Таким невесомым обушок в руках Сергея ещё никогда не был. Мужики, Алёха с Фёдором, по очереди брали другой обушок, так же осторожно опускали его на стенку, что получилась от обвалившейся кровли, – будто не глыбу породы рубили тяжёлым шахтёрским обушком, а невесомо и бережно прикасались огрубевшими ладонями к степным первоцветам… Едва раздавался угрожающий треск, мужики останавливались, не дышали даже, ждали, когда Серёга – в каком-то своём отчаянном наитии – вздохнёт: – Идём дальше, мужики…
Серёга неслышно молился, – и Богу, и притихшей сейчас шахте, и даже умолял, заклинал эту нависшую над ними глыбу породы, чтоб не обвалилась совсем… и чтоб там, наверху, Наташка дождалась его, не ушла к своим…
И глыба породы вняла Серёжкиным мольбам – смилостивилась: вдруг страшно затрещала, пошатнулась, потом замерла на секунду и медленно упала в противоположную от завала сторону…
Темнота была и здесь, но казалась уже не такой беспроглядной кромешностью, а будто бы обещала где-то впереди свет. И пыль чуть осела, – можно было вдохнуть больше воздуха, но вдруг закружилась голова, по телу разлилась тягучая слабость. Сергей пошатнулся, провёл рукой по лбу, почувствовал холодную испарину: крёстный рассказывал, что так бывает, когда надышишься гремучим газом.
Фёдор тоже задыхался:
- Поняли, мужики?.. Дышать нельзя: рудничный газ по всему откаточному штреку. Надо к штольне двигаться.
- Чего ж не двигаться, если впереди завалов нет, – согласился Харламов.
А Сергей рукой махнул:
- Тише вы!
Мужики умолкли.
- Чего ты, Серёга? – удивился Фёдор.
- Не слышите? Мальчонка где-то плачет.
- Какой тебе мальчонка! Все давно поднялись, мы одни тут остались.
А плач приближался. Серёга окликнул:
- Васютка!
Всхлипы на секунду стихли. Послышался обрадованный ребячий голосок:
- Я это, дядя Сергей!
- И где тебя носило, пострелёнок?! Крапивой бы отстегать тебя! Почему с шахтёрами не поднялся? – Сергей легонько встряхнул малого за плечи.
Васютка снова горько заплакал:
- Дядя Сергей! Все вышли… А кони остались! А Огонёк, дядя Сергей… Он упал… и не встаёт!
Сергей не ответил. А Фёдор втихомолку выругался, – будто угадал Серёгино намерение:
- Задохнёмся мы здесь, Полунин! Выход в штольню искать в этой темнотище,– тоже время надо. Ну, какие теперь кони!
Плакал, всхлипывал Васютка, а Сергей холодел, думал, что и Наташка будет плакать, когда про коней узнает.
Хрипловато сказал:
- Мужики, надо выводить коней.
Алексей с сомнением головой покачал:
- Было бы светло…
- И как ты додумался, Алёха?!.. – насмешливо изумился Сергей. – Было бы светло, мы с тобой уголёк сейчас рубили бы, а не про то думали, как коней выводить. А сейчас нам не из чего выбирать: газа столько, что кони задохнутся, если их тут оставить.
Крупных завалов больше не было, но всё же добраться к лошадям было непросто. Тусклые шахтёрские лампы Серёжка вспоминал сейчас, как полуденное солнце…
Труднее всего было поднять Огонька, – так ласково ребятишки-лампоносы звали рыжего коня. Огонёк тихонько заржал, – понял, что ему помогают, приподнялся на полусогнутых передних ногах.
- Вставай, хороший мой, – Сергей обеими ладонями гладил Огонька.
И Огонёк, пошатываясь, поднялся. Сергей облегчённо перевёл дыхание: значит, не ранен… а упал, – оттого, что гремучим газом надышался…
Пока раздумывали, как вести к штольне ослабевшего Огонька, со стороны вспомогательного ствола расслышали знакомый грохот опустившейся шахтной клети. В свете безопасных шахтёрских ламп Сергей узнал Саню Елисеева и Андрея Туроверова – оба работали в горноспасательной артели.
-Мужики, не надеялись вас живыми видеть, – признались спасатели. – Иван Кудинов сказал, что видел, как вас завалило.
- И что, – небось, отца Владимира уже позвал к шахте? – мрачно съехидничал Алёха Харламов. – Знаю я его: даром, что ли, второй год пошёл, как Ванька на батюшкиной дочке женился!
- Давайте в клеть, – распорядился Елисеев.
- Погоди, Саня. Успеем. Давай коней поднимем. В первую очередь – его вот, Огонька. Нельзя их здесь оставлять, пока шахта не проветрится, – отравятся рудничным газом.
Спасатели в замешательстве переглянулись. А Полунин твёрдо повторил:
- Сначала коней грузим.
Туроверов присвистнул:
- Ну, ты, Полунин, додумался!.. А если тем временем ещё обрушение случится?
Сергей тяжело, исподлобья взглянул на Андрея:
- Ты вот что, Туроверов. Ты, ежели что, – поднимайся. Мальчонку вот прихвати с собой. А я не поднимусь, пока здесь кони остаются.
- Упорный, чёрт, – выругался Туроверов. – Что делать станем, Елисеев?
-А что делать, – коней грузить придётся, – хмуро бросил Саня.
… Почти за трое суток шахтной темноты сбились во времени. А на поверхности занимался рассвет. Серёжка зажмурился: под первыми лучами золотисто вспыхнул террикон. Фёдор с Алексеем рассказывали мужикам, как рубили породу, чтобы выбраться из завала. Сбежавшиеся ребятишки наперебой угощали коней хлебными корочками.
Кирюшин, управляющий рудником, пожал Сергею руку:
- За коней – Спаси Христос, Полунин. Зайти в контору.
-Захар Матвеевич, идти мне надо. Батя с маманей ждут… Наташка, – в несмелой, затаённой надежде сказал Сергей.
- Что ж, – понимающе улыбнулся Кирюшин. – Главнее жены, а особенно – шахтёрской, начальника нет, как ни крути. Иди, Полунин. Завтра с утра ждём тебя в конторе.
По дороге к дому Сергей часто останавливался. С удивлением замечал, что за это время, пока были в шахте, слух как-то обострился, и теперь он слышал, как ласково вздыхает Луганка, как деловито гудит шмель на прибрежном клевере, как перезваниваются вдоль дороги тоненькие свечечки жёлтого донника… И дым батиного табака различил, когда только подходил к своему двору.
Батя курил н крыльце. Наталья с полным ведром шла от колодца к летней кухне. Вдруг оглянулась, уронила ведро на спорыш… Шла к Сергею, не сводила с него глаз… И он тоже смотрел на Наташку, и оба они чуть слышно, как в детстве, молились: Господи, помилуй…
И Наталья поняла, почему прежде всех других слов её Серёжка с несмелой, чуть застенчивой улыбкой сказал:
- Наташ, а мы коней подняли… Огонька, Тумана, Василька…
Наташка прижалась к его груди. Серёжка тихонько гладил её волосы. Хотелось целовать их, да бати стеснялся…
Вечером Сергей с Натальей долго сидели на крыльце. Все слова были лишними: Сергей просто ласкал Наташкины пальчики, а она слушала, как стучит его сердце, и знала, что он ждёт, когда она скажет:
- Пойдём, Сергей…
И ей самой очень хотелось сказать ему эти простые, такие желанные слова:
- Пойдём, Сергей…
Но ожидание счастья – тоже счастье, и Наташке хотелось задержать его подольше. Сергей потянулся в карман брюк за папиросами. На Наташкины колени упал крошечный голубенький свёрточек. Сердце её почему-то забилось. Наталья подняла глаза:
- Серёж?..
- Платок это, – чуть застенчиво объяснил Сергей. – Ты разверни.
Крошечный свёрточек оказался большим шёлковым платком, – дорогим, видно. Светло-голубая нежность укрыла Наташкины плечи. По краям платка мягко колыхалась бахрома – чуть темнее платка.
-Серёжа!..
- Тебе выбрал… Самый красивый. Давно. В кармане носил… а отдать тебе не решался, думал, – не возьмёшь… не понравится, думал, раз… не любишь.
Наталья снова спрятала лицо на груди у мужа. От её слов он затаил дыхание:
- Если бы не любила, Серёженька… То и маленького у нас с тобой не было бы.
-Наташка!..
От нежности к Серёжке Наташкин голос прерывался:
- Ребёночек у нас будет, Серёжа.
… А в степи расцветала полынь. Всколыхнулся над Криничным горьковатый запах. Наталья повторила недавние Серёжкины слова:
- Полынь тоже цветёт, Серёженька.
Сергей поднял жену на руки и бережно понёс её в дом.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цветы»
