Груне очень захотелось проведать могилу мамы, но было уже поздно и идти было далековато… Тогда девочка вспомнила, что ещё ничего не ела сегодня и переключилась на приготовление ужина. Но всякий раз когда газеты внезапно попадались ей на глаза - по её телу пробегали мурашки. В очередной раз она не вытерпела, сгребла их в охапку и засунула под кровать, чтоб глаза не мозолили. Но как только она погасила в избе свет за окном стало происходить что-то странное… Девочкой овладела такая жуть, как в том году, когда маму только похоронили… Ей казалось, что за единственным окном кто-то стоит… заглядывает во внутрь, ищет девочку и как только найдёт… Тут же съест, как тех коров на ферме…
Она решила крепко зажмуриться, чтобы поскорее уснуть и не думать о страшном, но перед глазами замелькали пожелтевшие страницы старых газет и заметки химическим карандашом.
«Самсона убил зверь…» «Клуб сгорел потому что я его поджог… ведь в нем поселился зверь»
Внезапно что-то словно царапнуло по стеклу… Груня не выдержала, соскочила с печи и выбежала из дома в ночную темноту. Она бежала сломя голову и не разбирая дороги. За спиной ей чудились шаги…
Топ-топ-шииирк… Она не знала кажутся ли они ей или на саком деле за ней кто-то гнался, обернуться было очень страшно.
Она прибежала к дому учителя и забарабанила в дверь. К ней вышел заспанный Эдуард Васильевич, но как только он увидел кто к нему пришел - его сон тут же улетучился.
- Входи, входи, Игнатьева.. холодно же! - он приобнял её за плечо и завёл в свой дом.
Дома у него был ещё хуже чем у Груни, не изба, а сарай с печкой и кроватью. Вместо стола у окна стояла старая бочка, вместо стула - высокий пенёк. Только его брючный костюм и пальто, в котором они ходил на работу, висели аккуратно над кроватью на вешалке. Учитель всегда выглядел опрятно и ухоженно, что нельзя было сказать о его доме. Мужчина не стал расспрашивать ученицу, что там у неё произошло, он вылил ей в кружку остатки заварки из шиповника и смородиновых листьев, кинул кубик сахара… Груня почти год не ела ничего сладкого, и этот приторный чай показался ей ужасно вкусным! По всему телу сразу разлилась убаюкивающая нега, нервы тут же расслабились.
- Ну что, полегчало? - с улыбкой спросил Эдуард Васильевич.
- Ой.. да! Спасибо за чай… Вы извините, что я так… среди ночи...
- Да ничего… ничего... Мне даже приятно, что из всех оставшихся здесь ты в помощь выбрала именно меня! - мужчина не прекращал улыбаться. С удивлением для себя, Груня заметила, что улыбка очень идет этому обычно хмурому человеку… И если бы не мелкие морщинки в уголках глаз и… эти залысины на лбу, то... он бы был даже красив!
- Ну, ладно, Игнатьева, раз ты в порядке, давай укладываться спать. Мне вставать рано!
- Ой, - снова сказала девочка. - Я домой лучше…
- Нет-нет- нет! Никуда я тебя не отпущу в таком состоянии! Тем более ночь на дворе! Что ж ты там плутать среди развалин будешь?
- Почему ж плутать? - удивилась Груня.
- А потому что там темно… заблудиться на раз-два можно!
- Так я дорогу знаю то… - попыталась убедить его девочка.
- Ну, знаешь-знаешь... И знай дальше! Да только в темноте и знающий заплутает... Хватит переговариваться. Марш в кровать!
Это был первый раз, когда Груня ночевала в доме учителя.
Потом были и другие разы, а к лету учитель и вовсе перебрался к Груне в дом. Она была не против. Он сразу всё отремонтировал, разобрал старую печку в пол кухни и построил маленькую, но которая греет в разы больше, а дров в неё меньше надо. Дверь починил, порог починил, под окном огородик небольшой организовал.
За дровами ходил, в город за мукой и сахаром ездил раз в три месяца, когда зарплату ходил получать. Груня ещё не до конца понимала что происходит в её жизни и какое место в ней занимает этот взрослый дяденька, но она видела как он старается ей угодить, как ласково стал смотреть. От былого строго педагога не осталось и следа! Во всех этих новых эмоциях девочка совсем забыла об архивных находках, о тоске по матери… И ночью под окнами больше никто не ходил… Пока не родился Юрочка.
