Предлагаем вашему вниманию интервью с Викторией Георгиевной Лысенко, доктором философских наук, главным научным сотрудником Института философии РАН, посвященное выходу ее книги «Индийские философы о природе восприятия: Дигнага и его оппоненты».
А.К.: Виктория Георгиевна, поздравляем Вас с изданием книги «Индийские философы о природе восприятия: Дигнага и его оппоненты». Расскажите, как и в связи с чем возникла идея выпустить такой труд?
В.Л.: Этот труд является продолжением моего проекта, цель которого – познакомить российского читателя с индийской эпистемологией восприятия через тексты этой философской традиции. На мой взгляд, сложившаяся в России система образования несовершенна. Прежде всего потому, что она не знакомит студентов с индийской и вообще незападной философией даже в рамках формирования общей эрудиции, необходимой современному философу. Однако, гораздо хуже другое. Эта система формирует пренебрежительное, высокомерное отношение к незападным традициям мысли как таким, которые в силу своей экзотичности заведомо непричастны к «философии как таковой», отождествляемой в профессиональной среде с западной философией (включающей в качестве специального кэйса русскую философию). В такой ситуации просто рассказывать об индийской философии языком западной недостаточно. Нужно попытаться приобщить читателя к дискурсу индийских философов, к их мыслительным практикам, что лучше всего сделать через тексты. Хотя эти тексты могут стать доступными российской аудитории лишь в переводе на русский (или английский), это не значит, что мы обязательно потеряем при их переводе санскритскую почву. Вопрос упирается в сам перевод, в его методологические основания. На мой взгляд, необходимо этот перевод проблематизировать, то есть создать переходную, «межкультурную» зону. Для этого я использую разные приемы: сохранение санскритских терминов в латинице или кириллице, их сопровождение синонимическими рядами – через слэш – создающими как бы «облако смыслов», а также такие практики, как медленное чтение и историко-философские реконструкции (ИФР). Медленное чтение вводит в обиход перевода рефлексию специфики санскритских философских терминов в сравнении с западными, а ИФР – реконструкцию общей теоретической рамки той или иной индийской философской школы и «борьбу идей» в индийской интеллектуальной традиции.
А.К.: Поделитесь, почему, на Ваш взгляд, актуализация учения Дигнаги сегодня необходима? В какой степени его учение соотносится с современным миром? В чем его философия могла бы способствовать современному человеку?
В.Л.: Актуальность актуальности рознь! Это зависит от вашей оптики. Лично для меня актуальным сейчас представляется сохранение общечеловеческой интеллектуальной культуры вопрошания, интеллектуального интереса к смыслам за пределами политики и идеологии. Я полагаю, что интеллектуальное развитие личности должно быть открытой системой для восприятия развивающих интеллектуальных практик и эвристически ценной информации, источником которой являются культуры за пределами знакомого нам западного и русского мира (последнего в традиционном культурном смысле слова).
Что касается «послания» Дигнаги, то основной девиз его философии в актуальных терминах я бы могла сформулировать так: не мир определяет нас, а мы определяем мир, конструируя его с помощью нашего концептуального языка. Мир – это наш опыт в мире! Такая постановка вопроса резонирует с поворотом к человеку и человеческому опыту в современных когнитивных науках, инициированному знаменитой книгой «Отелесненный ум» Франциско Варелы, Эвана Томсона и Элеоноры Рош (1991). Сама же эта книга появилась как результат диалога между западными учеными, Далай-ламой и буддийскими монахами. Так что можно утверждать, что знакомство западных ученых с буддизмом уже оказало огромное влияние на развитие современной науки и, возможно, на дальнейшее направление её развития. И это только начало!
Дигнага и его философия проливают свет на другие аспекты теории и практики буддизма. В частности, Дигнага утверждает, что наш когнитивный опыт берет начало в неконструируемом, невербализуемом ощущении – это момент нашего чувственного опыта, который мы не успели «упаковать» в ментальные категории. Действительно ли такой момент случается в процессе разворачивания когнитивного акта – это вопрос, который, на мой взгляд, относится не только к ведомству эпистемологии восприятия (он имеет уже солидную историю), но может быть поставлен и перед нейронаукой. Ведь можно задаться целью установить, зафиксировать во времени момент, когда информация, поступающая по чувственным каналам, не задействует нейросети, связанные с языком и концептуализацией…
А.К.: Вы указываете на то, что характерной чертой философии Дигнаги, отличающей его от последователей всех брахманистских школ, является его отрицание экстралингвистической природы языкового знака. Расскажите, как данное положение отражается на языке Дигнаги? В чем заключается основная специфика его текстов? На каком языковом уровне она проявляется в наибольшей степени? Как это отражается на специфике чтения и восприятия его текстов?
В.Л.: Сочинение Дигнаги является апологетическим. Он ставит задачу опровергнуть концепции других школ логическими методами, которые этими школами разделяются – иначе критика была бы бесполезна. Оттого его язык не отличается от общепринятого логического дискурса, считавшегося нормой в среде индийских интеллектуалов того времени (середина 1 тысячелетия). Вместе с тем, Дигнага переосмысливает и переформатирует буддийский дискурс, переходя от диалектики и диспутологии к эпистемологии, иными словами, он ставит познание, когнитивную деятельность в центр буддийской «повестки дня». Проблема адекватного языкового оформлении этого опыта обсуждается в главах главного труда Дигнаги, в которых формулируется теория апохи – выражения значения слова через исключение противоположного, а не через отсылку к общему родовому свойству или универсалии. Например, если в брахманистских школах слово «корова» отсылало к свойству «коровности», присущему, как считалось, всем коровам, то в буддизме в восприятии коровы свойство, к которому отсылает слово «корова», – это не то, что объединяет всех коров, а то, что отличает данную корову от животных других классов, то, что не является не коровой, т.е. механизм апохи – двойное отрицание. В книге я лишь упоминаю эту сложную теорию, а не исследую ее специально.
А.К.: На Ваш взгляд, кому могли бы быть полезны учения Дигнаги, за исключением профессиональных исследователей его творчества?
В.Л.: Российским философам. Учение Дигнаги поможет расширить их кругозор, стимулировать новыми постановками известных вопросов, что позволит «освежить мышление» (выражение А.М. Пятигорского) по поводу философских проблем собственной традиции.
А.К.: Расскажите, работа над каким разделом оказалась для Вас наиболее увлекательной, а над каким – наиболее кропотливой.
В.Л.: Самым философски вдохновляющим был для меня текст учителя Дигнаги буддийского философа Васубандху (4-5 вв.н.э.) «Двадцатистишие», в котором формулируются основы философии виджнянавады, или йогачары, школы, утверждавшей сознание в качестве основы мира, который мы воспринимаем как независимый от нас. В трактовке идей Васубандху мне оказал неоценимую помощь мой индийский учитель, профессор Пунского университета (штат Махараштра, Индия), Прадип Гокхале. Он подсказал метафору галлюцинаций как ключ к объяснению позиции Васубандху в критике реалистических школ индийской философии, включая буддийские. В отличие от иллюзий, которые, как правило, имеют какой-то реальный субстрат (индийский пример: иллюзия змеи возникает в отношении веревки), галлюцинации не имеют субстрата вне сознания, то есть являются исключительно его продуктом. Так и наше восприятие внешнего мира есть продукт внутренней сознанию кармической эволюции, оно предопределено установками и схемами, которые мы создали и аккумулировали в ходе бесчисленных перерождений (можно сравнить это с архетипами Юнга, а также с антропным принципом и т.п.).
Самое увлекательное и самое трудное – историко-философская реконструкция той части «Главы о восприятии» «Прамана-самуччая-вритти», или «Свод инструментов достоверного познания с комментарием» (ПСВ I.1.), где излагалась концепция Дигнаги о свасамведане – феномене невербального самоотчета или самоосознания (адекватного перевода на русский язык этот термин не имеет) как второго или третьего аспекта момента непосредственного восприятия. Там он спорит с буддийской школой саутрантика, для которой каждый аспект - это отдельный момент в процессе восприятия.
Просто трудное и суперкропотливое – обширная полемика Дигнаги с санкхьей (ПСВ I.1.4)., разобраться в которой было бы совсем невозможно без отрывков из текстов ранней санкхьи, собранных венским профессором Эрнстом Штайнкелльнером, ведущим мировым экспертом по буддийской логике и эпистемологии, оказавшим мне неоценимую помощь в этих исследованиях.
