Найти тему

«Я взглянул окрест меня». Что мы видим окрест себя и что мы видим в сердце своём

Изображение взято из открытых источников
Изображение взято из открытых источников

В 2022 году исполнилось 220 лет со дня смерти выдающегося русского писателя и философа Александра Николаевича Радищева (1749-1802). Для российского читателя он известен как автор книги «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790). За революционные идеи, высказанные в книге, он был приговорён к смертной казни, заменённой Екатериной II ссылкой в Илимский острог в Сибири. Через двести с лишним лет его книга, давно устаревшая по языку и содержанию, удивительно современно звучит по духу сострадательного пафоса, обращённого в защиту всех униженных и оскорблённых.

«Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвлена стала. Обратил взоры мои во внутренность мою – и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто оттого только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы. Ужели, вещал я сам себе, природа толико скупа была к своим чадам, что от блудящего невинно сокрыла истину навеки? Ужели сия грозная мачеха произвела нас для того, чтоб чувствовали мы бедствия, а блаженство николи? Разум мой вострепетал от сея мысли, и сердце моё далеко её от себя оттолкнуло. Я человеку нашёл утешение в нём самом. «Отыми завесу с очей природного чувствования – и блажен буду». Сей глас природы раздался громко в сложении моём. Воспрянул я от уныния моего, в которое повергли меня чувствительность и сострадание; я ощутил в себе довольно сил, чтобы противиться заблуждению; и – веселие неизречённое! – я почувствовал, что возможно всякому соучастником быть во благодействии себе подобных».

В этих словах сокрыта трагедия Радищева: его изломанная жизнь, арест и смертный приговор, ссылка в Сибирь, возвращение и угроза новой ссылки и, наконец, трагический уход из жизни. Воспитанный на просветительских идеях 18 века, он хотел при помощи разумного и чувствительного слова вразумить заблудших, направить их на путь истинный, достучаться до их сердец. От сотворения мира это никому не удавалось, и попытка Радищева заранее была обречена на провал. Ну, а последствия не заставили себя ждать. Современники его не услышали, а будущее трансформировало его идеи в такое кровавое месиво, что вряд ли приняла бы сострадательная душа «первого русского революционера».

Всё – от человека. В этом надежда человечества – и безнадежность. Если всё действительно зависит от человека, то достаточно разума и доброй воли, чтобы изменить этот мир, сделать его лучше, добрее и справедливей. Но не хватает разума, и наряду с доброй волей существует воля злая, и мир никогда не будет совершенен. И слово сострадания будет наказываться, как преступление, а в лучшем случае голос сострадающего станет гласом вопиющего в пустыне. А посему – не стоит пробивать лбом стену, принимай этот мир таким, каков он есть, приспосабливайся к нему и глуши неуёмный голос своего сердца.

И всё-таки голос Радищева доходит сквозь века. «Какая польза государству, что несколько тысяч четвертей в год более родится хлеба, если те, кои его производят, считаются наравне с волом, определённым тяжкую вздирати борозду? Или блаженство граждан в том почитаем, чтобы полны были хлеба наши житницы, а желудки пусты? Чтобы один благословлял правительство, а не тысящи? Богатство сего кровойпийца ему не принадлежит. Оно нажито грабежом и заслуживает строгого в законе наказания...»

Двести лет назад Радищев страстно поднял голос против рабства, против торговли людьми. «Зверь лютый, чудовище, изверг!» – бросает он в лицо всесильному помещику, выведшему на торг своих крестьян. Но более всего его возмущает равнодушие окружающих, равнодушие всех россиян к позорищу, которое творится на их земле. «Окаменелые сердца!» – взывал он. Как могут они спокойно принимать эту несправедливость? Знал бы Александр Николаевич, что рабство и торговля людьми через двести лет снова воцарятся на российской земле. И снова то же самое равнодушие будет потворствовать этому злу. Сколько судеб было поломано в святые 90-е и позже. Зло вроде бы ушло, но горькая память осталась.

«Я взглянул окрест меня»– и что же ты видишь? Мелькание реклам, яркие полки магазинов, пробег иномарок? Наверное, и в 18 веке были свои прелести цивилизации. Но сострадающее сердце смотрело дальше и глубже и сумело за мишурой разглядеть страдающего человека. И не смогло принять зло и несправедливость, а когда все возможности борьбы были исчерпаны – перестало биться.

В наше время зло и несправедливость как будто узаконены в мире. Если 200 лет назад эти явления казались временными, подлежащими исправлению и искоренению на основах гуманизма, постоянного развития науки и техники, меняющих жизнь человека, положительного изменения самого человека в результате передовых идей, то сегодня возникает ощущение, что зло и несправедливость не только не исчезают в мире, но как будто приобретают особенную силу, стараясь уничтожить последние остатки гуманистического мировоззрения, вытравить в человеке всё человеческое.

Люди ясно видят, что никакой прогресс не спасает их от ужасов войны, от несчастий и страданий, от болезней и смерти, что невозможно богатство и процветание для всех, что богами на земле чувствуют себя единицы, а большинство людей подвержено всем перипетиям зыбкого земного бытия.

Жизнь усложнилась, общечеловеческих проблем стало больше, и возникла реальная угроза ядерной катастрофы.

Технологическое развитие, на которое просвещённые умы уповали ещё сто лет назад, не только не оправдало главных надежд человечества на всеобщее достойное существование, хотя и могло бы это сделать при другом нравственном состоянии общества, но оно и самого человека не преобразило в лучшую сторону. Где же те сострадательные сердца, на которые так надеялся А. Н. Радищев, способные изменить и натуру человека, и весь мир.

Между тем каждый испытывает огромную потребность в любви, сочувствии и сострадании. И как говорил апостол Павел: «Если я имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, что могу и горы переставлять, а любви не имею – то я ничто».

-2

Разрушенный Карфаген

На деревню дедушке