Праздник удался на славу. И не только обильные угощения отличали его. Дружеская мирная атмосфера вселяла в сердца благодать и освещала лица лучезарными улыбками.
Махидевран-султан и Хюррем-султан старались не смотреть друг другу в глаза, пробегая взглядами вскользь. Махидевран знала о коварных замыслах соперницы, Хюррем догадывалась, что соперница знает о её причастности к покушениям. Обе чувствовали неловкость, не желая выдавать себя в силу разных причин.
Всё хорошее быстро кончается, и торжество подошло к концу. Когда все встали из-за стола, Михримах-султан громко позвала братьев и Разие с Яхьёй, попросив задержаться.
- Такой великолепный праздник, я так рада, поздравляю тебя, Разие и желаю счастья, - с натянутой улыбкой сказала султанша. – Жаль только, что мало пришлось пообщаться. Если все вы не против, я приглашаю вас завтра к себе во дворец. Посидим по-семейному, пообщаемся. Ведь нам есть о чём поговорить, мы же не чужие люди. Вы согласны со мной?
Все радостно поддержали предложение и, довольные, разошлись.
Яхья, не выпуская рукИ Разие, тихо сказал:
- До завтра, моя любовь. Я с нетерпением буду ждать дня, когда нам не придётся расставаться.
- Теперь уже скоро, мой Яхья, совсем скоро, - ответила девушка, ласково освободив руку, и направилась в сторону своих покоев. Проходя по коридорам дворца, она вспомнила, что Яхья ничего не сказал в адрес её великолепных серёг. “Ну вот, никто и не заметил,” - разочарованно подумала она, не догадываясь, что эти украшения стали одним из мотивов задуманного преступления.
Назавтра приглашённые собрались во дворце Михримах-султан. В комнате, куда хозяйка попросила пройти гостей, было уютно и светло от множества зажжённых свечей. На большом круглом низком столе, застеленном расшитой золотом шёлковой скатертью, стояли фарфоровые тарелки. Тогда верили, что китайский фарфор особенно хорошо влияет на здоровье человека, поэтому пользовались только ими. Рядом с тарелками лежали ложки из слоновой кости с перламутром для жидких блюд. В золочёной посуде, накрытой крышками, томились ароматные блюда.
Напитки и фрукты стояли отдельно на софрах, круглых переносных подносах из серебра.
Гости приступили к трапезе. Михримах-султан, встав из-за стола, подошла к софре с напитками и, взяв бокалы с фруктовым компотом из инжира, стала сама подносить их каждому гостю, при этом радушно улыбаясь.
Во время трапезы говорить было не принято, но для Баязета это правило не существовало. Шустрый и импульсивный, он не мог молчать. Случилось то, что должно было случиться. Он подавился, застучал руками по столу, уронив тарелки с едой и бокал с напитком на пол, закашлялся и стал задыхаться. Сидящий рядом Яхья подскочил к парню со спины и встряхнул его, с силой сдавив грудную клетку руками. Затем взял свой бокал с компотом и поднёс ко рту приходящего в себя Баязета. В тот же миг к молодому паше подскочила Михримах-султан и выбила из его рук бокал с компотом. Все с удивлением посмотрели на султаншу, а она, заметив пристальное внимание к себе, начала оправдываться:
- Простите, Яхья-паша…я случайно…я испугалась…Баязет не любит инжировый копот…
Когда все успокоились, прибежавшие служанки принялись за уборку, Яхья глянул на пол, куда упал его стакан и увидел, как мокрое пятно на ковре медленно окрашивается в ярко-синий цвет. Яхья поднял голову и пристально посмотрел в глаза Михримах. Не выдержав его проницательного взгляда, султанша стала нервно моргать ресницами и обводить глазами братьев, хрустя пальцами рук.
От Разие не укрылась суть происшествия. Она с ужасом поняла, что её сестра хотела отравить её жениха.
Вежливо попрощавшись, Разие и Яхья изъявили желание отправиться домой, объяснив поспешный уход плохим самочувствием из-за переживаний за Баязета. Разие настояла, чтобы с ними вернулся в Топкапы и Мустафа.
Прощаясь с невестой, Яхья, взяв её за плечи, с беспокойством заглянул в глаза и произнёс:
- Опасайся своей сестры, Разие, она готова на всё.
- Это был яд, Яхья?
- Да, тот самый яд, которым были пропитаны стрелы, угодившие в Феттаха-пашу и в тебя.
- Я не удивляюсь, но как убедить Мустафу не доверять Михримах.
Молодые люди, ещё немного поговорив, расстались с надеждой на скорую встречу.
Разие не стала скрывать от матери произошедший во дворце Михримах-султан инцидент.
Махидевран, сжав кулаки, порывисто ходила по комнате и негодующе говорила:
- Дочь точная копия своей матери. Может быть, и пострашнее. Она действует более изощрённо, чем её мать. Она решила лишить жизни не тебя, а человека, которого ты любишь, чтобы наслаждаться твоими страданиями. Ох, Разие, хватит ли мне сил уберечь вас с Мустафой?
- Я всё вижу и понимаю, мама. У нас с тобой много сторонников, дай Аллах, все вместе мы сумеем защитить брата. Ведь их попытки пока заканчивались провалом.
- Пока, Разие, пока…- задумчиво проговорила Махидевран.
Дальнейшее пребывание во дворце султана Сулеймана было более спокойным и мирным.
Разие с Махидевран ежедневно приходили в покои валиде-султан, чем очень радовали её. Все женщины подолгу беседовали на приятные женские темы, пили шербет и ели сладости.
Почти каждый день во дворец с разрешения повелителя наведывался Яхья, и они с Разие долго гуляли по аллеям дворцового сада. Они мечтали о будущем, Разие читала свои стихи, чем приводила молодого человека в неописуемый восторг.
Одним ранним утром, когда гарем ещё досматривал свои сны, коридоры дворца пронзил вопль о помощи: ”Бегите, позовите лекарей, ну скорее, скорее, не стойте…” Это был отчаянный крик Дайе-хатун.
Едва забрезжил рассвет, она, как обычно, тихонько вошла в покои госпожи проверить, как та провела ночь, не нужно ли её укрыть или поправить подушки. Осторожно ступая по мягкому ковру, служанка подошла к постели госпожи и обратила внимание, что та неестественно свесила голову с подушки. “О, Аллах. Аллах, опять госпожа не могла долго уснуть, видно, крутилась, а может, сон плохой увидела”, - подумала Дайе, осторожно подсовывая подушку под голову женщины. “Тише, спите, спите,” – заботливо приговаривала она шепотом.
Но госпожа никак не реагировала на действия служанки, голова её безжизненно скатилась с подушки. Дайе в панике стала нащупывать пульс валиде, как учили лекари, трогать руки, прикладывать голову к груди, пытаясь услышать бьющееся сердце. С ужасом Дайе поняла, что султанша не реагирует на прикосновения. Валиде-султан была без сознания. Дайе, подбежав к двери и с силой распахнув её настежь, дико закричала, призывая на помощь.
Лекари, пытаясь сделать всё возможное, несколько часов боролись за жизнь валиде-султан. Столпившиеся у дверей многочисленные родственники госпожи плакали и просили Всевышнего сохранить жизнь их любимой валиде. Тщетно взывал к матери султан Сулейман, моля её не оставлять его одного в этом мире. Мать впервые не слышала слов сына, не видела его слёз и не могла утешить. Валиде-султан была на пути к своему Селиму, который уже послал ей навстречу прекрасного белогривого коня.
Не приходя в сознание, великая валиде Айше Хафса–султан покинула этот Мир.
Боль и скорбь султана Сулеймана невозможно было выразить словами, разве что виршами почитаемого им поэта Джалал ад-Дина Руми, похожими на стенания:
“О, друг души моей, мой милый друг, ты без меня не уходи, со мной останься!
С тобой мне мил и этот мир и тот, со мной останься!
Не оставайся в мире без меня, не оставайся!
Ты без меня коня не погоняй, останься!
О, губы, вы не пойте без меня, глаза, вы не глядите без меня,
Мой друг, не уходи ты без меня. Уйдешь - не будет жизни без тебя, останься!
Покуда смерть следит за мной, бегу перед её клюкой, как мяч, что гонят игроки.
Из глаз меня не упускай, останься!
Ты – ясный месяц, я – глухая ночь. Мы рядом на бескрайнем небосводе. Не покидай меня…останься…”
Дворец Топкапы погрузился в траур. Не было человека, который бы искренне не оплакивал валиде-султан. Одни её уважали, другие боялись, третьи благоговели перед ней, но объединяла всех любовь к великой госпоже.
Будучи справедливой, она ни разу не вынесла незаслуженного наказания. Свято почитая и соблюдая традиции и обычаи гарема, она смогла на долгие годы установить в нём беспрекословный порядок. Велики её благотворительные дела. А, главное, она, Хафса, львица, что в переводе означало её имя, воспитала и смогла посадить на трон своего львёнка, Сулеймана, будущего достойнейшего правителя Османской империи, султана Сулеймана Кануни.
Произведя все положенные церемониальные действия и отдав последние почести, валиде Айше-Хафсу-султан похоронили в мавзолее мечети её мужа Явуза Селима.
Ничто не задерживало более во дворце Топкапы Махидевран-султан и её детей. Свадьба, естественно, была отложена. Да о ней никто и не вспоминал, Разие пребывала в сильной тоске по утрате родной любимой и близкой ей души, бабушки.
Простившись со всеми, Мустафа, Махидевран-султан и Разие вновь отправились в путь, в Манису. Безутешный повелитель, однако, пообещал дочери, что в ближайшее время назовёт точную дату отложенной свадьбы. На том и расстались.
Тепло попрощались Разие и Яхья, пообещав часто писать друг другу и, по возможности, встречаться.
Маниса встретила кортеж своего правителя такими же восторженными криками, несмотря на долетевшее до них известие о трауре во дворце Топкапы.
Усталые и хмурые, Махидевран и Разие вошли в ворота гарема. Не успев пройти по коридору и нескольких метров, они увидели Айше-хатун, радостно спускающуюся по ступенькам лестницы с этажа фавориток.
- Прошу прощения, добрый день, Махидевран-султан, Разие-султан, я очень рада вашему возвращению.
- Здравствуй, Айше-хатун, - ответила Махидевран-султан, неодобрительно посматривая на сияющее лицо наложницы сына. – Иншалла, не случилось ничего дурного, что ты так резво выскочила нам навстречу?
- Простите мою несдержанность, Махидевран-султан, но случилось, только не дурное, а хорошее, очень хорошее. Дай Аллах, моё известие разбавит Вашу печаль радостью, - говорила Айше, поняв, что повела себя неподобающе.
Махидевран и Разие остановились и внимательно посмотрели на хатун.
- Говори, - разрешила ей султанша.
- Я беременна! Три дня назад мне стало плохо, лекарша осмотрела меня и сказала, что у меня будет дитя, - еле сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, ответила Айше.
Махидевран и Разие переглянулись и посмотрели на подошедшую калфу.
- Это так, Махидевран-султан, простите, что не успела доложить Вам благую весть, Айше-хатун такая прыткая, опередила меня, - сказала, извиняясь, калфа.
Но Махидевран-султан уже её не слышала. Подойдя к Айше, она всё же улыбнулась и сказала:
- Молодец, девочка! Надеюсь, ты понимаешь, какая ответственность лежит на тебе, ты носишь ребёнка шехзаде Мустафы. Береги его, остерегайся всего, что может навредить ему. Отныне ты будешь жить в отдельных покоях, к тебе будут приставлены служанки, которые помогут тебе во всём. Дай Аллах, скоро на свет появится здоровый долгожданный малыш. Аминь!
Все, находящиеся рядом, также сказали “Аминь!”
Во дворец Топкапы полетело известие, что шехзаде Мустафа скоро станет отцом. Получив письмо из Манисы с благой вестью, повелитель впервые после смерти матери улыбнулся.
Радостная новость уменьшила скорбь по ушедшей валиде-султан. Мать и дочь, вспомнив, что Айше узнала о беременности примерно в одно время с кончиной госпожи, решили, что сам Аллах послал им утешение. А Разие, будучи романтической натурой, подумала, что, возможно, в будущего малыша вселится душа её незабвенной бабушки. От этих мыслей ей стало легче на душе.
Мустафа тоже обрадовался благой вести, но, пожалуй, главное, в описании его эмоций, слово “тоже”. Возможно, потому, что к нему не пришло ещё чувство отцовства, или потому, что Айше-хатун не заполнила его разум и сердце любовью, шехзаде отнёсся к известию о беременности хатун сдержанно. Он, конечно, улыбался, принимал поздравления, поцеловал с благодарностью в лоб Айше, но сразу же поспешил с инспекцией на городской рынок, не дождавшись даже, пока женщины покинут его покои.
Инспекции всегда проводились тайно, поэтому шехзаде, не желая быть узнанным, надел сверху на кафтан широкий плащ с капюшоном. Рядом с ним, слева, шёл Ташлыджалы, по правую руку Феттах-паша. Шехзаде не любил окружать себя многочисленной охраной, поэтому ограничился четырьмя переодетыми воинами.
Пройдя по рядам, заглядывая на лотки торгующих людей, группа инспекторов зашла в самое оживлённое место базара. Вдруг неожиданно, откуда ни возьмись, сзади на охрану налетели двое людей в чёрных масках и посшибали двоим охранникам головы, других ранили, открыв себе путь к шехзаде. Моментально сориентировавшись, Феттах-паша закрыл собой Мустафу, выхватил саблю и полоснул по животу одного из бандитов. Второй, не ожидая ярого сопротивления, успел ударить пашу кинжалом и пустился наутёк. Ташлыджалы в это время, выхватив саблю, закрывал собой шехзаде со спины.
Казалось, врагу удастся скрыться, но не тут-то было. Невысокого роста юноша, наблюдавший нападение, ловко заскочил на один из столов, составляющих ряды, сделал длинный прыжок, обхватил ногами шею убегавшего бандита и повалился с ним на землю. Тут же к ним подоспели раненые охранники и схватили обоих.
Мустафа приказал отвезти раненого Феттаха-пашу во дворец, пленника - в подземные казематы. Затем подошёл к вставшему и отряхивающему с себя пыль и грязь парню. На шехзаде произвели сильное впечатление виртуозные молниеносные действия парня, поймавшего бандита. Преисполненный благодарности, он подошёл к нему и со словами “Ты достоин награды, мой юный искусный защитник” резко дёрнул на себя и обнял его. Но в тот же миг оттолкнул и в изумлении произнёс:
- Ты женщина?
Мустафа, искушённый в женских прелестях, обняв парня, почувствовал вместо крепкого торса мягкую тёплую женскую грудь, какую чувствовал, обнимая своих наложниц.
Парень, раздосадованный разоблачением, опустил свои большие серые глаза и произнёс:
- Твоя правда, женщина.
Затем снял шапку, выпустив спрятанные под ней густые средней длины каштановые волосы.
- Кто тебя научил таким приёмам, хатун? – спросил шехзаде, всё еще ошеломленный ситуацией.
- Жить захочешь, научишься, бей, - коротко ответила девушка.
- Почему ты оказалась на улице в таком виде? У тебя есть дом, родители? Как тебя зовут? – продолжал интересоваться Мустафа.
- Думаю, история моей жизни будет тебе неинтересна, бей. Дом у меня повсюду, где тепло и сухо, а родители, может, и есть, да только я их не знаю и знать не хочу, как и они меня, имя я сама себе придумала, Дианой зовусь, - с горечью произнесла хатун и, улыбнувшись во весь рот, сверкая белоснежной улыбкой, добавила: - Так что я сама себе и мать, и отец, и друг сердечный.
- Вот она, попалась, голубушка, держи её, - раздался за спиной собеседников визгливый крик. Оглянувшись, они увидели, что с другого конца рынка к ним направляется толстопузый торговец, ковыляя своими короткими кривыми ножками.
Девушка дёрнулась, чтобы убежать, но стоящий рядом Ташлыджалы крепко ухватил её за руку.
- Стой, бей, - остановил торговца Мустафа, - что тебе надо от этой девушки?
- А-а, нашёл девушку, воровка она, а не девушка, лепёшку у меня украла, - закричал толстопузый и рванулся с кулаками к Диане, отталкивая шехзаде.
- Успокойся, бей, - схватил его за грудки Мустафа.
- Ох ты, защитничек нашёлся, сам, поди, такой же, а, может, шайка у вас? – голосил торговец.
Мустафа снял капюшон, раскрыл полы плаща и грозно произнёс, взявшись за висевшую на боку саблю:
- Перед тобой шехзаде Мустафа, презренный раб!
Торговец, всё поняв, упал ниц и стал просить прощения.
- Пойди прочь, чтоб я тебя не видел. С завтрашнего дня будешь отдавать часть испечённого хлеба в приюты обездоленных детей. Это моя воля! – гневно сказал Мустафа.
- Слушаюсь, - испуганно ответил торговец и, попятившись, ушёл вглубь рынка.
