Саня склонил лицо к вербовым веточкам. Белые пушинки пахли ранней весной, а ещё – свежей чистотой угля. Вспомнил: когда они днём разговаривали с Любашей, у здания шахтного спуска-подъёма курили мужики. Один из них внимательно, с интересом поглядывал на них с Любашей, Потом прошёл к шахтоуправлению, на ходу снисходительно улыбнулся Любе:
- Благополучной смены, Любовь Андреевна!
Любаша кивнула ему, а Саньке на секунду показалось, что она слегка покраснела…
А сейчас Саня почувствовал, как сам жарко вспыхнул: вдруг впервые подумал, что Любаша взрослая… а он – пацан, студент-третьекурсник… И она не хотела, чтобы кто-то в посёлке знал об их встречах, – будто стеснялась их…
Потом свет в окнах Любашиного дома погас. Саня не заметил, как уронил вербовые веточки.
Дня через три они с Любашей снова встретились во дворе шахтоуправления. Люба ждала его в тополиной аллее. Негромко окликнула его, когда они с мужиками шли к остановке шахтёрского автобуса:
- Сань!
Проходчик Серёга Дрёмов понимающе ухмыльнулся, предупредил Саню:
- Смотри, малый! С Любкой осторожнее. А то – как бы Демидов, новый начальник участка внутришахтного транспорта, уши тебе не пообрывал… чтоб ты на взрослых тёток не заглядывался.
Любаша грустновато улыбалась:
- Ты с каждым днём всё больше на шахтёра становишься похож.
Санька щёлкнул зажигалкой, закурил:
- Видно, не очень… я на шахтёра похож. Есть такие, что больше похожи.
Люба вздохнула:
- Значит, я правильно поняла. Ты приходил ко мне… в ту ночь?
- Когда ты за Танюху дежурила… дома? – насмешливо уточнил Санька, а у самого в глазах темнело от обиды.
-Сань!.. – Люба вдруг смахнула с ресниц набежавшие слезинки. – Сань, мне ведь двадцать пятый пошёл…
- И что? – Саня сощурился сквозь сигаретный дым.
- Сань, а тебе лишь семнадцать…
- Ну?..
Любаша никогда не была такой беспомощно-виноватой:
- Мне замуж надо выходить, Сань. Ребёночка рожать пора… А твоё дело – с девчонками. Я же видела, сколько там у вас красивых девчонок. Даже заметила, как одна – синеглазая такая – смотрела на тебя…
Саня остановился, взял Любашу за плечи:
- Да не в синеглазых девчонках дело, Люб. Всё проще: я ж не начальник участка внутришахтного транспорта… А студент-практикант.
-Как же ты мне нравишься… студент-практикант! – горько призналась Любаша. – Знал бы ты… как нравишься мне. Я влюбилась в тебя, как девчонка-школьница… Я забыла, сколько мне лет. Вот только ты, Сань… Я знаю, как тебе было хорошо со мной. Но через пару лет ты к этому привыкнешь… перестанешь замечать, – понимаешь?.. – И больше замечать тебе будет нечего. А тебе, такому славному мальчишке, любовь нужна, – на всю жизнь. – Любаша поправила воротник Санькиной куртки: – Ты обязательно будешь счастлив. Иди, а то на автобус опоздаешь.
Саня шёл к автобусной остановке, а она смотрела ему вслед, ладонями придерживала разлетающиеся под ветром золотистые волосы…
Каждый спуск в шахту для практиканта Гончарова по-прежнему оставался ожиданием секундной невесомости. Но невесомость эта была особенной – не от взлёта в высоту, а от спуска на почти километровую глубину, в полумрак забоя. Космосом забой казался Саньке лишь а первый день. И то, – вовсе не потому, что есть много общего между работой на околоземной орбите и… в подземных горных выработках, где бывали такие места, что освещались только лампами на шахтёрских касках. После секундной невесомости в шахтной клети Санька чувствовал невесомость всю свою первую смену – потому что там, на-гора, на спуске-подъёме работала Люба Ивлева… И они с Любой… В общем, у них была своя невесомость – тайная, одна на двоих. А теперь оказалось, что там, наверху, невесомости не бывает.
И всё равно, Саньке с каждым днём всё больше нравился забой. Саня не замечал, как часто в мыслях обращается к Алёнке, самой синеглазой девчонке, – не только на первом курсе, а во всём колледже… а, может, и в мире. Когда у Саньки что-то получалось – так хорошо, что у самого захватывало дух, он чуть небрежно, совсем неразличимо, шептал:
- Поняла, малая?.. Здесь у нас вот так! Не в вашем детском саду.
А Алёнка радовалась, что уже вторую неделю её никто не спрашивает про оставшихся в детском саду куклах… Радовалась, и… считала дни до возвращения третьекурсников с горной практики, потому что в коридоре было пусто, и сердце не замирало от Санькиного насмешливого голоса…
И мальчишки, Тимка с Димкой, тоже ждали конца месяца – того дня, когда Алёна ответит им.
А у Саньки всё чаще как-то тревожно стучало сердце: а вдруг Алёнка всё-таки выберет, – одного из них… Когда они оба, Тимка и Димка, влюблены в неё, это по-детсадовски забавно. А если останется один, – тот, кого она выберет?..
Санька злился, отмахивался от своих детсадовских мыслей: ещё не хватало, – на третьем курсе!.. во время подземной шахтёрской практики страдать из-за какой-то первокурсницы!..
Понятно, если из-за Любаши переживать! Но Санька вызывающе не отвёл глаза от чуть насмешливого взгляда начальника участка внутришахтного транспорта Демидова. Проводили осмотр подземного электровоза, что работал на контактной сети. Демидов говорил снисходительно, а в глазах мелькало удивление:
- Разбираешься. Отличник, что ли?.. Не похож вроде.
Санька задрал нос: отличник! ещё чего! – А с языка чуть не сорвалось: – Сам ты… отличник! Любаша таких не любит!
Саньке даже показалось, что Любаша тоже уже поняла, что она таких не любит, – как Демидов этот.
А в самый последний день практики в шахте Санька заметил, как заискрил силовой кабель. И в этот же момент раздался тревожный голос горного мастера:
- Газоанализаторы зафиксировали превышение допустимого уровня метана!
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»