была бы счастлива с ним. Единственное, что свело их вместе — ожидания общества. Маски. А маски нужно снимать.

Борин зажигает свечу, и сцена внезапно выныривает из темноты, натыкаясь на непроглядную тьму зрительного зала. Все моргают и слезятся. Раскольников почесывает разросшуюся щетину. Он не так уж привлекателен, как описывал Достоевский, но некоторым нравится подобная мужская красота, пожёванная долгими годами равнодушия к собственному телу. Сонечка, дама средних лет с очень печальными водянистыми глазами, виновато оглядывает всех вокруг, словно видит их обнаженными, и опускает глаза на пол, краснея. Соноко безуспешно приглаживает короткие розовые волосы руками и с вызовом смотрит на других актеров. Она неприлично молода для провинциального театра.
Втроем они сидят в центре сцены, на ящиках вокруг одинокой свечи. Почти у границы темноты — Борин, огромный, уродливый, порождающий еще более огромную и уродливую тень. Рядом — Афонасьев: модная бородка, ярко-желтые очки, хитрый прищур глаз. Первая скрипка — у оркестровой ямы, её длинные рыжие волосы отражают трепет огня. Кими, невысокий и щуплый, словно школьник, стоит в отдалении ото всех, у края сцены. На его лице — странная демоническая маска, выбеленная, как череп. Тело его укутано в звездчатый плащ Просперо, оставшийся с постановки “Бури” в прошлом году.

— И все же она его кротко любила, — тихо говорит Раскольников, — Как Сонечка… И если мы такие вещи меняем, то что, режиссеру… Все позволено?

Скрипка набирает темп, её движения нарастают, увеличивая напряжение в воздухе.
Пламя свечи танцует свой обреченный танец.

— Режиссер, писатель, художник — это бог твой, Родион. Не человек. А любовь… Любовь разная бывает. Я люблю тебя, Кими, — спокойно говорит Соноко, — И пускай любим мы одного человека… Ревность — социальный конструкт. Маска. Я люблю вас обоих.
— А возлюби врагов своих — это из Библии… — усмехаясь, говорит Раскольников, — Вот оно как, Соноко, куда ни пойдешь…
— А ещё детоубийство, рабство, гомофобия, сексизм… Всё — из Библии. Врагов своих я ненавижу. Но выбираю я их сама, а не голос свыше. А у вас топор из-под плаща торчит, Родион. Вместе с книжкой вышеупомянутой.
— А это для разбивания, скажем так, социальных конструктов ваших. Если Бога нет, то позволено традиционную ячейку общества, скажем так, разъячеить… А чего вы, Кими, молчите? Вы за конструкты, или тоже все уничтожить хотите, как Соноко? Огненным штормом по дедовской морали?

Соноко тяжело вздыхает и прижимает руку ко лбу.
Свеча приближается к своему завершению.
Скрипка рыдает.
В закулисье слышатся шаги.

Семеро лицедеев медленно поворачивают головы в сторону красного бархата занавеса.
Сонно протирая глаза, из Закулисья появляется Кими в белой школьной рубашке и мятых шортах. Зевая, он говорит:
— Извиняюсь, ребят. Проспал. Мы уже начали?

Свеча догорает и сцена рушится во тьму.

В зале слышатся аплодисменты.

Автор: Эли Смолха

Источник: https://litclubbs.ru/duel/1141-ispoved-laski.html

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь и ставьте лайк.

Читайте также: